Африка грёз и действительности (Том 3) - Ганзелка Иржи. Страница 23

Южноафриканский Вифлеем

Южная Африка — молодая страна, моложе, чем Америка, хотя португалец Бартоломеу Диаш и обогнул в своем плавании самую южную точку Африки, которую по магнитной стрелке назвал Кабо-Агульяш (Cabo Agulhas), на пять лет раньше, чем взору Колумба впервые открылась Америка.

История Южной Африки развивалась стремительно и насыщена драматическими событиями. Когда в 1522 году сильно сократившийся экипаж экспедиции Магеллана, огибая юг Африки, возвращался в Португалию, мыс Бурь именовался уже мысом Доброй Надежды. Хотя португальцы установили три первых рекорда открытий на самой отдаленной от Европы оконечности Африки, они нигде не оставили следов созидательного труда. Прошло еще полтора столетия, прежде чем почти в тех же самых местах высадились первые голландские колонисты, вслед за которыми вскоре последовали французские гугеноты. Места в этой стране было достаточно. И вот на эти свободные просторы стали постепенно прибывать французы, голландцы, фламандцы, англичане и представители прочих европейских народов. Переселенцам оказывали сопротивление лишь дикая природа да негры, мужественно и решительно защищавшие свою землю от вторжения пришельцев.

Если вы внимательно посмотрите на карту Южной Африки, то с удивлением убедитесь в том, что туда как бы переместилась часть Европы. Здесь вы найдете как Ганновер, так и Вестминстер. Из Шотландии на юг Африки переселился Абердин. Неопытный почтовый чиновник в Париже при разборке воздушной почты, вероятно, сильно удивится, когда под названием Марсель он увидит пометку «Afrique du Sud» («Южная Африка»). Но в Южной Африке есть также Париж, Берлин, Ричмонд, Гейдельберг, Амстердам, Франкфурт, Ньюкасл и Мессина. Там есть даже свой Вифлеем, или Бетлехем, как его здесь называют.

Нам действительно показался Вифлеемом, этот маленький, уютный городок, раскинувшийся в предгорьях Драконовых гор, когда мы снова попали на более приличное шоссе в Оранжевой Республике. Солнце медленно склонялось к западу и окрашивало пейзаж в багряные тона. Бледную киноварь прорезало несколько одиноких огней над перекрестками улиц, затем нас снова поглотили уединение и уныло пустынные южноафриканские шоссе.

До Харрисмита оставалось почти 100 километров, а оттуда еще 350 километров до берегов Индийского океана.

Первый хвойный лес

Наталь — самая маленькая из четырех провинций Южно-Африканского Союза и, пожалуй, самая красивая из всех. На долю Наталя приходится только семь процентов всей территории страны. Наименование свое он получил от португальского мореплавателя Васко да Гамы, увидевшего берега Наталя на своем пути в Индию как раз в канун рождества 1497 года. [23]

На севере Наталя, на границе с португальским Мозамбиком и Свазилендом, до сего времени обитают зулусы, которые наравне с матабеле [24] были самым воинственным племенем Южной Африки. Жесткая военная организация племени, введенная знаменитым вождем зулусов Чакой, воспитывала неустрашимых бойцов. В отличие от других племен банту зулусы никогда не страшились ни численного превосходства неприятеля, ни самого совершенного оружия. Юноши с детства приучались владеть оружием и воспитывались в безоговорочном повиновении, между тем как младенцы женского пола, если их количество было чрезмерным, умерщвлялись; племя избавлялось также от слабых и престарелых, которые ему были в тягость. Таким образом зулусы стали самым грозным из племен банту и в течение многих десятков лет препятствовали проникновению белых на свою территорию и на земли других племен. Воины зулусы нанесли ряд поражений голландским треккерам, однако в 1838 году они оказались побежденными.

Пал в бою и вождь Дингаан, преемник Чаки. [25] До сих пор белые в Южно-Африканском Союзе празднуют годовщину этой битвы, 16 декабря, как «день поражения Дингаана». За последние годы, однако, прогрессивные негритянские организации отмечают этот день как дату сопротивления белым и ежегодно организуют массовые манифестации протеста против расовой дискриминации и угнетения.

Наталь называют в Южно-Африканском Союзе «садовой провинцией», и это название к нему очень подходит.

Между Базутолендом и Индийским океаном вздымается вал Драконовых гор, вершины которых на западе достигают высоты 3500 метров над уровнем моря. Насколько видит глаз, один гребень за другим, подобно волнам, вздымаются по обеим сторонам шоссе. Это и есть знаменитая Велли-оф-Таузенд-Хилс (Долина тысячи холмов). Затем внезапно исчезают все признаки высохшего вельда, который тысячи километров сопровождал нас по плато Трансвааля и Оранжевой Республики, и, словно по мановению волшебной палочки, взамен него появляются сочные пастбища и сады. Изящные пальмы и сплошные стены кустарников, усеянных словно звездами тысячами пестрых цветов, мелькают между свежей листвой деревьев. Влажный воздух доносит первое дыхание Индийского океана.

Когда мы далеко за полдень проехали железнодорожную станцию Ноттингем-Род, то невольно начали протирать глаза. В довершение всего появился лес. Хвойный лес, какого мы не видели за все время путешествия по Африке, расставшись с ним более года назад где-то на французско-швейцарской границе. Он заставил нас остановиться, и на какой-то момент мы как будто возвратились далеко на север, в шумавские дремучие леса, к подножию Бескид, в Низкие Татры. Сероватой зелени лесов Наталя далеко до густых бархатистых тонов чешских лесов, но это был первый хвойный лес после целого года странствий по безводным пустыням, выжженым солнцем саваннам и бушам, по голым склонам высоких гор и по экваториальным девственным лесам.

Большой красный диск луны уже вынырнул над кронами деревьев, когда мы доехали до водопадов Хауика. Горная речка, выбравшись из леса, вдруг с разбегу устремляется в пропасть, и воды ее падают бесконечно долго, пока не разобьются о каменные глыбы на дне бездны глубиной свыше 100 метров. А затем река петляет новыми каскадами и порогами по горной долине, стремясь вперед, к берегу океана.

Жесткий бюджет времени гнал нас, однако, ко все новым холмам и лесам, до тех пор пока всемогущая природа снова не наложила своего вето на скоростной пробег. Через шоссе начали перекатываться клубы тумана; они сгущались с каждым метром, и снопы света от фар увязали в сплошной белой стене. Нам не оставалось ничего иного, как медленно продвигаться вдоль края серпентин. Шоссе уходило все ниже, и когда, наконец, завеса тумана поднялась, мы спустились на 800 метров в предместье Питермарицбурга, главного города Наталя.

Накануне выборов

— … программа нашей партии заключается в том, чтобы открыть доступ в эту обширную богатую страну для всех желающих в ней поселиться. В текущем году мы выдадим 100 тысяч иммиграционных разрешений и будем поступать так ежегодно на протяжении десяти ближайших лет. В течение этого периода в Южно-Африканском Союзе сможет обосноваться миллион человек, для которых не хватает места в перенаселенной Европе. Нам необходимо изменить соотношение между белыми и неевропейцами в свою пользу…

Оратор в большом лекционном зале Питермарицбургской ратуши выпил стакан воды и продолжал:

— Мы решительно отвергаем политику националистов, которые присваивают себе исключительное право на эту страну и отрицают равные права на нее за людьми, говорящими на английском языке. В Южно-Африканском Союзе на каждый квадратный километр приходится два европейца. Страна достаточно богата, чтобы прокормить население в несколько раз большее, чем теперь…

В Южно-Африканском Союзе приближался день выборов. Менее чем через неделю «квалифицированные» избиратели, не составляющие и одной пятой населения, должны были решить вопрос о членах нового правительства. Агитаторы двух главных партий, юнионисты Сметса и националисты Малана, ездили из города в город и убеждали избирателей в правильности своей политики. Пожалуй, каждое второе дерево вдоль шоссе от Питермарицбурга до Дурбана было увешано плакатами, которые до тошноты вдалбливали в головы автомобилистов, кого им нужно будет выбрать на следующей неделе. «Отдайте свой голос Мэррику, опытному и исполнительному человеку!..» — кричали метровые плакаты на каждом углу.