Параметры риска - Рост Юрий. Страница 33

Обратный путь в темноте показался Ракитину бесконечным. Он то и дело спотыкался о невидимые во тьме корни, путался ногами в траве, цеплялся за ветви кустарников. Ракитин так устал, что, добравшись до палатки, буквально свалился на койку. Подсунув под голову плоскую подушечку, набитую травой, он провалился в сон.

Его пробудил грохот выстрела. Ракитин присел на койке. Прислушался. Но все было спокойно: ни тревожных окриков, ни суматошной беготни. По-прежнему стрекотали цикады, и будто издалека доносился негромкий разговор людей, сидевших у костра.

Ракитин хотел было заснуть, как по тенту палатки осторожно постучали и чей-то голос спросил:

— Дамти Витя, ты не спишь?

— Не сплю, не сплю, — сказал он, окончательно стряхивая сонную одурь.

— Синь зверя убил, — повторил тот же голос. Это был Лок.

Не одеваясь, лишь засунув ноги в резиновые сапоги, Ракитин выполз наружу. Возле ярко горящего костра, попивая чай, расположились двое дежурных и Дьяков, который тоже участвовал в ночной охоте, правда, в другой компании, но с тем же успехом.

Неподалеку, в привычной позе, на корточках сидел Синь, с невозмутимым видом дымя трубочкой. У ног его темнело тело какого-то зверя.

— Кто это? — спросил Ракитин, рассматривая охотничий трофей.

— "Тю-тю", — сказал Синь, выпуская длинную струю дыма.

Так вот чей голос они так часто слышали в окрестностях лагеря! Так вот кому принадлежало это жалобное, протяжное: тю-тю, тю-тю, тю-тю!

Ракитин присел на корточки. Убитый зверь был размером с небольшую собаку. Широкая голова, заканчивавшаяся немного заостренной мордочкой с белым пятном, напоминала собачью. Вытянутое тело покрывал густой, жесткий мех. По его желто-коричневому фону были разбросаны многочисленные округлой и неправильной формы черные пятна. Вдоль спины тянулись три черные полосы, которые, сливаясь, переходили в черноту длинного пушистого хвоста со светлыми кольцами.

— Так это ж циветта, — наконец сообразил Ракитин. — Знаменитая азиатская, или настоящая, циветта, за которой охотятся, чтобы добыть пахучее вещество цибет, широко используемое в парфюмерии и медицине. Taк вот из чьего меха сделана у Синя охотничья сумка…

— Поздравляю, дамти Синь, — сказал Ракитин, пожимая охотнику руку. Тот слегка улыбнулся, а затем, молча включив фонари, направил луч света на голову циветты.

И вдруг мертвые глаза зверя ожили, вспыхнули красноватыми огоньками. И только сейчас Ракитин понял, почему фонарь Синя светил так тускло. Дело было совсем не в батареях. Лишь таким вот слабым лучом можно было обнаружить животное по отблеску глаз, не испугав его светом. — Эти красные и зеленые искорки в кустах были не чем иным, как сверкающими глазами животных.

"Что же я за болван! — обругал себя в душе Ракитин. — Ну надо же было быть таким тупым… Нет животных! Исчезли животные! — передразнил он сам себя. — Всю обедню Синю испортил. Вот уж он меня, наверное, в душе проклинал, когда я свой прожектор включил… От такой иллюминации какое хочешь животное до смерти напугается".

Ракитин хотел, чтобы Лок все это объяснил Синю. Не переводчик как назло куда-то исчез. Ракитин опустился на траву рядом с охотником, положил руку ему на плечо и виновато-дружески улыбнулся.

Синь улыбнулся в ответ и тихо сказал: "Той хуэ" все хорошо.

В гости к Синю

Деревня Бао-Линь, где жил Синь, лежала километpax в десяти от лагеря. Надо было спуститься вдоль по ручью на восток и выйти на проселочную дорогу, по которой машины экспедиции три недели приходили джунгли.

После ночного дождя дорога основательно раскисла и, чтобы не завязнуть по щиколотку в липкой темно-коричневой грязи, им приходилось все время держаться обочины. Солнце уже поднялось над джунглями, и деревья, умытые дождем, зеленели еще ярче, переливаясь в солнечных лучах всеми цветами радуги, словно осыпанные бриллиантами. Напоенная дождем земля просыхала, исходя легким полупрозрачным паром. Будто осколки огромного зеркала, сверкали оставшиеся после тропического ливня бесчисленные лужи.

С приближением к деревне все чаще и чаще стали попадаться признаки человеческого жилья. То буйволы, разлегшиеся по шею в грязи с блаженными мордами, лениво прядали ушами. То нежно-зеленые прямоугольники рисовых чеков, окруженные насыпными дамбами. То остатки лесного водопровода — десятка два подставок-рогулин, вбитых на расстоянии друг от друга. На них лежали длинные, пожелтевшие от времени бамбуковые стволы-трубы с отверстиями у каждой перемычки.

У огромных олив «бо», с мощными гладкими стволами, без единого сучка, были привязаны бамбуковые палки с петлями-ступеньками на конце. С помощью такого нехитрого устройства можно было, хотя и не без труда, добраться до кроны, где среди листвы прятались крупные оливки.

Навстречу путникам из-за поворота вышли четыре женщины. Все они были одеты в короткие кокетливые кофточки и длинные, до щиколоток, широченные брюки весьма модного, как объяснил Лок, коричневого цвета. Все они были маленькие, изящные в своих конусообразных шляпах «нон», с лицами до половины закрытыми белыми, в мелких цветочках, платками, над которыми озорно сверкали черные, чуть раскосые глазки.

Их можно было бы сравнить со статуэтками, если бы не трехметровые шесты «куанг-гань», видневшиеся у каждой на плече. На концах шестов плавно покачивались плоские плетеные корзины, доверху наполненные плодами папайи, корнями сасса-пареля, бататами и еще какими-то неизвестными Ракитину овощами.

Уставшие путешественники приободрились, расправили плечи и посторонились, уступая узкую полоску относительно сухой дороги. Но незнакомки тоже остановились, поставили свою ношу и развязали платки. Все четыре оказались молоденькими и очень миловидными.

В ушах у каждого поблескивали тоненькие серебряные сережки.

— Слушай, Лок, куда это они с таким грузом идут? — спросил Ракитин. Но "Пока уже понесло. Он произнес целую речь, из которой Ракитин понял только "ко хуэ хонг?" — как поживаете? и «льенсо» — советский. Лок на глазах преобразился: куда девалась его обычная медлительность, сдержанность! Он непрерывно улыбался, жестикулировал, и, судя по всему, его бойкость произвела на девушек впечатление.

Неожиданно Лок нагнулся и вытащил из одной корзины ниточку стручков горького перца «ыт», похожих на большие красные запятые. Он покрутил ее на пальце и что-то сказал. Девушки прыснули.

— Это есть такой вьетнамский пословиц: "Каждый перец горек, каждая девушка ревнива", — перевел Лок.

Скоро он был уже в полном курсе дела. Лок узнал, что все — не замужем, что живут в соседней деревне, направляются на рынок в уездный городок, где хотят купить много нужных вещей.

— Я так и думал, что они все нет муж, — сказал Дан, оказавшийся большим знатоком истории Вьетнама, народных обычаев и легенд.

Ракитин вопросительно поднял брови.

— Посмотри, дамти Витя, на их прически, — продолжал Дан. И вдруг, замявшись, повернулся к Локу: — Лучше ты переведи!

— Посмотри на их прически, — подхватил Лок. — Видишь, у них волосы гладкие и завязаны пучком сзади? Значит, они есть девушки. Если пучок сидит на макушке- значит, у женщины есть муж. Когда вдова, она пучок будет поместить на левый сторона головы.

— Интересно, сколько же килограммов в этих корзинах? — спросил Шалеев, пытаясь на глазок определит вес.

— А ты попробуй, подними, — посоветовал Дьяков.

— Что нам стоит дом построить! Могу и попробовать. — Шалеев направился прямо к девушкам и жестами объяснил, что хочет поднять их груз. Девушки поняли; его выразительную жестикуляцию и согласно закивали, Александр бойко ухватил куань-гань за середину, приподнял, и вдруг на лице его появилось выражение удивления и полной растерянности. Он с трудом поднял шест с корзинами на плечо и почти тут же поставил его обратно на землю.

— Ну и ну, — сказал он. — И как они умудряются такую поклажу волочить в такую даль? Уму непостижимо!