Один в джунглях. Приключения в лесах Британской Гвианы и Бразилии - Норвуд Виктор Джордж Чарльз. Страница 43

Внезапно главарь встал с места и ткнул ногой в костер, так что вверх взметнулся сноп искр и запрыгали языки пламени. Он сплюнул на угольки и, размахивая мачете, направился ко мне. Я решил, что он заметил мои движения. Мне безумно хотелось вскочить на ноги и убежать, но я сдержал себя и притворился, что лежу без сознания. Но его нельзя было провести. Он пнул меня в ребра, а потом сильным ударом босой ноги перевернул на спину и плюнул прямо в лицо.

Меня охватила слепая ярость. Забыв всякую осторожность, я вскочил на ноги. Мне хотелось изувечить и убить его. Это внезапное нападение застало бандита врасплох. Он слишком поздно замахнулся на меня ножом, и я успел отскочить в сторону. Я с размаху ударил его сапогом в пах, потом кулаком в грудь и что есть силы стукнул по горлу. Он качнулся назад, судорожно хватаясь руками за разбитую шею, и упал прямо в костер.

Я бросился бежать, а бандиты помчались за мной, словно взбесившиеся псы. Но большинство из них были слишком пьяны, так что мне удалось порядочно опередить их. Я нырнул в кустарник и начал пробираться прямо сквозь густые заросли, покуда не выскочил на узкую звериную тропку. Впереди в лунном свете поблескивала вода.

Хрустнули кусты, и я резко обернулся. Никого… Потом послышались хриплые крики и плеск воды в ручье. На тропинке появились темные фигуры. Я притаился в тени, и они пробежали мимо, не заметив меня. Я осторожно направился обратно к костру — этого они, разумеется, не могли от меня ожидать — с намерением захватить там все, что удастся, и убежать. Но шум на тропинке и несколько неразборчивых слов, сказанных по-испански, вынудили меня забраться в ручей. Я притаился среди низко нависших над водой ветвей, прижавшись к мокрому берегу.

Луна внезапно скользнула за облако, упало несколько крупных капель дождя… Я стоял теперь на берегу в темноте, выжидая, когда снова появится луна. Вдруг в зарослях совсем близко от меня что-то задвигалось… В то же самое мгновение кто-то прыгнул на меня и сильным ударом сбросил обратно в воду. Я быстро повернулся, и у самого моего горла сверкнула сталь ножа. Я невольно вскинул правую руку, чтобы защитить шею. Острое лезвие мачете до костей рассекло мне пальцы.

Я совершенно обезумел от боли. Бандит снова замахнулся ножом, но я плеснул ему в глаза водой, ударил что есть силы сапогом и, когда он стал валиться, рубанул его по глазам ребром ладони здоровой руки. Стукнув его еще два раза по голове, я сдавил ему горло и окунул в мутную воду. Я долго держал его под водой, пока наконец мой разум не прояснился и безумие, вызванное мучительной болью, не прошло. Я тупо смотрел на качающееся на воде тело, пока не забурлила вода и не появились стремительные серебристые силуэты… Меня тошнило, я чувствовал неимоверную слабость. Из моих искалеченных пальцев в воду капала кровь. Из ручья выпрыгнула извивающаяся пирайя и едва не цапнула меня за руку. Я бросился на берег, временное оцепенение тут же слетело с меня.

Я оторвал полоску от своей уже заметно уменьшившейся рубашки и, как мог, забинтовал кровоточащую руку. Раздавались громкие крики, вокруг трещали кусты. Бандиты были буквально всюду. Я споткнулся о низкую ветку и сквозь хлещущие прутья кустарника свалился в какую-то канаву. Я лежал на дне ямы, задыхаясь, почти теряя сознание от страха и боли, и молил бога, чтобы рядом со мной не оказалось бушмейстера или какой-нибудь другой смертоносной твари. Я слышал хриплые возгласы и сердитую брань. Все заросли вокруг прямо ходили ходуном.

Шум постепенно удалялся, но бандиты все время возвращались назад, и я не смел шелохнуться, хотя по мне ползали насекомые. Сквозь кроны деревьев уже начал пробиваться серый рассвет, когда последние крики погони замерли в отдалении. Наступила зловещая тишина. Полумертвый, промерзший до костей, дрожащий от лихорадочного озноба, выбрался я из канавы. Рука моя сильно распухла. При свете луны я обследовал страшную рану. Фаланги третьего и четвертого пальцев были перерублены и висели на лоскутках кожи… Когда я снял грязный «бинт», из ран опять хлынула кровь.

Я снова перебинтовал всю кисть, принеся в жертву еще один кусок рубахи, и стал осторожно пробираться к лагерю.

Костер все еще не погас. Я собрал дров, навалил их на раскалённые угольки и в изнеможении опустился на бревно поближе к огню. Потом обмотал тряпкой окровавленную голову и долго сидел, уставившись на пламя костра, силясь придумать, что мне теперь делать, но меня одолевала такая тоска, что я не мог ясно соображать. Рассветало. В листве окутанных туманом деревьев печально звучали птичьи голоса. Я не сразу заставил себя пошевелиться. Повсюду в траве валялись осколки бутылок из-под рома. В гнилом древне торчал ржавый мачете с выщербленным краем. Мой пистолет с вырванным затвором, без магазина и с лопнувшим по всей длине стволом валялся на прежнем месте.

Коробка, в которой находились пленки, лежала пустая и была вдавлена в землю. Рядом валялись три пленки, по-прежнему в обертке из фольги. Четвертая лежала без упаковки, измятая, безнадежно испорченная… Несмотря на мрачное отчаяние, какой-то проблеск разума все же мелькнул в моем мозгу. Я нагнулся, поднял с земли три пленки (внешне это жест казался совершенно бессмысленным и механическим) и положил их в карман своей куртки.

Больше я ничего не нашел. Эта мерзкая шайка утащила все, кроме развалившихся сапог и грязных лохмотьев, которые были на мне. Исчезли последние банки консервов, пояс со всем его содержимым, ружье и три оставшихся патрона. Сломанный якорь и тот утащили. Теперь у меня не было даже спички…

16. Кошмарное путешествие

Я понимал, что нужно пробираться обратно к реке. Это было единственным разумным решением. А уж что делать потом — это вопрос другой. Но делать что-то надо. У меня снова начался приступ лихорадки, и я пожевал немного листьев абатуа. Потом разыскал листья амапы — народное индейское болеутоляющее и антисептическое средство. Я привязал их к искалеченной руке, оставив два здоровых пальца свободными, но их малейшее движение вызывало острую боль в остальных пальцах, так что они оказались практически бесполезными. К ранам на голове я тоже привязал листья амапы.

Я отправился к берегу ручья, к тому месту, где оставил плот. Теперь в тростниках плескалась вода и мой плот снесло.

Травянистая лужайка кончилась, начались заросли тростника. Я, не раздумывая, пошел прямо сквозь них, уверенный, что иду в нужном направлении и что река должна быть где-то близко. Я брел по колено в воде и жидкой грязи, но через некоторое время илистая топь сменилась довольно твердой почвой. Я пробирался сквозь тростник, надеясь выйти к месту впадения ручья в реку. Местность все время повышалась, заросли тростника становились реже, но пушистые верхушки мешали смотреть вперед. Я продолжал свой путь, уверенный, что вот-вот выйду к воде. Но снова начался спуск, и почва постепенно делалась все мягче и мягче, пока под моими сапогами опять не зачавкала жидкая черная грязь.

Тучи комаров доводили меня до исступления. Я закутал голову рваной курткой, но это не очень помогло. В конце концов, я обмазал обнаженные участки тела вонючей грязью. Казалось, не будет конца этим проклятым тростниковым зарослям, и, чем глубже я в них забирался, тем болотистее становилась почва. Куда бы я ни повернул, всюду была лишь жидкая грязь да поблескивающая вода глубиной от нескольких дюймов до двух футов. Я понял, что безнадежно заблудился, и меня охватил панический ужас…

Над головой висело зловещее серое небо. Не было видно ни гор, ни деревьев, которые могли бы служить мне ориентиром. Я старался подавить свой страх и продолжал двигаться. Ведь должен же я куда-то выйти наконец. Речка стала глубже, и я решил, что приближаюсь к устью. Тростник поредел. Я шлепал между кочками растрескавшейся грязи с пучками тростника на вершинах и теперь уже видел деревья и сверкающую гладь воды.

Я с огромным трудом выдирал ноги из вязкой грязи и все же постарался прибавить шагу, радуясь, что кончаются эти кочки с тростником. Но ручей, вдоль которого я шел, впадал не в реку, а в какое-то мелкое озеро, разлившееся, насколько хватает глаз, среди перекрученных, изогнутых корней…