Хевисбери Гоча - Казбеги Александр Михайлович. Страница 7
– Что с тобой? – тревожно спросил товарищ.
– Ничего! Ремень протер оборники, нога болит, – Онисе заковылял к камню, сел и стал разуваться.
– Дай, я помогу тебе, – предложил спутник.
– Нет, друг, я сам! – раздраженно оборвал Онисе, но, спохватившись, прибавил спокойней: – Солнце склонилось, ты ступай, не опаздывай! Я устал, отдохну немного…
Посмотрел на него мохевец, ничего не сказал и, нахлобучив шапку на глаза, двинулся дальше.
А Онисе свернул в щебняки, залег там в стороне от прохожих и стал следить за женщинами, собирающими ягоды.
Быстро разошелся народ; каждый торопился домой, чтобы успеть собраться к назначенному сроку.
Онисе в своей засаде был совсем близко от женщин; весело перекликались они, смеялись, пели песни.
Одна только Дзидзия не пела и не смеялась. Отойдя в сторонку, подальше от других, старательно собирала она ягоды. Чуждой всем и одинокой казалась она. С трепетом глядел Онисе на мохевскую девушку и чувствовал, знал, что из-за него одинока она и грустна. Он хотел позвать ее, крикнуть ей: «Здесь я, иди ко мне, я жду тебя, один только я могу вернуть тебе радость!» Но губы немели.
Женщины приближались к Онисе. Странное чувство овладело им: как будто вдохнули в него могучую силу.
Вдруг женщины повернули обратно. Онисе чуть не вскрикнул от радости, когда увидел, что Дзидзия отстала от других и идет прямо к нему.
Близ щебняка спустилась она к родничку. Поставила корзину на землю и, усевшись на камень, задумалась. Онисе затаил дыхание.
Вздохнула Дзидзия, глаза ее заволоклись слезами, и она тихонько запела грустную песню. Две крупные капли повисли росинками на ее длинных черных ресницах. Все больше набегало росинок, – Дзидзия беззвучно расплакалась.
Не выдержал Онисе, подкрался к ней.
– Милая, отчего ты плачешь? – прошептал он чуть слышно.
Дзидзия вздрогнула, обернулась и словно окаменела. Как завороженная, глядела она на Онисе, хотела что-то сказать и не могла.
– Скажи мне, милая, окажи… – Онисе опустился на колени, – почему ты сторонишься меня, разве я не дружка твой?
Дзидзия встрепенулась, глаза ее сверкнули, бледные щеки зарделись, на губах заиграла легкая счастливая улыбка. Словно защищаясь, протянула она руки к Онисе.
– Онисе! Откуда ты?
Онисе, опираясь на руки, подполз ближе к Дзидзии. Он глядел на нее пламенными глазами. Нет, не сумел он убить свою страсть в долгой разлуке! Напрасной была вся борьба, – его дрожащие губы опять произносили одно только имя, и не было ничего на свете страшней и желанней этого слова.
– Дзидзия, Дзидзия!.. – без конца повторял он, вкладывая в этот призыв все сладкое безумие свое.
И сила этого зова покоряла ее, и гибкое ее тело клонилось к зовущему.
Вдруг ветерок сорвал платок с ее головы и бросил прядь ее черных вьющихся волос в лицо Онисе. Последние силы покинули их, и губы их слились в поцелуе.
Голоса женщин прервали их ласки. Чувство греха, – ведь дружка считается братом новобрачной, – острой болью пронзило сердце Дзидзии. Стремительно оттолкнула она Онисе, вскочила на ноги и, не оглядываясь, побежала к подругам.
Вместе с ними прошла она по щебняку мимо него. С трепещущим сердцем глядел Онисе на ее лицо, которое впервые после свадьбы светилось радостью. Закинув голову, как газель, она гордо шла в толпе женщин.
Горько было Онисе, что так неожиданно покинула его Дзидзия, даже не сказав, где и когда можно увидеться с нею.
Женщины ушли. Поднялся и Онисе. Он сладко потянулся и гордо огляделся, почувствовав прилив какой-то новой, дотоле неведомой силы. Его любила Дзидзия, – весь мир принадлежал ему.
16
Дорога, ведущая из Грузии на север, минуя плоскогорье Самтверо ниже селения Коби, дальше изгибается кольцом, с трех сторон опоясывает крутую, голую Сионскую скалу. На самой вершине скалы возвышается замок, страж ущелья, наводящий страх на врага. Гора господствует над воротами ущелья, и подойти к нему можно лишь с Нарованокого перевала. Обильная богатыми пастбищами, с родниками и лесом, она самою природой воздвигнута, как неодолимое укрепление. В древности это место считалось одним из надежнейших оплотов Хеви. Замок окружала поляна с небольшими постройками из базальта и дикого камня, которые делали еще неприступнее эту природную крепость.
Здесь должны были собраться дружинники Хеви, чтобы разрушить коварные замыслы врага и сокрушить его.
Большое войско требовалось для защиты Хеви, и хевисбери приказал выйти на поле брани всем, кто способен держать в руках оружие. Нельзя было и женщинам сидеть сложа руки. Они должны были подвозить ополченцам сыр, масло, молоко с гор, где стояли дойные овцы. А хлеб каждый получал из своего дома.
Доставленные припасы складывались в одно место и распределялись поровну между всеми, хотя многие мохевцы не имели собственного стада.
Свинец привозили из Хде, селитру собирали тут же близ деревни Сиони, в пещерах, где ею была усыпана земля, как солью, а серу запасли заранее. Жгли горную березу – изготовляли порох.
Укрепили мохевцы также и лес Самтверо, расположенный близ Сиони. Если б судьба обернулась против них, дорого заплатил бы враг за свою победу.
В одну из темных ночей, когда человек собственного пальца не видит, какие-то люди приблизились к опушке Самтверо.
– Кто идет? Стой, если жизнь дорога! – послышался окрик, и ружейные дула уткнулись в неизвестных.
– Мы – слуги святой троицы!
– Куда идете?
– К Гоча.
– Откуда?
– Онисе, ты? – спросил один из неизвестных.
– Да, я! – всматриваясь в него, ответил Онисе. – Не узнал я тебя, Толика!.. Добро пожаловать!
– Где Гоча? Веди нас к нему поскорей!
– Идите за мной! – сказал Онисе, выступая вперед.
С нетерпением ожидал каждый мохевец возвращения Толики. Онисе тоже не терпелось узнать, с каким ответом вернулись посланные от прежде дружественных мтиульцев, но, чтя тайну поручения, он не решался расспрашивать их.
Посланные шли в глубоком молчании. Они знали, какой вред можно нанести общему делу неосторожно сказанным словом. Веками накапливалась у них осторожность, и никакие силы не могли заставить их выдать тайну.
Гоча поднялся навстречу пришедшим, приветствовал их, ввел к себе и усадил на деревянную тахту – свое походное ложе.
– Ты их проводил ко мне? – обратился он к Онисе, который ждал приказаний.
– Да, я!
– Хорошо, ступай к товарищам. Будьте бдительны! Никто не смеет проникнуть сюда!
– Мы на страже! – Онисе поклонился и вышел. Ничего не сказал больше Гоча, но он проводил сына таким любящим взглядом, таким суровым счастьем дышало его лицо, что каждый понял: для старика солнце восходит из-за плеч Онисе.
17
Пока мохевцы готовились к войне и укрепляли свои земли, Нугзар Эристави тоже не сидел сложа руки. Изо всех сил старался он увеличить число своих союзников, чтобы с большим войском напасть на Хеви, одним ударом сломить его упорство. Он разослал гонцов во все стороны и ждал подкрепления.
Нугзар был испытанный воин, он не обольщался надеждой на легкую победу. Немало смущали его также ум и опытность вождя мохевцев – Гоча, чья слава далеко гремела в горах.
На заре прискакал Нугзар Эристави в стан мтиульцев. Высокий, статный, в кольчуге, опоясанный мечом с золотой рукоятью, казался он простым мтиульцам каким-то сказочным существом. Весь его облик – грубое лицо, толстые, чуть, оттопыренные губы, мясистый нос, широкие ноздри, маленькие глаза с дряблыми веками – изобличал в нем человека безжалостного, необузданного. Густые сросшиеся черные брови, пересеченные над переносицей угрюмой бороздой, придавали и без того суровому лицу его выражение жестокости, а морщины, расходящиеся от глазных орбит, говорили о том, что терпение не было его добродетелью.
Лагерь мтиульцев пришел в движение, старшие вышли навстречу с приветствиями.
– Да здравствует Нугзар-батони! Привет Нугзару!