Время крови - Ветер Андрей. Страница 3

В те годы на Чукотке не знали иного способа передвижения. Только нарты, лёгкие или тяжёлые, по крепкому зимнему или по талому весеннему снегу и даже иногда по летнему ягелю, но в любом случае нарты. Дорог не было, никакая телега не прошла бы ни по бесконечным кочкам, ни по ерниковым и стланиковым зарослям, и колёса быстро увязли бы в заболоченных во многих местах пространствах тундры. Местные оленеводы постоянно ходили пешком, выпасая свои огромные стада, не выказывая при этом ни усталости, ни раздражения; они жили на могучей груди этого необъятного края, никуда не торопясь, не ведая суеты. Охотник мог уйти из своего кочевого стана пешком, ничего не страшась, провести в тундре не один день в полном одиночестве и вернуться с добычей, неся её на своей спине. Но купцы, путешественники и военные люди не были приспособлены к пешим переходам на Чукотке и всегда пользовались санями.

Встречи

Перевалив через сопку, караван внезапно остановился. Впереди, в залитой водой долине между холмами, виднелись три ездовые нарты с людьми. Они находились настолько далеко, что ни лиц, ни каких-либо деталей разглядеть не представлялось возможным.

– Кто ж такие? – насторожился Касьяныч.

Михей обернулся к нему:

– Два русский, один нет. Каждый имей ружьё. Сани лёгкие, груз совсем нет.

Алексей, услышав эти слова, выразил сомнение:

– Неужто отсюда что-то видно?

– У них, батенька вы мой, – отозвался Касьяныч, – зрение хоть куда, не нам с вами чета. Ежели Михей что-то утверждает, стало быть, так оно и есть.

– Кто ж такие? – Алексей привстал, опираясь на спрятанную в кожаные ножны шпагу.

– Потерпите, Алексей Андреич, вскорости узнаем, – без тени беспокойства сказал купец.

– Не опасно ли нам приближаться к ним? – повысил голос Алексей. – Не разбойный ли какой люд? Как думаете, Пал Касьяныч?

– Откуда здесь разбойники? А коли и воры, – сказал купец, – куда ж нам теперь? Ежели что, нам от них не уйти: они налегке, а мы гружёные. Держите ружьишко или пистолет наготове, авось отобьёмся при нужде. Удача любит удалых…

Аргиш с шумом двинулся вниз по склону, подминая полозьями стелющиеся кустарники. По мере того как незнакомцы становились ближе, Алексей смог разглядеть их. Один из белых людей был одет в кухлянку, как Чукча, на другом же был полинялый казацкий кафтан красного цвета. Тому, что в кухлянке, можно было дать лет двадцать, другому – за тридцать. Оба держались уверенно, спокойно. Сидевший рядом с ними на нарте дикарь заметно превосходил белокожих спутников годами, но точно определить его возраст было невозможно. Его штаны были сшиты из волчьих лап с оставленными на них когтями. Каждый их трёх незнакомцев имел на поясе по паре ножей, а также по пять-шесть мелких мешочков и примитивных деревянных фигурок, изображавших людей и птиц. Судя по всему, эти трое давно заметили купца и его спутников и теперь терпеливо дожидались, когда караван приблизится. Левый глаз туземца был слегка прикрыт, вероятно повреждённый когда-то острым звериным когтем во время охоты или ножом в рукопашной схватке.

– Ба! – воскликнул купец. – Никак сам Иван Копыто встречает нас.

– Здравствуй, Касьяныч, – приветственно поднял руку над головой молодой человек, одетый по-дикарски, – здравствуйте и все вы, кого не знаю.

– И тебе, Гриша, желаю здравствовать, – обратился купец к казаку, затем перевёл взгляд на дикаря. – И тебя рад видеть, Ворон.

– Здравия желаю, – громко сказал Алексей, прикладывая пальцы к треуголке. – А я было решил, что на тутошнем раздолье никого случайно не встретишь.

– Ну, – улыбнулся молодой человек, которого купец назвал Копытом, – не совсем мы тут случайно.

– В дозоре мы, – уточнил тот, что был одет по-казачьи.

– Приключилось что? – спросил Павел Касьянович.

– Да было дело… с Чукчами, – ответил Иван Копыто и посмотрел на Михея. – Вот мы и осматриваемся. Заодно сюда прикатили, на дорогу.

– На дорогу? – Алексей засмеялся. – Какая ж тут дорога, сударь? У вас тут, похоже, свои понятия, до коих нам никогда не дойти.

– Отчего ж не дойти? – в свою очередь улыбнулся Иван Копыто. – Вы, я гляжу, при мундире, стало быть, по военному делу направляетесь в Раскольную. Начнёте служить и освоитесь весьма скоро.

– Нет, не начну, – Алексей отрицательно качнул головой, – с военным делом в Раскольной покончено.

– В каком таком смысле?

– Я везу пакет с приказом губернатора о выводе всех, кто находится на регулярной службе в Раскольной. Фортеция приказала долго жить… Впрочем, об этом капитан Никитин объявит сам…

– Конец Раскольной! Вот тебе и бабьи ласки! – Казак звонко шлёпнул себя по коленям. – Слышь, Касьяныч, а ты с товаром к нам едешь. Да ещё красавицу везёшь с собой.

Казак оскалился сквозь бороду и выразительно стрельнул глазами в сторону Маши; у него был красивый нос и жгучие чёрные глаза.

– Это, отец мой, – отозвался купец, возвращаясь к своей нарте, – не я красавицу везу, а господин поручик. Это, господа, кхе-кхе… позвольте представить вам… Марья Андреевна, сестрица Алексея Андреича.

Иван и Григорий почтительно наклонили головы, темнолицый же дикарь, сопровождавший их, остался неподвижен, но внимательными глазами осмотрел одетую в полушубок девушку, ненадолго задержав взгляд на её лице, обрамлённом цветистым русским платком.

– Извини, Машенька, – Алексей повернулся к сестре, – мы тут вовсе забыли о церемониях, я даже не представил тебя…

– Полно тебе, полно. Успеем ещё перезнакомиться, – отмахнулась девушка, по-доброму улыбаясь.

– А что ты, батенька, – крякнул купец, усаживаясь в нарте, – говорил про Чукоч-то?

– Чукчи растревожились в последние дни не на шутку. Уже дважды к фортеции подступали, грозили, но скрылись, маловато их. – Иван Копыто устроился на санях.

– Маловато или не маловато, там видно будет, – произнёс Григорий. – А двоих наших подкараулили и порешили втихую.

– Никак опять дикие драться надумали? – спросил Алексей Сафонов. – С войной уж давно покончено.

– Для них бумаг с указами не существует, сударь. С купцами у них в Позёме разлад случился по пьяному делу. Ходит слух, что их подбивает на смертоубийство Седая Женщина, – ответил казак.

– Неужто баба верховодит? – изумился Алексей.

– Нет, батюшка мой, – засмеялся Павел Касьянович, – Седая Женщина вовсе не баба. Это известный в здешних краях шаман. Скверный мужик, злобный, настоящий сумасшедший. Русских всегда люто ненавидел.

– Простите, господа, – вступила в разговор Маша, – но не могли бы мы всё-таки двинуться в путь? Зачем нам время попусту растрачивать, когда вы упомянули о возможной опасности?

– И то верно, – сразу согласился Иван Копыто, – а ну, Григорий, разворачивай. Только не забудь для начала малость влево взять, позже выправим.

– Зачем влево? – поспешил спросить Алексей.

– Алёша, – позвала Маша брата, – этим людям лучше ведомо, что делать. Не обременяй их лишними вопросами.

– Вопрос не из хитрых, сударыня, – с живостью заговорил Григорий, – мы тут повстречали покойника, не хотим лишний раз наезжать на него.

– Что за покойник? – спросил Алексей.

– Бог весть… Одинокий, брошенный. Возможно, больной был, вот семья и оставила, чтобы духи его болезни за семейным очагом не увязались. Нет ничего страшнее, чем дух порчи, дух болезни…

Всю дорогу от Горюевской фактории Маша не переставала осыпать Павла Касьяновича вопросами. Он был человеком осведомлённым, многое повидал сам на Чукотке, ещё о большем слышал. Вот и теперь, когда полозья нарт вновь зашелестели по талому снегу, она громко позвала купца:

– Пал Касьяныч, что это за человек?

– Который? О ком спрашиваете, душа моя? – уточнил он.

– Иван Копыто… – И она смутилась.

– Он здесь первый следопыт. Гришка тоже следы читает, но он слабее. А Иван… Он тут с малолетства, казачий сын. Говорят, его отца убили дикие, и он мальчонкой то с Чукчами кочевал, то с Юкагирами, то с Коряками. Так и вырос среди снегов и лесов. Сам он не очень про своё детство говорит. Вот этот дикий, что рядом с ним сидит, ему вроде приёмного отца.