Любимцы Богини - Трошин Владимир Васильевич. Страница 4

Бобылев о браке и тем более о его преимуществах никогда не задумывался. Он был выше меркантильных интересов своих одноклассников и их родителей…

Снизу послышались голоса. Двое крепких мужиков средних лет, неторопливо переговариваясь, размещали на нижних местах свой багаж, на котором болтались аэрофлотовские бирки.

«Хабаровск полчаса назад проехали, остановок не было, откуда они?» – задался вопросом Василий.

«Скорее всего, опоздали, сели в последний вагон, а потом тащились через весь состав. Что им нужно в моем купе, вагон-то пустой?» – с раздражением подумал он и отвернулся к стенке.

Что было еще? Встреча с родным городом. Когда-то на его месте были поселения древних вятичей, самых необузданных и свободолюбивых славян. Киевским князьям, потребовалось несколько десятков лет, чтобы покорить их. На их землях, на границе леса и «Дикой степи» заложил былинный князь Владимир сторожевой город для защиты земли Русской. Построенный на пересечении торных дорог набегов кочевников, Моравском, Изюмском и Кальмиусском шляхах он первым встречал направлявшиеся в русские земли кочевые орды. Столетиями волны степных кочевников: торков, берендеев, печенегов, половцев, татар и ногаев, сменяя друг друга, накатывались на его стены, оставляя за собой пепелища посадов, изуродованные тела защитников. Не каждый мог стать жителем сторожевого города. Только удальцы, бесшабашные головы могли противостоять повседневным опасностям. Где их наберешь? Поэтому ворота города всегда были открыты тем, кому нечего было терять – беглым холопам, отчаянным и лихим людям. Ворам, как их называли в те времена. Это они, с весны до осени, пропадали в степи, карауля врага. Столбы дыма и свет огня, зажженных ими костров, передавая эстафету от сторожи к стороже предупреждали город о появлении конных разъездов степняков. Заметив вспышки костров, в городе поднимали тревогу и отряжали гонцов в другие городки для сбора войска. Русские конники ураганом налетали на успевших взять полон степняков, рубили их и освобождали пленных. Но чаще сил не хватало. Защитники города понимали, что они должны погибнуть, но во что бы то ни стало задержать врага. Так было, когда город осадили несметные полчища эмира Османа, коварного и умного полководца беспощадного азиатского владыки Тамерлана. В Москве уже надеялись только на Бога, день и ночь ходили крестным ходом вокруг Кремля. Сдайся город, не выиграй он своим сопротивлением нескольких суток, неизвестно, существовало бы дальше нарождающееся Российское государство. Через несколько дней захватчики стерли с лица земли маленький городок, но время было выиграно. Гонцы принесли завоевателю неутешительные вести. Тамерлан повернул назад.

После каждого такого набега город отстраивался заново, заселялся новыми жителями. Только к концу восемнадцатого века, когда Россия покорила Крым, закончилась его трудная, полная бесчисленных жертв служба.

Каждый приезд в родные места переживался Василием заново. В не чуждой сантиментам душе лейтенанта, этим событиям отводилось особое место. Несмотря на то, что поезд приходил почти в семь часов утра, он вставал очень рано, часа в четыре, и все это время неотрывно стоял у окна в пустом коридоре вагона, стараясь не пропустить ни одной приметы приближающейся желанной встречи. Наконец, внизу медленно проплывает с застывшими над водной гладью фигурками рыбаков стальная в лучах утренней зари, лента реки. Домов почти не видно. Они скрыты зеленью деревьев, среди которых там и здесь розовеют кирпичом полуразрушенные стены многочисленных церквей, над которыми возвышается белокаменной статью единственный действующий в городе Вознесенский собор. Из-за ограды храма виднеется маковка древней часовни, построенной на месте захоронения воинов, защищавших город от орд Тамерлана.

«Вон там, за поворотом, дорога к моему дому, от берега всего минут десять», – и в голове мысленно оживает все то, что стало ему близким за годы детства. Родной город всегда встречал тишиной, непривычной для жителей больших городов. Вот он, жадно вдыхая, как казалось ему, особенный, только здесь бывающий воздух, неторопливо идет по улице, знакомой от самого большого дома до самого мелкого камушка. В рабочий день улица пустынна, и постороннему может показаться, что никому до него нет дела. Но Василий знает, там, в глубине этих деревянных и кирпичных домиков, в полумраке комнат с низкими потолками, через окна, с покосившимися и почерневшими от времени резными наличниками, следят за ним слезящиеся глаза доживающих свой век стариков и старух. Не перечислить всего того, что они видели за свою долгую жизнь. Может быть, это новоселья в только что срубленных домах новой улицы, пьяные куражи мастеровых с «чугунки» по выходным, кумачовый разгул обеих революций. А может, это хмельные и нагловатые физиономии казаков Мамонтова, поящих своих коней возле колодца, которого давно уже нет, жуткая казнь красного комиссара, привязанного ими к пущенным вскачь лошадям, суровые будни первых пятилеток. Их память сохранила черный раструб репродуктора, вещающего голосом Молотова о вероломном нападении фашистской Германии, немецкого солдата, прикрывающегося ребенком от штыка нашего пехотинца, дикие, непрекращающиеся бомбежки, безумную радость победы. Все было: и послевоенный голод, и триумф полета Гагарина. А сейчас видят его: «К Нинке Бобылевой старший сын приехал!».

Вот и родной дом! Калитка ворот закрыта на засов. Стучит в окно. Неужели никого нет? Дергается занавеска. От сердца отлегает. Через секунду в окне мелькает растерянно-радостное лицо матери:

– Сейчас, сейчас открою!

Скрипит дверь калитки, и мать обнимает его.

– С приездом! – говорит она и, вытирая выступившие скупые слезинки, ведет его в дом.

«Как сильно она постарела! Или он раньше этого не замечал? Ничего в доме не изменилось. Только вот новые дорожки на полу».

– Это на 8 марта, на премию, – заметив его взгляд, говорит она и сразу добавляет, – как Витя, ты видел его?

«Боже! Как она его любит, если даже забыла сказать где отец!» – немного с обидой думает Василий. Если ему, старшему, в детстве только изредка доставались материнские ласки, то младшенький Витя был ее любимцем.

– Да, я был у него. Он поступил, сейчас достану письмо, – Василий наклоняется над чемоданом. Но мать останавливает:

– Потом, иди, умойся, переоденься, а я на стол накрою.

Не успевает Василий заправить лезвие в бритвенный станок, как слышит:

– Садись, пока борщ не остыл.

На столе уже дымится малиново-багровая с белым сметанным пятном тарелка борща, желтеет, накрытая котлетой, величиной с кулак, вареная картошка, горкой краснеют соленые помидоры, а из хрустального запотевшего графина просится в стакан рубиновый вишневый компот. Василий так явственно представил себе эту картину, что обманутый им пустой желудок гневно заурчал в ответ, а рот, предвкушая несуществующие яства, наполнился слюной.

– Ну, ты, наверное, уже взрослый, тебе можно, – говорит мать и достает из холодильника запотевшую поллитровку. Василий знает, как отрицательно она относится к крепким напиткам. Все это только ради него. О том, что Виктор поступил, родители уже знают, мама показывает ему телеграмму.

– Ну, расскажи еще, как он там? – просит она. И только выведав все, что он знает о младшеньком, спрашивает:

– Жениться-то еще не решил? А то может, окрутила какая питерская?

– Да нет мам, рано мне еще …, – смущаясь, успокаивает ее Василий. Мать рассказывает, почему не приехали на выпуск. Собрались вместо деревянной веранды кирпичную пристройку делать, а на кирпичи нужны большие деньги. Василий узнает о друзьях-одноклассниках:

– Остался ты один-одинешенек, переженились все.

Наконец приходит с ночной смены отец. Обнялись. Подняли стопки за приезд. Разговор продолжился. Снова пришлось рассказывать о брате. Потом втроем идут в сад. Отец показывает посаженные им яблоньки, которые в этом году должны дать первый урожай, рассказывает, где и как он покупал саженцы клубники и помидоров. Чтобы не обидеть отца, Василий, дымя сигареткой, делает вид, что ему это очень интересно, а сам думает про совершенно другое: «Как здесь хорошо! Почти как у Сереги Есенина – «тихое счастье, окнами в сад». Бросить все к «чертовой матери» и никуда не ехать». Расспросив обо всем, что их интересовало, родители наперебой начинают рассказывать о родне. Потом просят надеть лейтенантскую форму. Мать с интересом оглядывает его со всех сторон, взяв под руку, смотрится с ним в зеркале и просит: