Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии) - Ганзелка Иржи. Страница 67

Температура воздуха поднялась до 40 градусов, высотомер — до 530 метров.

Неожиданная встреча в пустыне

Мы отдыхаем и подкрепляемся.

Тут на горизонте появляется облако дыма. Оно приближается, усиливается далекий гул, и через четверть часа на станцию въезжает длинная цепь белых вагонов. Из них выглядывает несколько голов, а потом из поезда выходят первые любопытные, чтобы посмотреть нашу «татру». Начинаются длинные расспросы и объяснения. Даже машинист покидает свой паровоз.

— Почему вы не летите, раз у вас есть тайяра? [61] — смеется кочегар. — Интересно знать, куда вы спрятали крылья своего самолета…

— Как бы охотно мы воспользовались крыльями в этой вашей пустыне, если бы только могли…

В душе мы завидуем машинисту, у которого есть две ленты колеи, уверенно ведущие его через пустыню от горизонта к горизонту. Его не беспокоят ни мягкий песок, ни скалы, ни глубокие вади, ни перегруженные рессоры. Он знает только свое расписание, и когда выезжает из Хартума, то твердо уверен, что доедет до Вади-Хальфы. Выйдет из строя локомотив, ему пришлют другой. Торопливо делаем два снимка, раздается свисток паровоза. Трогаемся. Поезд на север, мы на юг.

В тот момент мы не предполагали, что через несколько месяцев, получив сообщение из Праги, узнаем, что в эти мимолетные минуты в сердце Нубийской пустыни состоялась символическая встреча двух образцов чехословацкой продукции — вагонов и автомобиля. Стоило нам тогда нагнуться к осям вагонов, и мы бы прочли на них ту же самую марку «татра», которую пассажиры поезда рассматривали на переднем капоте нашей машины. Вагоны, поставленные Египту более 20 лет назад, до сих пор выполняют свое назначение в Судане, выстукивая унылый, однообразный ритм среди не менее унылой желтизны пустыни.

Дорога по пути к пятой станции становится все хуже. Уезжаем от железнодорожного полотна далеко в пустыню, где грунт тверже, но и там попадаем в переплетения вади и хоров [62]. Они насчитываются десятками на каждом километре, а за ними опять скалы. Осторожно, медленно минуем их и вновь выезжаем на равнину с высохшими руслами. Лишь по другую сторону железнодорожного полотна группы скал слились в дикие, рассеченные хребты. И все же наша сегодняшняя дорога бесконечно уныла. После предыдущих шумных дней нам кажется почти невероятным, что пустыня может быть так однообразна на протяжении целых сотен километров. Резкий, слепящий свет, жара и сосредоточенное наблюдение за местностью впереди машины чрезвычайно утомляют нас. Единственная отрада — спидометр, который зафиксировал, что с утра мы уже оставили за собой свыше 160 километров.

И тут на горизонте перед нами появляются белые треугольные паруса нильских фелюг. Это же невозможно, ведь Нил удален от нас не меньше чем на 200 километров! Однако зрение подтверждает, что белые паруса плывут по водной глади более четко и более определенно, чем в мираже. Паруса не передвигаются, они лишь растут с каждым километром. Только когда мы приблизились к ним на несколько сот метров, под парусами выросли красные кирпичные цоколи, а вода быстро исчезла, как будто сразу впиталась в песок. Это были запасные железнодорожные склады с белыми конусообразными крышами.

Станция № 5…

Мы уже находимся на высоте почти 700 метров над уровнем моря. Воздух, раскаленный до 43 градусов, дрожит в лучах полуденного солнца, однако мотор охлаждается хорошо. В лицо дует резкий, но и горячий, как из печи, ветер. Металлические части машины раскалены, губы у нас потрескались, ноздри горят, как в огне.

Еще через два часа минуем вспомогательную станцию. То были трудные два часа. Хор следовал за хором. Местами попадались невысокие скалы, острые камни, а затем снова путь пересекали вади. Тормоз, газ, тормоз, газ — иначе нельзя, а не то увязнем и придется потратить долгие утомительные часы, пока выберемся.

— А господин Ле-Блан в своем маршруте еще отмечает эти места как pas mauvais… [63] Как же будет выглядеть наш путь, когда он станет mauvais [64]?

— Может быть, он ехал по другой стороне железнодорожного полотна и забыл пометить это. Проверим другую сторону, как только железнодорожная насыпь станет пониже…

Лишь после трех часов мы добрались до станции № 6, находящейся более чем в 200 километрах от Вади-Хальфы. Это — самая большая станция на всем пути до Абу-Хамида, единственная, где есть цистерны с водой.

Здесь мы и пополняем свои мешки мутной, теплой водой. За станцией нам впервые попалось удобное место, где можно переехать через железнодорожное полотно на восточную сторону. Однако через несколько сот метров мы уже внимательно отыскиваем место, где бы можно было вернуться обратно, так как грунт здесь намного хуже. Нам с трудом удалось выехать оттуда в самый последний момент, оставив за собой колею глубиной 15 сантиметров. Только к вечеру натолкнулись мы на хорошо укатанную старую колею. Скорее всего эта широкая колея оставлена военными грузовиками, а может быть, грузовиками, ездившими здесь, когда ремонтировалось полотно железной дороги. Проезжаем широкие поля острого щебня. Камешки отлетают от шин и ударяются о шасси машины. Хотя солнце уже клонится к горизонту, воздух в пустыне пылает, как в горне. Перед закатом проезжаем станцию № 7. Пора подумать о ночлеге. По соображениям безопасности мы не хотим ночевать вблизи станции и, отъехав несколько километров, раскладываем спальные мешки в закрытом ущелье между скалами.

На западе еще не погас багрянец, а на востоке уже показался красный диск месяца. Лишь через час он принял свою естественную форму и окраску. Мы заранее предвкушали удовольствие от заслуженного ночного отдыха, но уснуть не смогли. Когда солнце садилось, термометр показывал 38 градусов.

Мы не стали даже разводить костер.

Ночь была ясная. Лишь несколько звезд сияло высоко на небосводе, когда мы включили приемник и невольно настроились на тот пункт Северной Африки, откуда регулярно слушали передачу из Праги. Слышимость ухудшалась с каждой сотней километров нашего продвижения на юг. С трудом удалось поймать вечерний выпуск последних известий. Приходилось напрягать слух, чтобы не упустить ни одного слова…

— В заключение прослушайте прогноз погоды Государственного метеорологического института. Температура днем в Чехии — 12 градусов тепла, ночью — около градуса мороза…

Посмотрели на наш термометр — 32 градуса через три часа после захода солнца…

Прагу больше не слышно. Машинально ловим другие станции. Из приемника вдруг раздались звуки флейты и скрипок — вступление к «Влтаве» Сметаны.

Музыка торжественно плыла в тишине Нубийской пустыни, удаленной на тысячи километров от серебристой Влтавы, нежная, как ласка матери. По зарябившейся глади реки тихо скользили плоты, осенний ветерок гнал к излучине охапку пожелтевших листьев, и вот уже запела Влтава победный хорал Вышеграду…

Раздается английская речь: «Радио Иерусалима. Оркестр Чешской филармонии». И мы слушаем «Девятый Славянский танец» Дворжака.