В полночь упадет звезда - Константин Теодор. Страница 35

— Уля Михай, пять шагов вперед, марш! — приказал капитан Медреа Октавьян хриплым голосом.

Уля Михай выполнил то, чего от него требовали, и замер в положении «смирно» в двух шагах от капитана Медреа Октавьяна. Их взгляды встретились. Взгляд Ули не выдавал никакого внутреннего волнения.

«Сильный человек этот Уля»! — подумал капитан Медреа не без некоторого удовлетворения.

— Выполняйте приказ командующего, — сказал он, обращаясь к старшему унтер-офицеру Доробыцу.

Адъютант Доробыц подошел к Уле Михаю и, сорвав с его погон галуны, бросил их на землю. Галуны попали в лужу и поплыли по воде словно два маленьких желтых кораблика.

После этого капитан Медреа приказал всем разойтись. Сопровождаемый старшим унтер-офицером Доробыцем он поспешно направился к дому, еще более ссутулившийся и постаревший. Так же поспешно удалился и капитан Смеу.

Уля Михай оказался в окружении товарищей, каждый из которых стремился выразить ему свое сочувствие, заверить в своих дружеских чувствах.

Рассеянно взглянув на них, Уля грустно улыбнулся и спросил:

— У кого есть папироса?

В один миг ему протянули десяток пачек папирос. Он взял одну папиросу, закурил, поблагодарил и пошел к воротам с винтовкой через плечо, засунув руки глубоко в карманы брюк.

Никто не посмел идти за ним. Но едва он вышел на шоссе, Бурлаку побежал его догонять.

— Нехорошо оставлять его сейчас одного, — бросил он на ходу.

Догнав Улю, Бурлаку пошел с ним рядом, не смея заговорить.

— Что, старина? — спросил Уля. Голос его показался Бурлаку грустным и усталым.

— Я, парень, очень огорчен тем, что с тобой случилось. Черт меня побери, если я вру, но когда этот Доробыц сорвал с тебя галуны, у меня слезы навернулись! А ты можешь мне поверить, что у меня вполне хватило бы пальцев на руках, если бы я захотел сосчитать, сколько раз за всю свою жизнь я плакал.

— К чему тебе огорчаться? Я сам во всем виноват. Я должен еще сказать спасибо! Могло быть и хуже.

— Хуже? Ты же никого не убивал!

— Не говори так, «старик»! Конечно, радоваться тут нечему, но, хочешь не хочешь, надо признать, что всыпали мне правильно. Подумай только, что бы случилось, окажись на моем месте кто-нибудь другой, характером послабей?

— Мм-да! Ты прав. Но как это они узнали, что ты работаешь с шифром?

— Не знаю! Они шли напролом. И как бы ты думал, чего они от меня хотели? Не более не менее, как узнать, какой системой шифра мы пользуемся!

— Невероятно!.. Сказать тебе по правде, все эти призывы к бдительности мне всегда казались преувеличенными. Я думал, что это только Второй отдел, как говорит Мардаре, везде видит одних шпионов. Теперь-то я понимаю, что ошибался. И подумать только, как я спорил с Барбу, который утверждал, что ты вполне заслуживаешь этого наказания. Мне хотелось запустить ему в голову чернильницей. Проклятый!.. А вот оказывается, он был прав, хотя я убежден, что вся его принципиальность зависит от того, что он тебя не переваривает.

— Ты думаешь? — усомнился Уля Михай. — Не понимаю, из-за чего бы он мог злиться на меня. Но даже если ты прав, меня меньше всего трогает, переваривает меня Барбу или нет. Знаешь, больше всего я злюсь, что дал себя провести какой-то бабе. Черт бы ее забрал, но уж очень она хороша была! Да что там говорить! Паршивый у меня характер… Тянет меня к женщинам, да и всё тут!

Бурлаку Александру спросил с упреком:

— И зачем ты нам наплел эту историю с любовником, который тебя застал с венгеркой?

— Поверь мне, что только из страха. То же самое я рассказал и во Втором отделе. Но позже я понял, что у этих шпионов останется больше шансов спасти свою шкуру, если я скрою правду. Эти ребята из Второго отдела тешат себя тем, что только благодаря их ловкости им удалось узнать правду, а на самом деле…

Фраза оборвалась на полуслове. Уля Михай вдруг насторожился. Прямо навстречу им солдат вел штатского человека, одетого в длинную пелерину. Это был тот самый трансилнванец.

«Значит, им всё же удалось поймать одного из них», — сказал себе Уля. На губах у него появилась вдруг странная улыбка, которая немало удивила Бурлаку.

— Что случилось, Уля? — спросил он, заинтригованный. — Ты что, знаешь этого типа? Экая бандитская рожа!..

— Что ты! В жизни его никогда не видел. Просто я вспомнил одну страшно неприятную для меня штуку. Моей приятельнице исполняется сегодня двадцать пять лет, и, представь себе, я забыл ее поздравить. Но самое скверное, что она, не получив моей телеграммы, подумает, что я погиб где-нибудь в этих краях, и будет очень переживать.

— Пошли ей сегодня телеграмму.

— Послать-то я пошлю, но когда она ее получит? Через неделю, не раньше. А до этого сколько слез будет пролито… Ей-богу, я настоящая свинья!

Между тем конвойный вместе с трансильванцем вошел во двор дома, где помещался командный пункт штаба дивизии.

Когда они тоже подошли к этому двору, Уля Михай равнодушно спросил Бурлаку:

— Ты что сейчас делать будешь?

— Хочу полежать немного до начала работы. Ты не пойдешь?

— До сна ли мне сейчас? Зайду в отдел, напишу письмо своей подружке. Приятного сна, «старик». — и, повернувшись к Бурлаку спиной, Уля вошел во двор командного пункта.

САШ РЕШИЛ ЗАГОВОРИТЬ

Торопясь во Второй отдел штаба, Уля Михай бегом поднялся по лестнице.

У дверей его остановил часовой:

— Вы кого ищете, господин курсант?

— Господина капитана Георгиу.

— Он в столовой

— А господин младший лейтенант Параскивеску?

— Он здесь, но сейчас занят. Допрашивает какого-то штатского. Его только что привел этот жандарм

И он показал на солдата, похрапывающего на стуле.

— Иди доложи господину младшему лейтенанту, что я хочу ему кое-что сообщить.

— Нельзя, господин курсант. Он приказал мне, чтобы его никто не беспокоил.

— Прошу тебя, иди доложи. Скажи, что я должен сообщить ему весьма важные вести.

После долгого колебания солдат решился, осторожно приоткрыл дверь и скрылся за ней.

Через несколько секунд он вернулся:

— Проходите!

Уля переступил через порог и прикрыл за собой дверь.

Младший лейтенант Параскивеску Октавьян сидел за письменным столом капитана Георгиу. Перед столом, закутанный в свою пелерину, сидел на стуле саш. Человек, назвавшийся братом Катушки, казался подавленным. Он даже не поднял глаз, чтобы взглянуть на вошедшего.

— Пройдите в соседнюю комнату, Уля, — обратился к нему младший лейтенант. — Я сейчас туда приду.

Через несколько секунд младший лейтенант Параскивеску вышел к нему:

— Что случилось, Уля?

— Господин младший лейтенант, вы допрашиваете этого типа?

— Пока нет. Он ни слова не знает по-румынски, а я не знаю венгерского. Я послал за переводчиком Деаком.

— Вы узнали, кто он такой?

— Нет еще. Из документов, которые мне принес конвоир, явствует, что он был задержан патрулем сегодня на рассвете. При попытке перейти на ту сторону. Может, вы знаете, кто он такой?

— Господин младший лейтенант, вы должны сообщить о нем господину капитану Георгиу.

— Я не думаю, что в этом есть необходимость, — возразил задетый словами курсанта младший лейтенант Параскивеску — Мне и самому не впервые вести допрос арестованного.

— Я убежден, что капитан Георгиу захочет его допросить сам. Разрешите мне разыскать его по телефону? — Не ожидая согласия младшего лентенанта, Уля Михай крутанул ручку телефонного аппарата: — Алло! Алло! Говорит младший лейтенант Параскивеску. Разыщите в столовой господина капитана Георгиу и немедленно соедините его со мной. — И, обращаясь к младшему лейтенанту: — Прошу меня простить за то, что я воспользовался вашим именем. Если бы я говорил от своего имени, уверен, что телефонист даже не связал бы меня… Вы же знаете, каковы они, эти телефонисты! — Потом, услышав телефонный звонок: — Господин капитан Георгиу? Здравия желаю! У телефона курсант Уля Михай. Разрешите доложить, что одна из птичек, о которой я вам рассказывал, попала в силки. Вы, конечно, захотите его лично допросить?… Понял. Я передам младшему лейтенанту Параскивеску ваше распоряжение не приступать к допросу до вашего прихода. Здравия желаю.