Параметры риска - Рост Юрий. Страница 10
Подцепить ежа и выволочь его на берег — дело несложное. Разрезали ежа пополам, достали икру. Осторожно попробовали. Странный вкус: напоминает какой-то экзотический плод. А есть без соли мы не решились. Даже голод нас не заставил…
Пошли дальше. Нашли единственную раковину морского гребешка. Говорят, тоже деликатес. Только больно уж он маленький! Ребята пробовать его отказались, и я, поддев большим пальцем мускул гребешка, выковырнул его, прополоскал в морской воде, съел.
Пищулин и Коваленко с нескрываемым интересом вслушивались в хруст у меня на зубах и испытующе следили за мимикой на лице, сопровождающей довольно отважную дегустацию: мы ведь толком не знали, можно ли эти гребешки есть сырыми!
Оказалось — ничего. Даже довольно вкусно: этакое остро-соленое блюдо. Поняв, что есть можно, и поверив мне, что это значительно лучше пресной ежовой икры, мы принялись нырять, пытаясь найти гребешки. Но ни одного не нашли. Пищулин вылез из воды синий от холода и злой от постигнувшей неудачи.
Опять пошли дальше. Сорвали несколько стеблей морской капусты — попробовали. Через силу, преодолевая отвращение, по одному глотку проглотили. Без соли есть невозможно.
Пошли обратно. Толя нашел в прибрежной траве несколько стеблей дикого лука. Я съел полстебля — жесткий, бессочный — больше не хотелось..
Из обрывка сети и из куска гибкой лианы мы сделали сачок, насадили его на длинную палку и вновь с надеждой вернулись к морю: может, удастся наловить хотя бы мальков? Но они в страхе бегут от сачка.
Удочки, разумеется, мы не забыли соорудить: просто ждали случая или какой-либо находки, которые бы дали возможность сделать крючки. Удилище — не проблема. Леску мы тоже могли иметь практически любой нужной длины. А вот крючки…
Все решил найденный у линии отлива ящик. Как и большинство деревянных ящиков, он был обмотан для крепости проволокой. Толя осторожно отмотал эту проволоку, обрубил камнем два небольших кусочка, повозился с ними и вскоре положил мне на ладонь два маленьких изящных крючка. Они были остры, с зазубринкой, и, глядя на них, с трудом верилось, что появились
не из магазина.
Из гвоздей, добытых из ящика, Коваленко соорудил еще два крючка — для рыбы побольше. Распланировали мы все хорошо. Осталось только поймать эту рыбу…
В тот день мы успели еще многое сделать. Собрали валявшиеся по берегу бревна и связали большой, довольно объемистый, плот. Его мы предполагали использовать в бухте для поисков колоний устриц и гребешка. Стоя на плоту, хорошо видишь дно — толща воды, метров в пять или шесть, просматривается словно через стекло. Если, конечно, море спокойно.
Малейшая рябь, и дно, будто волшебное видение, исчезает, и мы уже не можем отличить камни от устриц. Пробовали нырять — безуспешно: камни, устрицы и морской гребешок превращаются в неясные, размытые пятна.
Меж камней, у самого берега, мы видели несколько маленьких крабиков — еды в каждом не бог весть как много: если граммов пять будет, и то хорошо. Короче, решили поймать их.
Неожиданно для нас крабики оказались ребятами не промах: на удивление бдительны. По вполне понятным причинам, они не хотели даваться, проворно спасаясь в щелях меж камней. Не помог и "крабобой"- длинная палка с насиженным на нее острым гвоздем. Пришлось отказаться от затеи.
Только в эти дни мы поняли, как мало умеем и как мало можем. Не умеем добыть огонь, не умеем охотиться. Современная жизнь давно уже отучила человека, живущего в городе, добывать пищу вне стен магазина. Это наши далекие, безвестные предки могли быстро извлечь огонь из двух сухих кусков дерева, могли часами преследовать добычу.
Мы же потеряли все это. И, в общем, совершенно неожиданный вариант для человека: цивилизация сделала его почти беспомощным на лоне природы.
Мы это чувствовали особенно остро. Верно: многое знали. Но не умели использовать знания. Мы растеряли весь жизненный, практический опыт, который человечество копило многие тысячелетия. И вот сейчас здесь, на безлюдном заброшенном острове, судьба заставила нас вновь обратиться к этому опыту.
Постепенно, шаг за шагом, неудача за неудачей, мы постигали его. Нам неоткуда было ждать помощи, и никто не мог дать нам совета. Все предстояло сделать самим.
Пищулин соорудил давно обещанный лук. Стаи бакланов и чаек — как не попробовать! Увы, лук слаб и беспомощен: стрела летит еле-еле метров на 25. Птицы же ближе, чем метров на сто, не подпускают.
Дикие утки еще осторожнее. Долго мы следили за ними, спрятавшись в прибрежных кустах, не спуская голодных глаз с птиц. Но нет, тут нужно ружье.
Поднявшись, Пищулин швыряет лук в высокие травы. Чайки, бакланы и утки с торжествующим криком поднимаются в воздух…
По-прежнему мы выкладывались до конца, в солнечные часы добывая огонь. Нам казалось, что все-таки потихоньку продвигаемся вперед. Последний раз от трута, когда я его раздувал, летели во все стороны искры: одна из них обожгла мне щеку, другая едва не попала в глаз, у Володи весь нос оказался таинственным образом измазанным в копоти.
Но бумага, когда ее подносили к труту, всего-навсего тлела. Быть может, виной всему исключительно влажный воздух?
Нам очень хотелось верить, что мы все делали правильно и что виновата лишь вездесущая влага. И еще верили: в первый солнечный день, когда солнце пробьет тучи с утра (такого дня у нас еще не было), добудем огонь.
А еду?
Вообще же, если не думать о хлебе насущном и если иметь время и силы, чтобы спокойно и ясно оглядеться вокруг, наверное, можно увидеть, что живем мы в изумительном месте, на берегу безбрежного моря, на изумрудной поляне, где трава то по пояс, а то почти в человеческий рост. И россыпь цветов! Кажется, все краски они вобрали в себя.
А на горизонте — цепь островов, открытых, мы знали, всего сто лет назад. Пустынны, безлюдны они… Как тогда. Громады причудливых очертаний… Оттуда, от этих островов, до нас доносятся крики зовущей нерпы. Трубный глас, одинокий голос в пустынном море.
Кто ищет кого? Друг свою потерянную подругу или это она тоскует о нем?
Сыроежка. На всех
Вчера на ужин съели одну маленькую сыроежку на троих. Очень вкусно! Съели бы больше — не нашли. Странно, но есть, в общем, не так уж и хочется… С удивлением заметил, что каждый шаг дается с трудом. Хорошо бы лечь и не вставать.
Вкрадывается иногда предательская мыслишка: "А зачем? Зачем эта бессмысленная беготня в поисках пищи? Зачем эти изнурительные, до четвертого пота, попытки добыть огонь? Вполне можно не есть — вот так неподвижно лежать, и все…"
Когда встаю, сильно кружится голова, в глазах все плывет. Приходится некоторое время стоять на месте, держась за что-нибудь, пока не придешь в себя.
Сегодняшний день — день важных событий. Утром, еще не было семи, пошли проверить мордуху, поставленную с вечера неподалеку от берега. Вдруг там что-нибудь есть?
К великому нашему изумлению, мы нашли в ней шестнадцать рыб величиной в пол-ладони и даже больше. Какая добыча! Мы и не мечтали о ней. И следующая мысль: нужен сейчас, сию минуту огонь.
Остервенело кинулись его добывать. Крутили веретено так яростно, как никогда еще. Угли получались хорошие: я даже обжег себе пальцы, удерживая и раздувая их. Но пламя не занялось…
Именно эта попытка разочаровала нас больше всего. Сейчас, когда есть еда, огонь казался лишь небольшим дополнением, которое должно было бы облегчить нашу жизнь. И потом мы считали, что в принципе своим трудом и упорством заслужили огонь. Если только такое
право дается.
У героев Жюля Верна на Таинственном острове, помните, нашлась спичка — завалялась у кого-то в кармане. Харберт сумел зажечь ее. Кроме того, у колонистов оставался в запасе еще способ Сайреса Смита: они вынули выпуклые стекла из своих часов, сложили их, заполнив промежуток водой и обмазав края глиной. Так получили универсальную лупу.
Мы же способу Сайреса Смита могли противопоставить лишь способ Пищулина (четырехножник с дном от бутылки), поскольку стекла в наших часах оказались плоскими.