Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила. Страница 15

Дорога из Тывы в соседнюю Хакасию называется Усинский тракт. Прорубать ее начали еще в 1906 году, но конца работ не видать и сегодня. Езда по горной трассе – то еще удовольствие. По статистике, из ста пятидесяти машин, уезжающих в горы, до той стороны доезжает только сто сорок девять. В прошлом году снежная лавина завалила на перевале сразу восемь автомобилей. Поскольку среди заваленных была и инкассационная машина, то на разбор снежных завалов бросили кучу техники. Откапывали людей больше недели, и большую часть даже удалось спасти.

Не глядя в мою сторону, водитель продолжал говорить – будто сам с собой.

– Меня семь лет назад посадить должны были. На меня несколько пьяных бурятов напали. Я двоих с лестницы третьего этажа сбросил. Они кости поломали. А еще одного металлическим предметом по ноге ударил... не знаю, как эта штука по-русски называется... такая кривая... жилу кровяную ему рассек. Короче, в госпиталь их увезли. А меня закрыли. Превышение пределов необходимой обороны. Могли дать пять лет. Хотя бурятский прокурор просил для меня десять лет. И что делать? Знакомые отвели меня к бабуле. Така-а-а-ааая бабушка – ух! У нее вороны дома живут. Она дала мне зерна, сказала, чтобы я на суде вокруг себя посыпал. Ну и меня прямо в зале суда освободили.

Те два дня, которые я провел в Тыве, местные жители постоянно пытались разговаривать со мной о шаманах. Я уже привык к этой теме.

– Хороших шаманов в наше время мало осталось. Но шаманят многие. Я женщину знаю, она майор милиции. Тоже шаманка.

– Я думал, у вас в Тыве буддизм.

– Да ладно! Что эти ламы умеют? Их в училище научили по книжке читать, они и читают. А шаманы видят. У них глаз с рождения. Я возил одного шамана на поминки. У нас поминки на сорок девятый день справляют. Не на сороковой, как у русских, понимаешь? Так он костер разжег. В бубен бил. Стал эту умершую звать. По девичьей фамилии, понял? Ее родные и забыли давно, как у нее девичья фамилия. А он звал. Шаманил что-то у умершей женщины. Нам ее ответы передавал. Спрашивает, а брат Володя из Абакана приехал? То есть это она у нас спрашивает, понял?

– Платят им за это?

– Не знаю. Деньгами, может, и не платят. Шаману подарки дарить положено. Обычно ему водку приносят. Хороший шаман от водки еще сильнее все видит. К шаманам даже из правительства ходят.

Мы все ниже спускались с гор. Тувинец говорил, что у него в роду тоже есть корень. В смысле, среди его предков некоторые шаманили. Он и сам иногда видит сны. Один раз утопленника на реке нашел. Но шаманом становиться не хотелось бы. Очень уж шаманам жить сложно. Простому человеку жить легче. Тем более что когда в шамана превращаешься, то сперва болеешь очень сильно.

Потом мы еще раз остановились, чтобы Виталька мог отлить. Я вышел вместе с ним и закурил. Спросил, как он, русский, ко всему этому относится?

– А мне что? Я ко всем верам с уважением. Хоть к шаманам, хоть к протестантам. – Подумал и добавил: – Тем более что явление духов есть научно установленный факт.

6

За перевалами поля конопли кончились. Почти совсем уже ночью автобус съехал с гор, и начались леса.

Я все еще думал над тем, что сказал золотоискатель Виталька: «явление духов есть научно установленный факт». На самом деле это, конечно, не так. Наука не может изучать привидения по одной простой причине: в явлениях духов отсутствует главное (то, без чего наука немыслима) – регулярная повторяемость.

Вращение планет, окраска щенков, родившихся от разномастных родителей, замерзающая при нуле по Цельсию вода, эдипов комплекс у сыновей красивых мам... Все это – события регулярно повторяющиеся. Именно они являются объектом изучения науки. Больше ничего.

Повторяемость – это непременное условие существования науки. Обнаружив, что яблоки всегда падают не вверх, а вниз, Ньютон смог правильно описать этот процесс и перейти к следующей фазе: сформулировать закон (яблоки не просто падают, а летят с ускорением свободного падения).

Обнаружить цепочку регулярно повторяющихся событий – правильно описать процесс – сформулировать закон. Только так наука и может развиваться. Любая наука – кроме истории.

Что бы вы по этому поводу ни думали, современная наука история ни в каком смысле не является наукой. За словом «история» сегодня скрывается частично коллекция допотопных анекдотов, частично – набор колотых горшков, а по большей части – дырка от бублика. Никакой науки за этим словом не скрывается.

Попробуйте провести эксперимент: заговорите в компании малознакомых людей на тему науки физики. Думаю, что как только вы поинтересуетесь мнением собеседника насчет общей теории полей или последних работ Стивена Хокинга, тот заскучает и разговор будет окончен.

Однако если вы заговорите не о науке физике, а о науке истории, все сразу изменится. Через десять минут подобного разговора многие обнаружат в ближнем смертельного врага, а в теме беседы – личное оскорбление. Наука – занятие скучное и неинтересное. Любая наука – кроме науки истории.

Хорошо астрономам. Астрономия может интересовать широкую публику только в аспекте астрологии или в аспекте летающих тарелок. Историкам сложнее. В какую бы сторону они ни шагнули – тут же окажется, что они наступили на чью-нибудь любимую мозоль.

Прошлое человечества редко бывает интересно само по себе: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Прошлое интересно только как ступеньки, ведущие нас в завтра. Если со ступеньками что-то не так, то ведь и забраться мы можем совсем не туда. А это к скучной науке отношения уже не имеет.

Результат такой пристрастности налицо. Количество точек зрения на то, что такое история, как она движется и куда ведет, сегодня точно равняется количеству тех, кто берется за подобные рассуждения.

Что может быть естественнее для ученых, чем изучить факты, свести их в единую схему и попробовать спрогнозировать дальнейшее развитие процесса? Так поступают все ученые. Так не поступают только ученые-историки.

Физики, астрономы, химики, биологи давным-давно накопили необходимое количество фактов и перешли к формулированию законов. Любой, кто без двоек окончил среднюю школу, сможет по памяти назвать хотя бы несколько законов, относящихся к этим наукам. Однако как ни пытайтесь, вам не удастся вспомнить ни одного закона истории.

Единственный контекст, в котором лично я слышу хоть о каких-то «исторических законах», – это фразы типа «Законы истории неодолимы!». Думаю, не стоит объяснять: единственный смысл этих фраз состоит в том, что те, кто ходу истории сопротивляется, скоро получат в торец.

Нет законов – нет науки. Сегодня слово «история» означает не название научной дисциплины, а веселый анекдот. Когда приятель с порога бросается к вам – «Ну и ИСТОРИЮ я тебе расскажу!» – ведь правда, вы не думаете, что речь пойдет о древних египтянах?

Первый признак научного подхода – точность и беспристрастность в критериях. Разработав четкие критерии и классификацию, биологи отнесли похожих акул и дельфинов к различным классам живых существ, а непохожих свиней и гиппопотамов – к одному.

Можете ли вы назвать хоть одну классификацию исторических событий, основанную на беспристрастном анализе фактов? Вернее, не так. Можете ли вы представить, будто такая классификация вообще существует?

Единственная классификация фактов, имеющаяся сегодня у историков, – это деление всемирной истории на три больших раздела – Древность, Средневековье, Новое время. Хотите, я расскажу вам, откуда появилось это чудо теоретической мысли?

Одним из первых делить историю на три большие главы лет восемьсот тому назад додумался итальянский мистик и смутьян Иоахим Флорский. Наверное, новатору было невдомек, что сам-то он живет именно в Средние века.

Это название было введено в 1667 году неким профессором Горном. Так он называл скучный отрезок времени между веселой Античностью и веселым временем жизни самого профессора. Термин же «Новое время» сперва означал цивилизованную эпоху, которая наступила после Крестовых походов.