Харизма - Каганов Леонид Александрович. Страница 32

Ну, я останавливаюсь и начинаю колеса обратно в лапы превращать. А они, заразы, защитились и не превращаются! Зациклились — это я термин придумал, просто не знаю, какое еще слово подобрать. Понимаешь, колеса круглые, да? Такие литые диски, мехом обтянутые, по ободу — шипы-когти идут. И вот их надо обратно втянуть в лапы. Или в руки, уже не важно, во что. Но они-то круглые! И как только я начинаю представлять себе, как колесо вытягивается в лапу, то оно начинает вытягиваться сразу со всех сторон, понимаешь? Потому что круглое и когти равномерно по периметру нанесены. Я лапу представляю, начал с правой, передней, а оно, колесо в смысле, вместо того чтобы сплющиться и в лапу превратиться, начинает в диаметре расти! Становится тоньше, тоньше, как блин, но в диаметре увеличивается! И остается колесом! Вот такое мучение. Как я лапу в колесо превратил — не помню, хоть убей. Замкнул как-то по кругу. А обратно — ни в какую.

И вот я стою на асфальте, скособочившись, как велосипед прошлого века, одно колесо громадное, остальные мелкие. А мужик за горизонтом, ну, в смысле за поворотом, скрывается. Обидно, выть хочется! Кончилось тем, что я придумал все-таки выход. Стал колеса в толщину наращивать! Наращивал, наращивал, стали они у меня такими трубами, как колеса гоночного автомобиля. А затем дело пошло, чем длиннее — тем тоньше. И наконец, стали почти как лапы, только когтями покрыты сплошь. Ну, я когти усилием воли стянул на самый конец лап, и дальше уже дело пошло быстро. Привел в порядок кости, суставы, с пальцами-когтями там порядок навел, слишком много их было, пришлось сращивать. Повозиться, конечно, пришлось, но в итоге стал я на все четыре, а свободную свою руку в кулак сжал над головой и понесся за мужиком.

А мужика уже нет. Побегал я туда-сюда, пусто. Хорошо хоть лужа мне попалась по дороге, глянул я в нее — увидел свою морду, испугался, но вспомнил, что я собака и, значит, у меня должен быть нюх. Нюх развить — это оказалось совсем несложно. Примерно как ушами точку слуховую поймать. Вернулся я к тому месту, где со своими злополучными колесами возился, понюхал асфальт в том месте, где мужик сидел, и побежал по следу.

Нашел мужика довольно быстро. Он-то думал от меня скрыться, свернул с дороги и в подъезд одного дома забежал. Я сначала решил, что он к себе домой побежал и заперся там. Но нет, он просто в чужой подъезд забежал. От страха, наверно. Он там на лесенке, видно, сел, в окошко смотрел, а как увидел, что я подбегаю, спустился вниз и дверь подъезда держит. Видать, привык, что собаки двери открывать не умеют. Ага, щас! Я рукой за дверь схватился, всеми четырьмя лапами уперся — и пересилил его, открыл. Он стоит бледный, ни жив ни мертв. Я встал на задние лапы, кулак поднял.

— Что, — говорю, — мужик? Допрыгался? Тебе сразу в морду двинуть или как? В принципе я и в горло могу вцепиться, ты ж понимаешь.

Он кивает, бледный такой. Вынимает пачку и мне протягивает, Я пачку хватаю и при нем же пересчитываю тщательно, чтобы все в порядке. И проволокой крепко денежки себе под мышку привязываю. И тут мне идея в голову приходит.

— Мужик, — говорю, — ты наказан! Отработаешь мне. За то, что деньги мои украл и вообще за моральный ущерб.

— Не крал я твои деньги, я их на шоссе нашел.

— Твои проблемы, — говорю, — ничего не знаю. Значит, мы идем сейчас к шоссе, и ты мне ловишь машину. Мы садимся, и ты меня довозишь до дому.

— А где ты живешь-то? — говорит мужик.

— На Выхино я живу.

— О-о-о… — говорит мужик. — Это ж через весь город…

— Все, — говорю, — замолкни: А тебе куда?

— А мне в Фили, — говорит мужик.

— Ладно, потом поедешь в Фили. Угощаю. Но сначала меня на Выхино закинешь. Я плачу. Правда, деньги у меня в валюте, но если надо, в обменник заскочим круглосуточный. Понял?

— Понял, — говорит мужик.

А глаза у него уже совсем офигевшие. Ну, — я его в общем-то понимаю. Идем мы к шоссе. Я потихоньку лишнюю руку свою убрал вообще, чтобы с виду — нормальная собака. А что с мобильником — так ничего странного, в двадцать первом веке живем, сейчас у каждой собаки мобильник.

Короче, слушай, что было. Выходит мужик на дорогу, поднимает руку — и первая же тачка останавливается. Мужик открывает переднюю дверь и засовывает туда голову. Я ушами пошевелил и слушаю, о чем у них разговор.

— Командир! — говорит мужик. — В эту… Выхино.

— Выхино… Скока? — спрашивает водила.

— А за скока? — говорит мужик.

— Нет, ну скока?

— Ну так скока, скока?

— Ну ты скажи, скока?

— Ну ты повезешь за скока? — не унимается мужик.

— Не, ну а дашь ты скока?, — гнусит водила. — Скока даешь?

— Не, ну скока ты хочешь?

— А скока ты дашь? Скока?

Идиоты! В общем, препирались они так минут пять, я уже от злости сам не свой, хвостом по земле туда-сюда, туда-сюда. Наконец не выдержал, как рявкну:

— Пятнадцать евро — до Выхино, а потом в Фили!

У водилы челюсть отвисла, он за руль — хвать! и по газам. Отъехал метров сто, остановился, дверь закрыл — и снова по газам, с визгом унесся.

— Видал? — говорю мужику. — Чего ты с ним торговался?

— Подешевле хотел, — говорит мужик смущенно.

— Ты мои деньги экономишь, сука? Кретин! Давай голосуй, давай! Пятнадцать евро, говори всем.

Мужик снова выходит на дорогу и начинает голосовать. А пьяный, его еще покачивает немного. Ну, цирк, короче. Тут же выруливает тачка, причем ехала по другой стороне, но развернулась — и к нам. Мужик дверь открывает.

— Пятнадцать евро — Выхино и Фили! — выпаливает на одном дыхании.

И в кабине такая пауза наступает, долгая, мучительная. А затем голос водилы с кавказским акцентом:

— Пятнадцать евро — это скока?

— Не, ну а скока ты хочешь? — заводится мужик. — Ты скажи, скока?

— Чего скажи? — удивляется водила. — Скока это, пятнадцать евро? Скока?

— Не, а ну а скока ты хочешь? — не унимается мужик. — Скока?

— Не, а скока это, пятнадцать? Это скока в рублях? Скока

— А скока ты хочешь?

— А скока это?

Ну кретины! Ну дебилы! Ну мой-то ладно, он пьяный в дупель, но водила? Не выдерживаю, подбегаю.

— По курсу Центробанка! — ору. — Заедем в обменник по дороге, разменяем!

И та же история. Водила челюсть роняет, ударяет по газам — и укатил. Я смотрю на мужика, мужик виновато руками разводит. Ну, что с него взять? Ладно, стоим дальше.

— Мужик, — говорю, — еще раз услышу от тебя слово: “скока” — не знаю, чего сделаю. Задницу откушу. Чтоб больше слово “скока” ты не произносил, понял? Пятнадцать евро по курсу Центробанка, заедем разменяем, едем в Выхино, оттуда в Фили. Все! Действуй, переговорщик.

Мужик поднимает руку, и выруливает к нам иномарка. Опускается тонированное стекло. Мужик:

— Але, слышь, командир! Пятнадцать евро!

— Куда едем?

— По курсу!

— Какому курсу? Ехать куда?

— По курсу Центробанка!

— Да ехать куда?

— В Фили. Не, в Выхино. А потом в Фили!

— Ну так куда?

— Сначала туда, затем туда.

— За пятнадцать евро?

— Да.

— Двадцать и поехали!

Мужик поворачивается и смотрит на меня. Я отрицательно мотаю головой, так что уши по щекам хлопают. Совсем охамел водила!

— Пятнадцать! — говорит мужик. — И поехали. Тут сзади подруливает еще одна машина.

— Ну ладно, — вздыхает водила, — садись.

Мужик поворачивается снова ко мне и радостно кивает, мол, поехали.

— Не понял, — говорит водила. — Ты с собакой, что ли?

— Угу, — говорит мужик. — Не боись! Она у меня смирная, когда добрая!

— Не! Она мне весь салон испачкает!

— Не испачкает! — говорит мужик. — Она у меня очень смирная!

— Вот эта тварь грязная, лохматая?

Я не выдерживаю, подхожу и говорю:

— А ну давай вали отсюда, придурок! Я с тобой и сам не поеду, с хамом таким! Давай газуй отсюда! Тварь лохматая!

Иномарка уезжает медленно и печально. А за ней тут же подъезжает “москвич” потрепанный, который очередь занимал.