У Пяти ручьев - Кораблев Евгений. Страница 12

XII. Хозяин уральских лесов

Вечером на ужин сварили часть медвежьего окорока, жирного, как свинина.

Героем дня был Андрей, своим необыкновенным хладнокровием спасший жизнь деду и себе.

После ужина у костра кормили размоченными сухарями медвежат. Они ели охотно, потом лакали, как собаки, сладкую и немного подогретую воду. Как быть с пленниками? Убивать? Ребятам было жалко. Оставить в лесу? Малы, пропадут. Оставалось одно – взять с собой. Но выдержат ли они долгую трудную дорогу?

Однако выбора не было.

– А кормить чем? – протестовал дед. – Им много надо.

– Мало в лесу тебе дичи? – заметил Андрей.

– Их мясом ни сырым, ни вареным кормить нельзя. Иначе – стервятниками [20] станут.

– Недели две покормим как-нибудь, а там сами станут себе промышлять. Ведь им месяца два-три есть?

– Ох, как бы они нашу Сивку да Лыську потом не промыслили! – рассмеялся дед. – То лось, то медведь... Да еще Крак. Скоро у нас будет целый зверинец!

Тем не менее решено было медвежат взять с собой. Караван подвигался медленно, и медвежата могли идти не торопясь. Тем более, что привалы в сильную жару приходилось делать иногда даже днем.

Лето на Северном Урале коротко, но часты знойные дни, обыкновенно заканчивающиеся сильными грозами.

Идти становилось тяжело. Изводили вдобавок комары, мошки и оводы. Был самый разгар комариной поры. Особенно сильно страдал от них лосенок, шкура которого была еще очень тонка и нежна.

Теперь лосенку нашлись компаньоны.

Ян охотно согласился забрать медвежат, потому что в таком юном возрасте они легко приручаются. Если не кормить их сырым мясом, то лет до трех они не обнаруживают свирепости. На четвертом году лишь они становятся уже опасными и приходится принимать меры: сажать на цепь и т. п.

Назвали их Спирькой и Лаврушкой. Оба были черно-бурые, но Спирька отличался от Лаврушки тем, что у него на шее был точно белый ошейник.

Встреча с медведем, только что пережитая смертельная опасность все еще сильно волновали деда. С медведем он схватывался много раз, и теперь это прошлое остро вспоминалось.

– Нет, ты посмотри, как они глядят, – говорил он Тошке, – прямо по-человечески. Зверь, зверь... Разве зверь так смотрит?

– А кто ж это, по-твоему? – спросил с любопытством Ян.

Дед, оказывается, видел в медведе какое-то особенное существо, окруженное таинственным ореолом. В его представлении медведь был не зверем, а скорее чем-то средним между животным и человеком. Ребята с удивлением узнали, что «старцы» учили, будто медведь – это человек, наказанный за тяжелые грехи лишением человеческого образа и осужденный до самой смерти вести звериную жизнь.

Ян на это сказал, что жители Северного Урала и Западной Сибири точно так же смотрят на медведя.

Дед спорил и в доказательство того, что медведь – необычный зверь, привел множество примеров исключительной для зверя сообразительности, страшной силы и свирепости. Недаром ни об одном из зверей не сложено народом столько сказок.

Весело кипел на огне котелок. Вековые мохнатые ели сторожко обступили костер. Тишь. Только где-то невдалеке позвякивали ботала лошадей. Снизу, из лога, полз молочный туман. Лосенок лежал невдалеке от ребят и внимательно смотрел на огонь странными лесными глазами. Медвежата спали, свернувшись клубком в мешке.

Ребята напряженно слушали бесхитростное дедово повествование, захватывавшее их, как в детстве любимые сказки. Нравы зверей, образ их жизни, быт населения, характер разных уральских промыслов, разного рода практические сведения, полезные при охотничьих скитаниях, – много было в рассказах человека, всю жизнь проведшего в лесных дебрях, увлекающе-интересного, было чему поучиться юным краеведам.

Время от времени Ян улыбкой, замечанием осторожно указывал слушателям, где дед давал промах. Старик не привирал, как многие охотники, но, как большинство невежественных людей, был до крайности суеверен.

– А ученые медведи! – вспомнил он. – Ну-ка, выучи другого зверя. А чего мишка не делал!

С серьезных воспоминаний он незаметно перешел на шутливые.

Этот косматый свирепый зверюга и на брюхе ползал, показывая, как молодые ребята горох воруют: «где сухо – на брюхе, а мокренько – на коленочках», изображал, как «молодицы белятся, румянятся, волосы приглаживают, по улицам похаживают, на добрых молодцов посматривают...», «как старая карга с клюкой молиться идет».

Ребята дружно хохотали.

– Удивляться нечему, – ответил Ян. – Если бы ты знал, как их учили танцам. Их сажали в клетку с железным дном, под ним разводили огонь и при этом били в барабан. Муки несчастных мишек, стоявших на раскаленном железе, были невероятны, и впоследствии, заслышав бой барабана, они вспоминали каленое железо и начинали переступать с ноги на ногу – «танцевать».

XIII. Расколдованное ружье

После случая с медведем старик несколько дней, видимо, не мог успокоиться. Его обескуражило поведение давшего осечку ружья. Наконец, он дал всем строгий наказ, если попадется гадюка, не убивать и не пугать, а немедленно позвать его.

– Для чего тебе змея? – удивился Ян, зная отвращение деда ко всяким змеям, ужам и ящерицам.

Старик пробурчал в ответ что-то неясное и отошел поскорей, видимо, избегая вопросов.

Ян улыбнулся, поняв, что дед собирается выполнять какой-то суеверный обряд охотников, и прекратил расспросы.

Но не так легко оказалось деду отвязаться от ребят, в особенности от Пимки и Тошки. Они с такой настойчивостью прилипли к нему, что старик даже изругал их. Но так как, в будущей операции со змеей без помощников, очевидно, обойтись было нельзя, то дед скоро смягчился, и ребята выведали, в чем дело.

После неудачного выстрела в медведя дед считал, что его ружье пострадало от чьего-то злого наговора и надо его расколдовать.

В Сибири он слыхал, как это делается, и решил немедля сделать то же самое. Для этого ему требовалась змея. Но «е уж, а именно ядовитая опасная гадюка. Найти ее здесь было делом нелегким.

Ужей водилось много. Но гадюк, которых можно встретить повсеместно в изобилии на Урале, как раз в северной части всего меньше. Дед объяснял это тем, что здесь растет много марьина корня, которого, будто бы, гадюки не выносят.

Ребята пообещали старику постараться найти гадюку. И, действительно, дорогой стали внимательно смотреть себе под ноги, под кустами, на скалах, где змеи любят греться на солнце.

После нескольких дней бесплодных поисков, однажды Андрей громкими криками: «Змея! Змея!» – возвестил, что желание деда исполнено.

Вся экспедиция сбежалась к нему.

Возле огромного куста вереска извивалась в траве большая черно-серая гадюка. Видимо, пригретая солнечным днем, она спала. Но Андрей разбудил ее, и теперь отвратительное пресмыкающееся приподняло голову и, колотя хвостом по земле, злобно смотрело на смельчака сургучными горящими глазами, разевая пасть и трепеща высунутым раздвоенным язычком.

Андрей был мастер по части охоты за змеями. Несмотря на то, что гадюка очень опасна, и от ее ядовитых укусов погибают скот и люди, он так приловчился, что смело ловил этих змей чуть не голыми руками.

Он быстро срезал ветку, очистил ее от листьев, конец слегка расщепил в виде вилки. Потом сказал деду:

– Ну, начинаю...

Подошел к гадюке, быстрым движением зажал ей шею около головы в вилку и прижал к земле. Змея бешено заколотилась вокруг палки, извиваясь по земле и злобно шипя. Она в бессильной ярости кусала палку мгновенными укусами, точно клевала.

– А, подлая! Ишь жалит, жалит! – бормотал дед. – Пимка! Тащи, сынок, мне ружье! Я чичас...

Пимка принес ему ружье.

Дед, торопливо зарядив его порохом и дробью, приступил к делу. Он трижды плюнул через змею на восток, бормоча:

– Отдай всю твою силу моему ружью! Будь слово мое крепко и верно. Аминь!