Золотая корифена - Иванов Юрий Николаевич. Страница 11

— Хочу…

— А к мамочке?

— Тоже хочу. А ты чего ерепенишься? Ты ведь весь рейс болтал, что оказаться в море без продуктов ерунда.

— Я и сейчас это заявляю. Черт возьми, парни, если Бомбар смог переплыть океан в резиновой шлюпчонке, то неужели мы, русские моряки, не доберемся до Африки?

Чувствуется, что Корину не столько хочется попасть в каюту «Марлина», сколько на пустынный африканский берег, в джунгли, подступившие к самой воде. Что греха таить, и я не раз мечтал очутиться в каких-нибудь необычных условиях, жаждал приключений. Собственно говоря, лишь поэтому я и ухожу далеко и надолго от родных берегов; лишь оттого теплоход стал моим вторым домом, а жена ходит на каток одна и зачеркивает по вечерам дни в стенном календаре. Но сейчас у меня очень тревожно на душе. Только бы дома ничего не знали.

— Ну что ж, ребята. За работу. Вахтенному глаз с горизонта не спускать, — распоряжается Валентин и начинает упаковывать ненужную теперь вертушку.

— Подумаем о пропитании, — говорит мне Корин, — с чего начнем?

— Пошевели, Коля, мозгами, — просит, подняв голову от мотора. Скачков, — придумай что-нибудь но-вкуснее.

Легко сказать «повкуснее». Посадив Бенку на колени, я щекочу ему живот — это он уж очень любит — и гляжу в воду. Океан… вот он, колышется вокруг нас. Океан… колыбель жизни. Миллиарды лет назад родилась в океанских водах жизнь на кашей планете. Из него выползли на сушу первые пресмыкающиеся. У океана всегда можно было прокормиться, к нему всегда стремились люди, а потом, соорудив лодки, уходили в его просторы добывать себе пищу. Конечно же, и нас он прокормит.

— Послушай, — тихо замечает Корин, — пока эта пакостина шныряет возле «Корифены», мы ни одной рыбешки не поймаем.

Он кивает головой в сторону акульего плавника. Да, пока акула здесь, на сотню-две метров от лодки никаких рыб не будет. Да если и попадется что на крючок — сожрет.

— Что же делать?

— Как-то отогнать…

— Но как? Она у себя дома,

— Попробуем поймать и прикончить. Помнишь фильм "Богатырь идет в Марто"? Там акуленцию на консервную банку выудили.

— Давай.

Смотав с вьюшки метров пятьдесят троса, мы прикручиваем к его концу пустую банку из-под сгущенного молока, и я обмазываю ее тонким слоем жира от свиной тушенки.

— Мажь потолще, — советует Корин, — чтобы сразу унюхала.

— Ух как вкусно пахнет! — волнуется на корме Скачков, втягивая в себя воздух, — Тушеночка!

— Ну, раз Петр от кормы учуял, значит, достаточно, — говорю я, — швыряй в воду.

Всплеснув воду, банка падает в океан и быстро погружается. Акула направляется к ней, но потом вновь показывается у поверхности воды. Нет, так дело не пойдет. Акула не будет нырять в глубину: они всегда шныряют у поверхности. Глубины боятся,

— Корин, режь буек пополам.

Стась кивает головой и вытаскивает из-под брезента запасной буек. Сухо треснув, пенопластовая плашка разваливается на две половинки. Буек привязываем метрах в двух от конца троса и снова вытравливаем его в воду. Акула направляется к банке. Мы застываем на корме. Ждем.

— Только не торопиться, парни. Надо, чтобы она как следует заглотила банку. До самого желудка, — шепчет Корин.

В прозрачной воде видно, как сначала к банке подплывают две юркие полосатые рыбки — лоцманы. Они всегда плавают с акулами как разведчики, разыскивают добычу для своей хозяйки. Лоцманы подскакивают к банке, крутятся возле; один склевывает какую-то крошку с ее блестящего бока, заглядывает внутрь и бросается с докладом к акуле. Та плывет метрах в двух позади банки, неторопливая, спокойная,

— Сейчас она ее хап! — торопит события Корин, — И мы ее…

Акула чуть шевельнула хвостовым плавником, и ее тело стремительно рванулось вперед. Около самой банки она распахивает свою белую пасть и… и вновь закрывает. Банка колеблется, мельтешится перед самым акульим носом, но акула не глотает ее. Кажется, что она обнюхивает банку, как будто внимательно рассматривает, обдумывает: глотать или нет?

— Ну, глотай же! — Корин стукает ладонью по туго натянутому тросу и банка прыгает, кружится в воде, как живая. Акула чуть отстает, потом снова рвется вперед и поддает банку головой снизу так, что банка на полметра подскакивает вверх. Банка опускается вниз, и акула еще раз поддает се своим острым рылом.

— Играет, подлюга. Есть нам время играть! — нервничает Корин. — Глотай ее! Жри! Ну?

Нет. Акула не хочет глотать банку. Черта с два! Может, она уже глотала такие железяки и теперь страдает несварением желудка? Все может быть… Поднырнув под нашу приманку, она догоняет «Корифену» и смотрит на нас из воды. Мне даже показалось, что она подмигнула. Дескать, дурочку хотели найти? Нет, не выйдет.

— А в кино проглотила, Хап — и готово, — разочарованно говорит Корин, — Что ж делать?

— Попробуем сначала наловить планктончика. А там видно будет, — предлагаю я, — Петя, ты любишь планктон?

— Зоо?.. Или фито?., — скучным голосом уточняет Петя.

— Конечно, зоопланктон. Знаешь, таких букашек, рачков. Сейчас мы их наловим сеткой. Хорошо, что я ее положил в лодку.

— Давай лови побыстрее. Попробуем, как он на вкус. Уж очень есть хочется. Я всегда на судне по две порции супа ел. Организм требует.

Отмотав от троса банку, я размахиваюсь и швыряю ее в волны. Косой плавник метнулся к ней, белая пасть раскрылась и… банка исчезает s акульем животе,

— Ну ты подумай, — стукает кулаком в ладонь Корин, — хап и готово! Обманула нас.

— Чтоб она подавилась, — сплевывает в воду Скачков. — Коля, чего ты копаешься? Давай свой сачок!

Никогда я, наверно, так внимательно и придирчиво не рассматривал перед спуском в воду ихтиопланктонную сетку — трехметровый сачок из тончайшей шелковой сети, одетый на металлическое кольцо. В самом низу сети-сачка специальный стальной стакан, В нем собирается улов — отцеженный из воды океана планктон, мельчайшие живые организмы, населяющие толщу воды. Десятки раз вместе с Веней Огневым в этой и прошлых экспедициях приходилось делать мне планктонные станции. Еще позавчера штопал, чинил эту сетку на борту «Марлина». А вот сегодня нужно наловить планктон, но не для того, чтобы привезти его пробы в баночках на берег, в институт, а для еды.

Прикрепив сеть к тросу, мы с Кориным осторожно опускаем сачок в воду. Сначала сетка ныряет в глубину, а потом, расправившись в конус$7

— Ловись, планктон, большой и маленький! — восклицает Корин. — Говорят, что Бомбар так привык к планктону, что питался им и на суше. Ха, проживем, парни!

Скачков достает из ведра миску, ложки, моет их. Потом рядом с миской кладет коробочку с солью и, скрестив на груди руки, смотрит в воду, где белеет колеблющийся конус.

— Потерпи, Петя, — говорю я ему, — пробуксируем с часик-полтора. Чтобы побольше поймать,

— Знаете, ребята, а я пока совсем есть не хочу. — Корин сидит на носу «Корифены», осматривает горизонт. — Сам просто удивляюсь: еле-еле корку с тушенкой сжевал.

Горбушку, я видел, Стась проглотил за один глоток. И по-моему, не жуя. Мне хочется сказать об этом, но молчу. Наверно, человек просто внушает себе, что он сыт. И ни к чему его переубеждать. Неужели нам действительно придется питаться планктоном? Б-рр, я уже не хочу быть Бомбаром. Я хочу на «Марлин». Мне хочется побыстрее домой, на берег, В наш уютный, заснеженный сейчас город. Чтобы по вечерам ходить с Наташей на каток. Чтобы играла музыка, розовели прихваченные морозом ее щеки, чтобы она учила меня ездить "спинкой вперед"… и я бы чувствовал в своей руке ее крепкую ладонь. Я устал от приключений: рейс был длинным, сложным. Мы побывали с Сенегале, Гвинее, Гане. Видели джунгли, крокодилов и сбивали камнями кокосовые орехи. Пили кокосовое молоко. Хватит экзотики. Хочу на «Марлин», На берег. Домой…

— Алло, Коля! Пора…

Да, пожалуй, пора. Скачков берет в руки миску, а мы с Кориным и Валентином тянем трос. Сачок упирается, неохотно выползает из воды. От него остро пахнет морем. Бот и стакан. Все склонились над ним. Я откидываю защелки и вытряхиваю в миску улов — желто-розовую шевелящуюся массу.