Шпоры на босу ногу - Булыга Сергей Алексеевич. Страница 35
– А вот это семерка бубен. Ты проверь, проверь, не стесняйся!
И Григорий, вместо сабли, потянулся к указанной карте, осторожно приподнял ее… а после посмотрел – вначале удивленно на полковника, а потом недоуменно на лейтенанта. То есть, надо полагать, полковник угадал! И лейтенанту это очень не понравилось! Он уже не сдавал карты – он положил колоду рядом с собой и достаточно резко воскликнул:
– Полковник!
Дюваль недоуменно посмотрел на младшего по званию. Потом вдруг улыбнулся и сказал:
– А сверху у тебя десятка треф! Да ты проверь, проверь, чего ты!
Но лейтенант и не подумал проверять. Он сказал уже совсем сердито:
– Полковник, я прошу вас не вмешиваться! Очень прошу!
– А это еще почему? – удивился Дюваль.
– Два потому что… Потому… – лейтенант явно волновался. Потом всё же сказал, почти миролюбиво: – И что это у вас за шутки такие? Господин подпоручик еще может подумать, будто у нас тут с колодой что-нибудь!
– Не, что вы! Господь с вами! – воскликнул Дюваль. – К колоде никаких претензий. И чтобы даже никаких сомнений не было, я сейчас сяду сам. И покажу вам, юноша, как это делается!
– Что? – спросил Лабуле. И тут же сказал: – Нет! Полковник! Да что вы такое придумали!? И… Господин подпоручик! В самом-то деле!
И тут он посмотрел на Григория. И улыбнулся – очень льстиво. Но и Дюваль тогда тоже смотрел! Но он не улыбался, лицо у него было просто каменное. А если он кому и подмигнул, так всего один раз!
Но Григорию и этого хватило! Потому что, как уже было сказано выше, между строевыми офицерами даже враждующих армий всегда есть что-то общее! А вот с интендантами нет! Поэтому казак подвинулся, гусар сел рядом, взял его карты и разложил их веером. Это для того, чтобы наглядно показать, что раздача еще не закончена. Но лейтенант не брал колоду, он на нее даже не смотрел. Дюваль усмехнулся, сказал:
– Молодой человек препятствует франко-русскому сближению.
– Полковник! – начал было Лабуле…
Однако Дюваль тотчас перебил:
– Или, боюсь даже сказать, с колодой что-нибудь…
– Ну, хорошо! – воскликнул Лабуле. – Сдаю!
– Сдавайте-с!
Игра пошла. И как! Лабуле проигрывал, проигрывал и еще раз проигрывал, и только проигрывал! Неумолимо, в пух и прах! Это было невероятно, но это было так! И это продолжалось даже тогда, когда лейтенант потребовал заменить колоду! И – уже с новой колодой – это продолжалось до тех пор, пока Дюваль не посчитал, что он устал, что пора и отдохнуть. Сгребая выигрыш в расстеленный на столе доломан, сержант… простите, тогда еще полковник сказал, обращаясь к казаку:
– Здесь не вино, мой друг, а интендантские слезы. Если ты не против, то я покажу тебе одно заведение…
– А уж теперь позвольте командовать мне! – перебил его хорунжий. – К цыганам и только к цыганам! Ляля встретит нас как родных!
Полковник из любопытства спорить не стал, и новые приятели едва ли не в обнимку покинули гостеприимный погребок.
Потом они браво шагали по улицам и оживленно беседовали, не обращая внимания на всяких там рослых и коренастых господ, глазевших на них из окон, а то и с дворцовых балконов. Офицерам легкой кавалерии было хорошо и весело, что и привело приятелей к цыганам, где веселья оказалось даже с избытком, ну а потом…
На рассвете, едва только расставшись с хорунжим, Дюваль задумал было завернуть в еще одно местечко, где его, он был уверен, ждали… Но тут невесть откуда взявшийся патруль арестовал его и как последнего злодея препроводил в штаб. Все это было так стремительно и в то же время так глупо, что просто не передать!
Да и в дальнейшем всё тогда происходило на редкость неумно и головокружительно! Так что не успел еще Дюваль сообразить, что к чему, как он уже стоял перед начальником армейской разведки, хорошо известным нам Оливье Оливьером, тогда еще только полковником. Но – всесильным полковником, вы уж поверьте!
– … И хохотали мне в лицо! – с жаром докладывал ему вчерашний лейтенант. – А потом, и мне сейчас это просто стыдно повторять…
– Довольно, Лабуле, довольно. Я все понял! – прервал его Оливьер и повернулся другим боком. Ординарец, в котором Дюваль даже во сне так и не признал Гаспара, продолжал чистить мундир своего командира. А тот говорил:
– Итак, что мы имеем? А мы имеем то, что самым бесстыдным и вызывающим образом сорвана тщательно спланированная и уже почти доведенная до конца операция. То есть все движется по плану и мы уже, можно сказать, держим в руках… Гм! Да! И тут вдруг являетесь вы, любезный господин Дюваль, и снова эти ваши шуточки, опять, небось, прошли по длинной масти, сбросили, отдали ход, потом зашли с червей… Ведь так? Так! Как всегда! Я же сам не раз это испытывал, и как только вам это удается, черт возьми?! С любой колодой! Просто наваждение! Ну да ладно! Так вот! На этот раз это уже не шуточки, Дюваль, – на этот раз вы вырвали из наших рук драгоценнейший русский портфель! Да-да! Сами подумайте: рескрипт царя, записка генерала Беннигсена, отчет…
И Оливьер запнулся, думая, а стоит ли перечислять…
Как вдруг Дюваль – небрежно, по-приятельски сказал:
– Да ладно тебе, Оливье! Это еще…
– Не Оливье, а Оливьер, – строго поправил начальник армейской разведки. – Это во-первых. А во-вторых…
И тут он задумался. И вот-то Дюваль и сказал:
– Но почему это вдруг Оливьер? Ты как себя назвал, когда тебя ко мне прислали? Оливье? Оливье! И вон сколько лет на него откликался! И ничего! И я тобой даже горжусь. Иногда!
Оливьер покраснел, оттолкнул денщика, шагнул к Дювалю, открыл рот…
Ну а Дюваль – еще насмешливей – сказал:
– Ну а уже если Оливьер, тогда уже… де Оливьер. Де, милый мой!
– Да, де! Де Оливьер! – вскричал, вконец теряя самообладание, полковник Оливье де Оливьер. – И я нисколько этого не стыжусь, потому что приставка «де» говорит не только о моем благородном происхождении, но также и о том, что я, благодаря этому, получил прекрасное и всестороннее образование! А вот общаться мне приходится со всякими болванами, которые только и знают, что орать «Вперед, ребята, рубим их в капусту!», а в остальном… Сорвать такую операцию! Да это даже хуже, чем предательство! А если так…
И, подскочив к оторопевшему Дювалю, Оливьер схватил его за эполеты и рванул! Полковничьи, махровые! И сразу оборвал один, после вто… Нет! А вот второй не поддавался. Тогда он рванул посильнее…
Артикул одиннадцатый
СИЛЬНЫЙ ХОД
И Дюваль от этого проснулся. Точнее, не совсем от этого, а от того, что Чико крепко тряс его за плечо со словами:
– Господин сержант! Березина!
Дюваль мотнул головой, осмотрелся. Было раннее, тихое утро, поле вокруг, а впереди, уже совсем недалеко, была видна река, а на ней переправа. А возле переправы белые ремни, красные султаны, блеск золоченых эполетов! Это рота Старой Гвардии охраняла временный мост. Еще совсем недавно один только вид этих напыщенных императорских любимчиков заставлял неприязненно морщиться. Зато теперь всё представлялось совершенно иначе!
– Вперед! Да здравствует Франция! – радостно воскликнул сержант и, пришпорив Мари, поспешил к переправе.
И Чико вслед за ним. Правда, без возгласов. И Франц, Курт и Хосе. Даже Гаспар, и тот не отставал – он теперь стоял на облучке, нахлестывал по лошадиным спинам, понукал. И вот так, на рысях, они вскоре нагнали медленно бредущих пехотинцев. И было той пехоты взвода два, а то, может, и больше, но шли они без всякого строя, толпой, и, конечно же, без знамени. И вообще, нельзя было сказать, кто это, что за часть – может, это саксонцы, а может, голландцы. То есть человеку военному смотреть на них было просто неприятно. Кроме того, они еще и мешали движению. Поэтому:
– Эй, вы! – грозно крикнул Дюваль. – Посторонитесь! Дорогу!
Но эти союзники будто оглохли. Они как шли толпой, так и продолжали идти дальше. И никто из них даже не оборачивался на крик. Давить их, что ли, сердито подумал Дюваль. Так ведь противно же! И приказал своим: