Призрак Гидеона Уайза - Честертон Гилберт Кийт. Страница 4
Поттер не скрывал, что напуган не меньше Генри Хорна.
Даже Неарс заметно побледнел и остановился. Да и видавший виды журналист не торопился подходить ближе без особой необходимости. Только отец Браун спокойно продвигался вперед обычной ковыляющей походкой, словно направлялся к привычному рекламному щиту, чтобы прочесть объявления.
— Вы единственный из нас, верящий в призраки, — обратился к священнику Бирн, — и почему-то совершенно не обеспокоены…
— Одно дело верить в привидения вообще, и совсем другое — поверить в конкретное привидение, — загадочно произнес отец Браун.
Репортер смутился и украдкой бросил взгляд в сторону обрывистого мыса, залитого холодным светом луны.
— Я не верил, пока не увидел своими глазами, — сказал журналист.
— А я, наоборот, верил до тех пор, пока не увидел, — задумчиво произнес отец Браун.
Священник двинулся дальше. Бирн стоял и наблюдал, как он тяжелым неторопливым шагом пересекает обширную пустошь, которая, постепенно поднимаясь, переходила в скалистый мыс. Местность напоминала пологий холм с отрезанной морем половиной. В мертвенном блеске луны трава походила на длинные седые волосы, зачесанные ветром в одну сторону.
Там, где скала, выветрившись, обнажила мел, словно сияющая тень, высилась непонятная бледная фигура.
Внезапно Генри Хорн, оставив позади охранников, обогнал отца Брауна и с пронзительным криком упал на колени перед привидением.
— Я во всем сознался! Зачем же являться нам? — воскликнул поэт. — Вы пришли сказать, что я убил вас?
— Я пришел сказать, что вы меня не убили, — ответил призрак и протянул руку.
Вскочив на ноги, Хорн снова вскрикнул, но уже совсем по-иному, так что все поняли — рука, коснувшаяся его, была вовсе не бестелесна.
Такого не испытывали даже много повидавшие сыщик и журналист. Что же произошло? От скалы постепенно отслаивались мелкие камешки и падали в расщелину. Часть из них задерживалась в широкой трещине. Так со временем вместо пропасти здесь образовалось нечто вроде уступа в форме карниза. Старик Уайз был еще достаточно крепок.
Он упал как раз на эту небольшую площадку и провел там страшные двадцать четыре часа, пытаясь выбраться наверх по скале, которая постоянно крошилась и осыпалась под ним, пока, наконец, не образовала некое подобие лестницы.
Это кое-как объясняло и описанный Хорном зрительный обман с белой волной, то появлявшейся, то исчезавшей и в конце концов застывшей на месте.
Таким образом, перед ними стоял собственной персоной Гидеон Уайз из плоти и крови, с седыми волосами и грубым лицом, в белой пропылившейся одежде. Правда, на сей раз старик был не столь груб, как обычно. Вероятно, миллионерам иногда полезно провести сутки на скалистом обрыве, всего в каких-то тридцати сантиметрах от вечности. Во всяком случае Уайз не только отказался обвинять Генри Хорна в преступлении, но и совершенно по-иному описал случившееся. Оказывается, его совсем не сбросили вниз, просто край скалы обвалился под его тяжестью, а Хорн даже пытался прийти ему на помощь.
— Там, на уступе, ниспосланном мне Провидением, я поклялся прощать своих врагов, — торжественно произнес Уайз. — И таить злобу на Хорна за подобный проступок было бы совсем непорядочно.
Молодому поэту, правда, все же пришлось удалиться в сопровождении полицейских. Но Неарс был уверен, что тот скоро выйдет на свободу, отделавшись в худшем случае легким наказанием. Ведь не так часто обвиняемый в убийстве имеет возможность пригласить в суд саму жертву в качестве свидетеля защиты.
Когда сыщик и его спутники двинулись в город по тропе вдоль обрывистого берега, Бирн неожиданно сказал:
— Очень необычный случай!
— Да, — согласился отец Браун. — Возможно, это вовсе не наше дело, но хотелось бы кое-что обсудить с вами. Давайте немного постоим здесь.
После недолгого раздумья журналист согласился.
— Значит, вы уже подозревали Хорна, когда сказали, что еще не каждый рассказал все, что знает? — поинтересовался он.
— Нет. Говоря так, я имел в виду неправдоподобно молчаливого мистера Поттера, секретаря преждевременно оплаканного Гидеона Уайза.
— Мне пришлось разговаривать с Поттером один-единственный раз, — задумчиво произнес Бирн. — Он производил впечатление сумасшедшего, но кто бы мог подумать, что это — соучастник преступления? Поттер болтал какую-то чепуху о морозильнике.
— Да? Естественно, я предполагал, что он догадывался о многом, однако никогда и не помышлял обвинить его в причастности к убийству, — возразил отец Браун. — Меня больше интересует, достаточно ли силен Гидеон Уайз, чтобы выбраться из пропасти.
— Как прикажете вас понимать? — спросил удивленный репортер. — Разумеется, старик Уайз выбрался наверх, он же только сейчас стоял перед нами.
Вместо ответа священник поинтересовался:
— А каково ваше мнение о Хорне?
— Понимаете, его, в сущности, даже нельзя назвать преступником, — ответил Бирн. — Да Генри вовсе и не похож ни на одного из убийц, которых я видел. А у меня, поверьте, имеется некоторый опыт.
— А я, напротив, могу представить его лишь в подобном качестве, — спокойно произнес отец Браун. — В преступниках вы разбираетесь лучше. Но есть одна категория людей, о которой я знаю столько, сколько не известно ни вам, ни даже Неарсу. Я часто сталкиваюсь с ними и до мелочей изучил их привычки.
— Другая категория людей? — повторил озадаченный журналист. — Какая же именно?
— Кающиеся, — просто ответил отец Браун.
— Я не совсем понял. Вы хотите сказать, что не поверили в преступление Генри Хорна?
— Не в преступление, а в раскаяние, — поправил журналиста священник. — Мне приходилось слышать множество признаний, но сегодняшнее абсолютно не похоже на неподдельно искреннее. Оно чересчур романтично. Вспомните, как он говорил о клейме Каина! Прямо по книге. Поверьте мне, нынешние преступления слишком частны и прозаичны, чтобы быстро подыскивать им исторические параллели, пусть самые подходящие, Да и зачем Хорн так усердствовал, заявляя, что не предаст своих товарищей? Ведь этим он уже выдал их!
Отец Браун отвернулся от репортера и уставился в морскую даль.
— И все же непонятно, куда вы клоните, — воскликнул Бирн. — Стоит ли виться вокруг Хорна с какими-то подозрениями, если он прощен жертвой? Во всяком случае, он выпутался из дела об убийстве и теперь в полной безопасности.
Отец Браун резко, всем телом повернулся к собеседнику и в необъяснимом волнении схватил его за плащ.
— Вот именно! — воскликнул он. — Попробуйте уцепиться за это! Хорн в полной безопасности. Он вышел из воды сухим, но как раз поэтому в нем — ключ ко всей загадке.
— Не понимаю, — тихо произнес совершенно сбитый с толку Бирн.
— Хорн наверняка замешан в данном деле как раз потому, что выкрутился из него. Вот и все объяснение.
— И притом очень вразумительное, — съязвил журналист.
Некоторое время оба стояли и молча глядели на море.
Потом отец Браун сказал с усмешкой:
— Тогда давайте вернемся к морозильнику. Первую ошибку вы допустили там, где ее и полагалось сделать большинству газетчиков и политиков. А все потому, что вы давно внушили себе: в современном мире богачам нечего бояться, кроме социализма. Однако это злодеяние не имеет никакого отношения к социалистам. Они служили преступникам ширмой.
— Да, но ведь убили сразу трех миллионеров, — запротестовал Бирн.
— О, нет! — перебил его отец Браун звонким голосом. — В том-то все и дело. Убиты не трое миллионеров, а двое.
Третий очень даже жив и здоров и притом навсегда избавился от грозившей ему опасности. Гэллап и Стейн припугнули упрямого старомодного скрягу Уайза: если тот не войдет в их синдикат, с ним разделаются, иными словами, «заморозят». Отсюда и разговор о морозильнике.
После некоторой паузы отец Браун продолжил:
— В современном мире существует движение социалистов, имеющее своих сторонников и противников. Но почему-то наша пресса не замечает еще одного движения, не менее современного и мощного. Его цель — монополии и объединение всевозможных предприятий в тресты. Это тоже своего рода революция, и она во многом похожа на любую другую. Стороны, сражающиеся в ней, не останавливаются даже перед убийством. Промышленные магнаты, словно средневековые владыки, заводят себе придворных, личную охрану, наемных убийц и платных агентов в стане противника. Генри Хорн был не кем иным, как рядовым шпионом старика Уайза в среде социалистов, одном из неприятельских лагерей. Правда, в нашем случае его использовали как орудие для борьбы с другим врагом — конкурентами, попытавшимися разорить Уайза за несговорчивость.