Флэшмен - Фрейзер Джордж Макдональд. Страница 23

— Попугая можно пришибить и камнем, — заявил он. — А вот могут ли пистолеты этого феринджи пригодиться для чего-нибудь еще?

Шер Афзул выругался, услышав сомнения по поводу своих замечательных пистолетов, и сунул один из них в руку тому парню, предложив попытать счастья. К моему удивлению, этот скот повернулся, направил мушку на одного из работающих в саду рабов и пристрелил его прямо на месте.

Признаюсь, я был потрясен. Я глядел на корчащееся в траве тело, на кивающего головой хана, на убийцу, вернувшего пистолет, пожав при этом плечами. Конечно, он пристрелил всего лишь ниггера, но я понимал, что для афганцев жизнь стоит не дороже горсти пыли, для них убить человека — все равно что для нас подстрелить фазана или выудить форель. Для человека моего склада было нелегко смириться с мыслью, что гость я или не гость, но судьба моя находится безраздельно в руках таких вот мерзавцев, способных походя застрелить человека. Эта мысль потрясла меня даже больше, чем собственно убийство.

Это не укрылось от юного Ильдерима, и он сделал выговор человеку в черном — но не за убийство, заметьте, а за неуважение к гостю!

— Не надо надкусывать монету, полученную от достопочтенного иностранца, Гюль-Шах, — сказал он, имея в виду, что дареному коню зубы не смотрят. В ту минуту я был слишком ошарашен, но когда хан, тараторя о чем-то, повел меня назад, вспомнил, что типа, насчет которого меня предупреждал Бернс, — друга нашего заклятого врага, Акбар-Хана, — звали именно Гюль-Шах. Я наблюдал за ним, разговаривая с Шер Афзулом, и как мне показалось, он в свою очередь не спускал с меня глаз.

Шер Афзул толковал весьма здраво, в основном про охоту или кровопускания в самой извращенной форме, но некий диковатый отблеск в его глазах не позволял забыть, что крутой нрав этого человека способен в любой момент вырваться наружу. Он привык играть роль тирана, и только в обращении с молодым Ильдеримом, которого обожал, позволял себе быть более человечным. Время от времени хан подтрунивал над Гюлем, но великан только смотрел на него, не говоря ничего в ответ.

Тем вечером мы обедали в парадной зале, рассевшись по кругу на подушках, и ели, макая пальцы в блюда, плов и фрукты, запивая их приятным афганским вином, не слишком крепким. Нас было около дюжины, включая Гюль-Шаха, после того как все покончили с едой и отрыжкой, Шер Афзул предложил перейти к развлечениям. Они состояли из ловкого фокусника, нескольких худосочных юношей с местными флейтами и там-тамами, и трех или четырех танцовщиц. Глядя на фокусника и музыкантов, я только изображал удовольствие, а вот одна из танцовщиц показалась мне заслуживающей большего, чем простая дань вежливости. Это была очень красивая девушка, высокая, длинноногая, с хмурым лицом и ярко-рыжими волосами, ниспадавшими на плечи. И это почти все, что было на ней надето, если не считать атласных шаровар, низко опущенных на бедра, и двух медных бляшек, прикрывающих груди — их ей пришлось снять по настоянию Шер Афзула.

Он заставил ее танцевать прямо перед ним, и зрелище изгибающегося и покачивающегося полуобнаженного тела на мгновение заставило меня забыть, где я нахожусь. К моменту, когда она, блестя от пота, закончила свой танец под стук там-тамов, я, должно быть, буквально пожирал ее глазами. Девушка склонилась перед Шер Афзулом, и тот вдруг схватил ее за руку и подтащил к себе. Я заметил, что Гюль-Шах при этом чуть не вскочил со своих подушек.

Шер Афзул, видимо, тоже это заметил, поскольку, оглянувшись по сторонам со злорадной ухмылкой, принялся ласкать свободной рукой тело девушки. Та принимала ласки с окаменевшим лицом, а Гюль хмурился, словно грозовая туча. Шер Афзул хмыкнул и повернулся ко мне.

— Она нравится тебе, Флэшмен-багатур? Она из породы тех кошечек, с которыми ты не прочь поцарапаться? Тогда она твоя! — И он с такой силой швырнул ее ко мне, что девушка свалилась мне прямо на колени. Я обхватил ее, а Гюль-Шах с проклятьем вскочил, схватившись за рукоять сабли.

— Она не для франкской собаки, — вскричал он.

— Во имя аллаха, почему нет? — рявкнул Шер Афзул. — Кто это сказал?

Гюль-Шах, заявил, что это он, и между ними разгорелась весьма оживленная перепалка, которая закончилась тем, что Шер Афзул приказал ему убираться вон из залы. Мне показалось, что глаза девушки с разочарованием глядели ему вслед. Шер Афзул извинился за причиненное беспокойство и посоветовал мне не волноваться по поводу Гюль-Шаха, который не что иное, как тупой ублюдок, да еще слишком ревнивый, когда дело касается женщин. Мне по нраву девушка? Ее зовут Нариман, и если она не угодит мне, то я вправе высечь ее ради услады своего сердца.

Все это, как я понимал, было нацелено именно в Гюль-Шаха, который, очевидно, сам вожделел обладать этой особой, что дало Шер Афзулу возможность уязвить его. Передо мной возникла дилемма: у меня не было желания настраивать против себя Гюль-Шаха, но я не смел и отклонить знак гостеприимства Шер Афзула, тем более что знак этот, такой теплый и обнаженный, лежал у меня на коленях, еще не успев перевести дух после зажигательного танца, от чего я ощущал изрядное возбуждение.

Так что я согласился не раздумывая, и нетерпеливо ждал, пока Шер Афзул завершит свой бесконечный рассказ о лошадях, собаках и соколах. Наконец, это случилось, и я в сопровождении Нариман был препровожден в отведенную мне комнату. Стоял прекрасный вечер, из сада доносились чарующие ароматы, и я предвкушал бессонную ночь. И, как оказалось, жестоко просчитался, поскольку она просто лежала, как бревно, уставившись в потолок, словно меня вовсе не было в комнате. Я сначала убеждал ее, потом перешел к угрозам, а потом решил последовать совету Шер Афзула и, перекинув ее через колено, хорошенько врезал плеткой для верховой езды. При этом она вдруг бросилась на меня, словно пантера, рыча и визжа, и едва не выцарапала мне глаза. Я так разозлился, что со всей силой обрушился на нее, но эта обнаженная красотка дралась, как фурия, пока мне не удалось-таки несколько раз хорошенько приложить ей, после чего она попыталась убежать. Я оторвал ее от двери, и после ожесточенной борьбы сумел овладеть ею — должен заметить, это был единственный раз за всю мою жизнь, когда я счел это необходимым. В этом есть свои преимущества, но я не сторонник постоянного использования таких средств. Мне больше по душе женщины, делающие это по своей воле.

Когда все кончилось, я выставил ее за дверь — у меня не было желания получить во сне в глаз ногтем, — и стража увела ее. За все время она не издала ни звука.

Утром, при виде моего исцарапанного лица, Шер Афзул потребовал рассказать все в подробностях, и вместе со своими прихлебателями пришел в восторг от услышанного. Гюль-Шаха не было, но не сомневаюсь, что длинные языки тут же довели до него эту историю.

Я не придал этому значения, и тем самым допустил ошибку. Гюль был всего лишь племянником Шер Афзула, да еще незаконнорожденным, но пользовался большим влиянием среди гильзаев благодаря своим качествам воина, и только и подыскивал удобный момент, чтобы спихнуть старого Шер Афзула с трона. Для кабульского гарнизона такой переворот сулил крупные неприятности, поскольку гильзаи постоянно колебались в отношении нас, а приход Гюля качнул бы чашу весов. Он ненавидел англичан, и, встав на место Афзула, закрыл бы проходы, даже если будет означать потерю кучи денег, которую гильзаи получали из Индии за то, что держали их открытыми. Но Афзул, даже в таком преклонном возрасте, оставался слишком умен и осторожен, чтобы его можно было вот так сковырнуть, а Ильдерим, пусть еще и мальчишка, пользовался всеобщей любовью и рассматривался как естественный наследник престола. Оба они были дружественны по отношению к нам, и могли удерживать в узде других гильзайских вождей.

Все эти сведения я почерпнул в течение ближайших двух дней, пока наша делегация гостила в Могале. Я держал ухо востро, но гильзаи проявляли крайнее гостеприимство — от Афзула до последнего крестьянина, чья хижина лепилась к внешней стене крепости. Про афганца я вам скажу следующее — это предатель и скотина, когда ему хочется, но если он стал вам другом — на всем свете не найти лучшего товарища. Беда в том, что вы подозреваете второе, а у него на уме уже первое. У него не в обычае оповещать о таких переменах.