Параметры риска - Рост Юрий. Страница 57

Начались тренировки в чистом поле. Яркими красками нарисовали на снегу широкий круг, обозначили наиболее опасные скальные выступы, красными флажками указали направление выбросов сернистого газа. Из Института вулканологии прислали горизонтальные разрезы Авачи, снятые с помощью аэро-и космической фотосъемки.

Впрочем, все понимали: в жерле вулкана жди сюрпризов — в боковой плоскости будет предостаточно острых каменных шипов, неразличимых при помощи самой современной аппаратуры.

В один из дней совершили пробный вылет на Авачу.

Прыгали пока не в кратер, а на узкую, шириной около 25 метров, снежную кромку. Все приземлились точно в очерченный круг. Бушевавшие над сопкой штормовые ветра не сумели отнести парашютистов в сторону — их мастерство оказалось сильнее бури. Но опыт борьбы с

ветром над Авачей был получен бесценный, окрепла уверенность в своих силах.

Спустились вниз быстро, "с ветерком". Спуск по идеально ровному снежному конусу кратера — сплошное удовольствие. Ложишься на спину, в руках два тормоза — ледоруба, — и стремглав несешься с гигантской горки. Вверх — несколько часов. Вниз — считанные минуты.

И опять тренировки, тренировки… В Институте вулканологии для каждого участка экспедиции подготовили обширную программу индивидуальных научных исследований. Уздину, который вызвался опуститься на самое дно кратера, поручалось отобрать образцы вулканических пород. Виктору пришлось пройти ускоренный курс минералогии — подберешь не тот камушек, что ж, возвращаешься обратно?

Шелапугина предполагалось увешать кино- и фотоаппаратурой: он был главным оператором экспедиции, и ему поручили запечатлеть на пленку панораму вулкана и его "внутренности".

Дмитриенко, учитывая его пристрастие к технике, за недолгое время пребывания в кратере попросили заменить вышедшие из строя датчики сейсмической активности. Легко сказать! Попробуй приземлиться рядом с ними…

Федоров и Желонкин брали пробы воздуха и газа, отвечали за организацию спасательных работ, помогали альпинистам в поисках и подъеме из кратера своих товарищей.

Словом, дел у каждого хватало, и действия каждого должны были быть отрепетированы до автоматизма. Ведь в жерле вулкана вспоминать рекомендации некогда!

Тем временем мнения в Институте вулканологии разделились. Безумием называли экспедицию иные осторожные умы. Парашютистов останавливали в коридорах, спрашивали, как они собираются прыгать, не боятся ли вулкана? Что тут скажешь? С безмятежным видом они отвечали: "Самый обычный прыжок. Даже приятно: снаружи — минус тридцать, а приземлишься — и сразу тепло".

Через некоторое время Начинкину вручили предостерегающее письмо от замдиректора института: "Что вы делаете? Разве можно так рисковать — ведь за вами идут совсем молодые ребята? Посмотрите на себя: пожилой человек, а ввязались в сомнительную аферу. Отмените прыжок, пока не поздно".

Ничего не скажешь, аргументы благородные. Но, как часто случается, речь о возвышенном зашла, когда соображения земные были отвергнуты. Начинкин помнил автора письма по совещаниям у Федотова — там замдиректора был столь же горячим противником экспедиции, но по другой причине: жалко ему было отпущенных средств на нее. Но в том-то и дело, что ученые ждали от парашютистов ценнейших сведений, которые должны были окупить все затраты!

И все же Начинкин показал письмо товарищам. Внимательно прочитали гневный текст. Помолчали. Федоров сказал: "Кто спорит, есть в нашем прыжке риск. Есть. Но вы видели хотя бы одно стоящее дело, где удачу принесли бы на блюдечке?" — "С голубой каемочкой", — засмеялись все. А Шелапугин добавил: "Вот сядем на фумаролу — нас обратно на сковородочке принесут". И опять все рассмеялись.

А если серьезно, то единственным способом не избежать, нет — лишь уменьшить долю риска была скрупулезнейшая подготовка, предельная сосредоточенность, учет всех, без исключения, мелочей, которые могли повлиять на траекторию полета в жерле вулкана.

И они, раз за разом, изучали карты, схемы, хотя, кажется, выучили их уже наизусть. Вновь проверяли экипировку. Отвергали одно и предлагали другое. Тренировались, тренировались, тренировались…

Время у них было. Шестнадцать дней каждое утро запрашивал Начинкин метеостанцию. И шестнадцать раз прогноз погоды оказывался неблагоприятным. Вулкан словно пытался сорвать ущемляющий его вулканическое достоинство прыжок, прятался в тяжелых темных тучах, над его вершиной гуляли ураганные ветра, а низкое атмосферное давление, как пробкой, забило кратер ядовитыми газами.

Но люди терпеливо ждали, и это ожидание, эти мучительные отсрочки — тоже были испытанием экспедиции на устойчивость, на силу характера, на верность цели.

Лишь иногда не выдерживал Шелапугин и безнадежным голосом обращался неведомо к кому:

— Пятнадцать метров в секунду ветер. Подумаешь! Бывают ураганы и посильнее. Может, прыгнем?

Федоров отвечал строго и спокойно:

— Прыгать будем, когда ветер стихнет хотя бы до десяти метров. Иначе снесет на скалы.

Шелапугин тяжко вздыхал и погружался в изучение выданных ему кинокамер. Он и сам понимал: незачем увеличивать и без того немалую долю риска. Понимал, но хотел, наверное, обрести спокойствие, которое исходило от тренера экспедиции.

А Федоров, казалось, готов был ждать сколько угодно! Не век же вулкану стоять пасмурным… Ведь даже самые хмурые личности изредка предстают в безоблачном виде.

Наконец прояснилось! Авача не выдержала "войны нервов", скинула маскировочное одеяние, сотканное из туч да туманов, и предстала с обнаженной вершиной.

В восемь утра метеослужба обещает благоприятный прогноз. Начальник штаба экспедиции Борис Ксендзов, опытнейший пилот, эксрекордсмен мира, дает команду всем службам: "Полная готовность!" Необходимо завершить штурм кратера до наступления сумерек. К подножию вулкана вылетает вертолет с горноспасателями: им, с тяжелым грузом, карабкаться по конусу на вершину.

Управлять вертолетом в горах зимой, когда давление то и дело «скачет», да еще поблизости от вулкана, — тут надо быть настоящим асом. Штаб экспедиции, расположенный в Халактырском аэропорту, доверяет штурвал Герману Ивановичу Кузьминову. Работал он вдохновенно, как и полагается мастеру. И уж потом все поняли: если бы не Кузьминов, экспедиция могла остаться незаконченной.

Вертолет поднимает спальные мешки, палатку, кошки, ледорубы, 450 метров веревки, теплую одежду, пиротехнику, продовольствие на три дня, тюки с комплектом инструментов и медикаментов для оказания любой помощи, вплоть до хирургической операции. И, пройдя на минимально допустимой высоте над вулканом, со снайперской точностью кладет этот груз на небольшую наклонную площадку, в двухстах метрах от кромки кратера. Альпинистам и врачу еще предстоит перетащить все это поближе к жерлу Авачи…

Тем временем в аэропорту Халактыр в последний раз просматриваются карты, парашютисты тщательно проверяют друг у друга экипировку.

"Не забудь взять нож: может пригодиться", — советует Федоров Уздину.

Единодушно решили сменить сапоги на унты — они полегче. Все облачены в обычные парашютные костюмы, лишь Желонкин достал где-то суперсовременный серебристый костюм пожарника, подшитый гагачьим пухом.

— Раскаленные брызги прожечь эту ткань не могут, — наставительно замечает учитель физики.

— Подарок благодарных учеников любимому учителю. На прощание… — мрачно изрекает Дмитриенко.

Начинкин и Ксендзов обращаются к руководителям Халактырского аэропорта с просьбой допустить к полетам пилота, которого — по строгим инструкциям за дисциплинарную провинность — перевели на другую должность. Все верно — проштрафился, но зато какой мастер! По такому случаю пошли на нарушение устава.

И вот самолет Ан-2 вылетает к Аваче. Над вулканом все нормально. Видимость отличная. Сброшены яркой расцветки пристрелочные парашюты, снабженные датчиками. При ударе о скалы они передают сигналы опасности.

Затем очередь дошла до Большого Ивана — так в экспедиции нарекли симпатичное чучело человеческих размеров. Минуты напряженного ожидания — и Большой Иван приземляется в заданном месте.