Африка грёз и действительности (Том 3) - Ганзелка Иржи. Страница 37

Канго-Кейвс или Моравский Крас? [36]

Меньше чем в 100 километрах к северу от прибрежного городка Джордж у южноафриканцев есть особый козырь для туристов: сталактитовые пещеры. Все их рекламные брошюры и карты кричат на весь мир: «Посетите Канго-Кейвс!»

Почему бы и нет? Посетим. Ведь для этого надо сделать лишь тридцатикилометровый крюк от Аудсхорна, включенного в наш маршрут, потому что здесь скрыта или, правильней, выставлена на показ иностранцам еще одна южноафриканская диковинка: страусовые фермы. Через 30 километров мы сможем сравнить Моравский Крас с Капским.

Шоссе от моря поднимается к зубчатым скалам Звартберга, пустынной горной гряды, которая мощным щитом охватывает края континентального плато Большого Карру. Колеса «татры» съехали с гладкого асфальта на камни узкой дороги, едва достаточной для одной машины. Слева — отвесные скалы, справа — пропасть, а между ними ленточка шоссе, которая карабкается на крутые холмы, словно стремясь прямо к небу.

Через несколько километров дорога поднимается на высоту 700 метров над уровнем моря. Порой глубоко на дне пропасти сквозь покров туч блеснет гладь океана.

За Аудсхорном шоссе извивается среди вздымающихся скал, напоминая дорогу от Липтовского Микулаша [37] к Деменовским пещерам. Аллея гигантских алоэ создает сказочное обрамление для овечьих огороженных пастбищ и серебряных гребней Звартберга, припудренных первым снегом. Это соединение сочной зелени и снега в Африке кажется несколько неестественным, но ведь мы, собственно, уже и не находимся в настоящей, тропической Африке. Она осталась далеко на севере. Мы приближаемся к 35-й параллели в конце мая, когда южная оконечность «Черного континента» вступает в свою зиму…

170 лет прошло с тех пор, как белый человек впервые произнес название сталактитовых пещер «Канго-Кейвс». Собственно говоря, никакой заслуги в этом открытии не было. Человека привел сюда случай. Как-то утром в 1780 году одинокий бурский охотник вышел на промысел. Вскоре по горной долине разнеслось эхо выстрела из его длинноствольного ружья. Но выстрел оказался неудачным. Раненая антилопа взвилась на дыбы и помчалась к скалам, а охотник пустился по ее следу. Антилопа завела человека в горный лабиринт и вдруг как сквозь землю провалилась. Под скалистым утесом охотник обнаружил трещину и прополз внутрь. В ушах у него зазвенел отзвук падающих камней, и он очутился на пороге большой сталактитовой пещеры — первой из лабиринта Канго-Кейвс.

Сейчас подземные коридоры и ступеньки соединяют целую серию сталактитовых гротов, эффектно освещенных электричеством.

Из коридора первой пещеры высыпала толпа людей. Чичероне захлопнул деревянную калитку, повернул ключ в замке и направился, было, к деревянному домику у подножья скалы, но, увидев нас, остановился.

— Good morning, gentlemen, — доброе утро, господа. Наверное, вы хотите посетить наши прекрасные пещеры. Как вы изволили видеть, только что закончился утренний осмотр. Прошу вас присоединиться к дневной группе. В 3 часа, пожалуйста…

— А не смогли бы вы показать нам пещеры сейчас? Нам предстоит еще долгий путь и как журналисты…

— Журналисты? Да еще из Европы! Ну конечно, нельзя же вам не повидать самых прекрасных пещер в мире! Войдите, пожалуйста!

Вскоре услужливый гид в приливе усердия, по-видимому, совсем забыл, что перед ним не толпа туристов, а всего лишь два посетителя.

— This is Van Zeyls chamber in front of you all — здесь перед всеми вами открывается вид на грот Ван Зейла, — механически бубнил он заученные фразы.

Мы проходим пещерами, в которых известковым натечным образованиям присвоены такие же образные названия, как в Моравском Красе или в Деменовских пещерах, только здесь они носят местный колорит: «Орган», «Сушеный табак», «Верблюд», «Игла Клеопатры», «Замерзшие водопады», «Мадонна», «Завеса», «Два слоненка», «Раскрытая библия», «Бюст короля Эдуарда».

Вдруг проводник гасит верхний свет и начинает последовательно включать один комплект цветных рефлекторов за другим.

— Вот вы все видите «Радужный грот», — говорит он профессиональным тоном и снова включает свет. Затем проводник нагибается, хватает полено и ударяет им по великолепному плоскому сталагмиту. Всю пещеру оглашает эхо.

— Вот вы все видите «Сумерки Африки», — скупо роняет он и подает нам полено, чтобы и мы попробовали испытать «Сумерки Африки».

— Простите, но почему именно сумерки?

— Здесь перед вами «Барабанный грот», — изрыгает гид. — Туземцы бьют в барабаны под вечер, отсюда и название «Сумерки Африки».

Южноафриканские сталактитовые пещеры хороши хотя бы уже потому, что здесь они представляют редкость. Но эти пещеры не могут идти ни в какое сравнение с богатствами Моравского Краса. По сравнению со сказочной прелестью Пунквы они строги и сухи. Во многом уступают они как по протяженности, так и по богатству образований Деменовским пещерам. Недостает им той, производящей огромное впечатление, подавляющей массивности, которая характерна для словацкой Домицы. Поэтому совсем не удивительно, что посетитель, у которого в памяти раз и навсегда запечатлелся образ сталактитовых пещер Чехословакии, уходит разочарованным из сильно разрекламированных Канго-Кейвс.

30 миллионов крон в страусовых перьях

Есть на свете города, название которых вызывает условный рефлекс.

Произнесешь в Чехословакии название «Пльзень», так и потянет тебя на стаканчик доброго пива «Праздроя».

Скажешь южноафриканцу «Аудсхорн», и ему захочется чихнуть, как если бы он ощутил под носом щекотанье страусового пера. На южной оконечности Африки с названием «Аудсхорн» тесно связано представление о страусовых перьях. Разумеется, это достижение последнего столетия, хотя страусы бегали по пустыням Карру задолго до того, как о них узнал первый белый человек, до того, как в долине под Звартбергом выросли первые каменные здания и сам городок стал называться Аудсхорном.

Разница только в том, что тогда страусы могли распоряжаться собой, как им хотелось, и перья у них росли для их собственного удовольствия. Теперь страусы посажены за колючую проволоку, а за квартиру и питание они сдают свои украшения кокеткам, которые разделяют вкусы своих бабушек. Правда, страусовые фермы могли бы с равным успехом процветать в любом другом месте на половине той территории, которая именуется на картах Южно-Африканским Союзом. Но разведением страусов начали заниматься жители Аудсхорна, и теперь уж никто не решится конкурировать с ними. Проще говоря, аудсхорнцы захватили монополию на страусовые перья.

На огороженных пастбищах одной из крупнейших ферм бегают, шутка сказать, пять тысяч страусов. Пять тысяч верзил ростом в два метра, а то и повыше, и с перьями, легкими как дыхание! Здесь на нескольких огороженных гектарах земли они погибли бы от голода, если бы фермеры их щедро не подкармливали.

Страусихи-мамаши, а также, конечно, отцы будущего молодняка располагают отдельным помещением. Высиживание яиц — весьма неприятная и ответственная обязанность, которую родители-страусы по всей справедливости разделяют друг с другом. Самцы сидят ночью, а самки — днем. По-видимому, это объясняется тем, что днем за оградой чаще появляются люди. От них нужно оберегать гнездо, для чего самцы великолепно вооружены. Достаточно взглянуть на их ноги…

— Они будут поопаснее конских копыт. Ударят и одновременно порвут ткань. Взрослый страус так переломит коню ногу, что она только хрустнет, — знакомил нас смотритель на ферме с опасностью своей профессии. — Да и клюв страуса, обычно торчащий между глупыми глазами метрах в двух над землей, — тоже не игрушка. Но все это относится только к самцам, стерегущим яйца в гнезде.

Самки не слишком беспокоятся о яйцах. Немного покулдыкают, когда смотритель сгоняет их с гнезда, но очищают поле сражения довольно спокойно. Возможно, они не считают нужным спорить из-за пары яиц, раз они могут снести другие. Но к вылупившимся птенцам самки вас уже так легко не подпустят.