Человек и дельфин - Лилли Джон Каннингам. Страница 16

При таком взгляде всеми голосовыми реакциями и смыслом издаваемых звуков надо пренебрегать и принимать во внимание только условнорефлекторные реак ции. Все богатство отношений между людьми, все в высшей степени сложные устные связи не находят отражения в исследованиях этого типа. Иными словами, все специфически человеческое изгоняется из научной модели человека. Кору его мозга лишают всей находящейся в ней специфически человеческой информации. Хотя такой подход бывает полезен для теоретической психологии, практически он не пригоден и не может объяснить человека как такового. Такого рода зоологизм, или зооморфизм, превращает человека в простое животное, низводя все многочисленные функции его огромного мозга на менее сложный уровень примитивного животного.

Спешу добавить, что определенные стороны поведения человека вполне можно объяснить на основе инстинктивного поведения и "примитивного мышления" (например, поведение человека при крайнем утомлении. под влиянием алкоголя и других наркотиков, при определенных повреждениях мозга или при дефектах, обус ловленных недоразвитием коры мозга). Однако в сущности все это примеры биологической деградации человека, превратившегося под влиянием химических или травматических воздействий в животное.

Такую деградацию можно наблюдать у заключенных, при некоторых психических заболеваниях и у больных с расстройством мозгового кровообращения.

Однако и после всех этих разрушительных воздей ствий человек по своему поведению, мышлению и языку все еще гораздо выше своего ближайшего сородича — гориллы. Любой дебил стоит выше величайшего гения среди горилл или шимпанзе. Поведение, соответствующее поведению обезьян, можно наблюдать лишь у имбецилов и идиотов.

Вернемся к дельфинам. Это животное, мозг которого по величине равен нашему или даже превосходит его. Как я уже указывал в предыдущих главах (более подробно это рассмотрено в Приложениях), некоторые данные позволяют предполагать, что подходить к этому животному с позиций зооморфизма совершенно неправомерно. Однако столь же неуместен и антропоморфизм, Мы не можем и не должны наделять дельфина человеческими целями и человеческими идеалами. Мы не должны приписывать ему те виды знания, которые принадлежат к области опыта и традиций человека, а не опыта и традиций дельфинов.

Конечно, было бы ошибкой "помещать человека" в мозг дельфина. Человека можно помещать только в человеческий мозг.

Даже когда мы пытаемся понять человека, мы должны исследовать особенности ума данного индивида, а не приписывать ему заранее некий набор идей. В этом, по-видимому, и заключается грех антропоморфизма: заранее решать, что нам предстоит найти, а затем обнару живать искомое за счет одних лишь усилий воли, а не в результате научного исследования. Мысленный перенос знаний, имеющихся в собственном мозге, в мозг другого создания — ошибка, в которую очень легко впасть и которую очень трудно искоренить из процесса мышления при проведении исследований в областях науки, близких к человеку.

Работая с дельфинами, следует применять некоторую последовательную программу. Я разработал такую программу, состоящую в следующем.

1. Допущение, что дельфин обладает крупным совершенным мозгом. Это доказано анатомически, и полученные данные не оставляют ни тени сомнения на этот счет,

2. Проверка способностей этого мозга к образованию длинных, устойчивых цепей причинных связей в результате накопления массы данных, значительно превосходящих по объему все то, что доступно, например, мартышке или шимпанзе, и сравнимых с объемом данных, которые накапливает человек, или превосходящих его.

3. Допущение, что дельфины обладают чрезвычайно сложными голосовыми возможностями и способностями.

4. Принятие в качестве рабочей гипотезы предположения, согласно которому у данного вида (Tursiops truncatus} может существовать язык, возможно даже с дифференциацией на "племенные языки" в различных частях света; поиски этого гипотетического языка.

5. Проведение исследований с целью установить, какие виды информации преимущественно накапливаются в гигантском мозге дельфина и каковы наиболее вероятные способы использования животными этой информации в привычной для них среде.

6. Помещение отдельных животных в условия тесного контакта с человеком и попытка обучить их тому. чему они прежде никогда не обучались; проверка их потенциальной способности к обучению.

Используя такой дифференцированный подход, можно скорее добиться успеха в научном исследовании, чем при помощи одностороннего подхода с позиций антропоморфизма или зоологизма.

Мы обнаружили, как это уже не раз случалось в истории науки, что человек не вправе считать себя цент ром мироздания. Было время, когда Землю рассматривали как центр Вселенной, затем таким центром стали считать Солнце и наконец и Землю, и Солнце сместили из центра нашей звездной системы — Галактики. Было время, когда человек совершенно отделял себя от животных, приписывая себе особое происхождение. Сейчас признают, что человек произошел от обезьяноподобных предков, а не создан мгновенно господом богом. В конце прошлого и в начале нынешнего века было установлено, что инстинктивный компонент психики человека унаследован им от обезьяноподобных предков и близких к ним животных.

Современные научные исследования поколебали, если еще не опрокинули, один из последних тронов, оставшихся человеку. Человек считает себя наиболее развитым в умственном отношении видом на Земле и в доказательство приводит творения рук своих, свои стремления, свои традиции, свои общественные учреждения. Иными словами, человек считает себя наиболее развитым в умственном отношении видом за то, что он совершает при помощи своего громадного мозга. Могут ли животные, также обладающие крупным мозгом, избрать другие пути, особенно если они живут в какойлибо иной среде, отличной от воздушной?

Каковы эти пути, мы можем лишь смутно догадываться. Китообразные, не имеющие рук или каких-либо других аналогичных "органов созидания", могли бы выбрать путь легенд и устной передачи традиций, а не письменных документов. Так ли это? В выяснении этого и состоит сущность настоящего исследования. Мы хотим изучить, чего достигли китообразные и чему они способны научиться у нас.

Сталкиваясь непосредственно с небольшими дельфинами, мы испытываем страх перед неизвестным. Мы видим их зубы, их мощные челюстные мышцы, наблюдаем, какие они искусные пловцы, и нам страшно находиться вместе с ними в воде. Страх этот неизбежен, хотя не известно ни одного случая, когда дельфин преднамеренно напал бы на человека. Как раз наоборот: они спасают нас в море и играют с нашими детьми у берегов [I]. Страх перед нападением дельфинов основан на сведениях о том, что они нападают на акул и на других морских животных, менее развитых в умственном отношении, чем сами дельфины. Однако на человека дельфины не нападают. Почему — мы не знаем.

Правда, находясь в родной стихии, они иногда играют с нами довольно грубо — ведь мы так плохо приспособлены к воде. Как-то в Тихоокеанском Маринлэнде гринда попробовала поиграть с одним из ныряльщиков, за что ему пришлось расплачиваться переломом нескольких ребер. Возможно, что дельфины не сознают собственной силы и нашей хрупкости. Но они никогда не нападают преднамеренно, с враждебными или разрушительными целями.

В другой раз самка гринды, по кличке Баблс, пришла в возбужденное состояние, когда у нее изо рта выдернули креветку, и напала на пятерых людей, находившихся в бассейне. Однако в конце концов один из ныряльщиков восстановил отношения, храбро применив к ней тактику обитателей Лиллипутии: в ответ на наскоки гринды он тыкал ее палкой [II].

Установление контакта между человеком и дельфином крайне затруднительно по чисто техническим при" чинам: живя в воздушной среде, мы лишь с трудом можем расслышать то, что говорят эти животные, а они, находясь в воде, почти не слышат того, что говорим мы.

Граница воздух-вода представляет собой реальное и чрезвычайно серьезное препятствие, которое необходимо преодолеть для того, чтобы люди и китообразные могли договориться друг с другом. Если им предстоит общаться с нами в воздушной среде, то мы должны снабдить их специальными наушниками. Если нам предстоит встретиться с ними в воде, то мы должны обеспечить себя какими-то приспособлениями, позволяющими говорить под водой. Может быть, именно эти сложности мешали нашему сближению в прошлом. (Быть может, определенные первобытные племена достигали значительно большей близости с дельфинами. Некоторые лица из обслуживающего персонала в современных океанариумах также, без сомнения, добились дружбы со своими подопечными.)