Сорос о Соросе. Опережая перемены - Сорос Джордж. Страница 71

Закрытое общество

Органическое общество представляет наблюдателю некоторые очень при­влекательные признаки: жесткое социальное единство, безусловная принадлеж­ность, отождествление каждого члена с коллективом. Члены органического об­щества едва ли могли бы считать все это преимуществами, не зная, что отноше­ния могут быть и иными; только те, кто знаком с конфликтом между индивидом и социальным целым в собственном обществе, может считать социальное един­ство желательной целью. Иными словами, привлекательность органического об­щества лучше всего оценивается, когда условия, необходимые для его существо­вания, уже отсутствуют.

Едва ли может удивлять тот факт, что на протяжении истории человечество неоднократно изъявляло желание вернуться к первоначальному состоянию не­винности и благодати. Изгнание из райского сада – постоянная тема. Но однаж­ды потерянная невинность не может быть обретена вновь – разве что, возможно, путем забвения всего произошедшего. При любых попытках искусственно вос­создать органическое общество труднее всего достичь полного и несомненного отождествления всех членов с обществом, к которому они принадлежат. Для то­го чтобы восстановить органическое общество, необходимо провозгласить пре­восходство коллектива. Результат, однако, будет отличаться от органического об­щества в одном важном аспекте: индивидуальные интересы, вместо того чтобы совпадать с интересами коллектива, подчиняются им.

Различие между личными и общественными интересами поднимает беспо­коящий вопрос о том, что же такое в действительности общественные интере­сы? Общественные интересы могут быть определены, интерпретированы, и в случае необходимости они могут подавить конфликтующие с ними личные ин­тересы. Эту задачу лучше всего выполняет живущий правитель, поскольку он может скорректировать свою политику в зависимости от обстоятельств. Если же эта функция предоставлена некоторому институту, вероятно, что она будет ис­полняться усложненным, негибким и в итоге неэффективным способом. Инсти­тут будет стремиться не допускать изменений, но в длительной перспективе он не сможет добиться успеха.

Однако общий интерес можно определить лишь в теории. На практике он, вероятно, будет отражать интересы правителей. Именно они провозглашают превосходство социального целого, и именно они подчиняют своей воле непо­корных индивидов. Если не считать того, что они являются абсолютными альт­руистами, они также получают от этого определенные выгоды. Правители не обязательно удовлетворяют свои частные, эгоистические интересы, но они как класс извлекают выгоду из существующей системы: по определению, они явля­ются правящим классом. Поскольку члены различных классов четко определе­ны, подчинение человека социальному целому приводит к подчинению одного класса другому. Закрытое общество может быть, следовательно, описано как об­щество, основанное на классовой эксплуатации. В открытом обществе эксплуа­тация также может возникнуть, но, поскольку позиция человека не является же­стко фиксированной, оно действует не на классовой основе. Классовая эксплуа­тация в том смысле, в каком этот термин использовал Маркс, может существо­вать только в закрытом обществе. Маркс внес значительный вклад в теорию, ког­да предложил эту концепцию, так же, как Менений Агриппа, когда он сравнил общество с организмом. Оба они, однако, применяли свои идеи не к тому типу общества.

Если бы конечная цель закрытого общества состояла в том, чтобы обеспе­чить превосходство одного класса (или расы, или национальности) над другим, оно могло бы эффективно ее выполнять. Но если его цель состоит в том, чтобы вернуться в идиллическое состояние органического общества, то такое общество обречено на провал. Существует разрыв между идеалом общественного един­ства и реальностью классовой эксплуатации. Для того чтобы закрыть этот раз­рыв, необходима сложная последовательность аргументов, которые, по опреде­лению, расходятся с фактами.

Всеобщее согласие с идеологией является основной задачей властей и основ­ным критерием их успеха. Чем более широко принимается идеология, тем мень­ше конфликт между коллективными интересами и реальной политикой, и наобо­рот. В идеальном варианте авторитарной системе придется довольно долго дви­гаться в направлении восстановления спокойствия и гармонии органического общества. В более общем случае будет использовано некоторое насилие, и затем этот факт должен быть объяснен с помощью лицемерных аргументов, которые делают идеологию еще менее убедительной, вызывая дальнейшее использова­ние силы до тех пор, пока в худшем варианте система не становится основанной на принуждении, а ее идеология не теряет всякое сходство с реальностью.

У меня есть некоторые сомнения относительно различия, которое Джейн Киркпатрик провела между тоталитарными и авторитарными режимами, по­скольку она использовала это различие для выделения друзей и врагов Америки, но оно все же имеет под собой основания. Авторитарный режим, направленный на поддержание собственной силы, может более-менее открыто признавать свою сущность. Он может ограничивать свободу своих субъектов различными способами, он может быть агрессивным и жестоким, но он не должен распрост­ранять своего влияния на все аспекты человеческого бытия для поддержания своей гегемонии. С другой стороны, система, которая провозглашает себя слу­жащей некоторому идеалу социальной справедливости, должна маскировать ре­альность, заключающуюся в классовой эксплуатации. Это требует контроля над мышлением субъектов, а не только над их действиями и делает ее ограничиваю­щее влияние более сильным.

Советская система является отличным примером закрытого общества, осно­ванного на универсальной идее. Но закрытое общество не обязательно должно опираться на универсальную идею. Оно может ограничиваться конкретной группой или нацией. В некотором смысле, более узкое определение ближе духу органического общества, чем догма, относящаяся ко всему человечеству. В кон­це концов, для племени значение имеют только его члены. Сейчас, когда комму­низм мертв, те, кто говорит о безопасности и солидарности органического обще­ства, с большей вероятностью будут искать его в этническом или религиозном сообществе. Как я уже пояснил ранее, те, кто отказывается от коммунизма, противостоят ему либо потому, что он является закрытым, либо потому, что он является универсальным; альтернативой является либо открытое общество, ли­бо фундаментализм того или иного рода. Фундаментальные убеждения труднее всего оправдать с помощью рациональных аргументов, но они могут вызвать бо­лее эмоциональный отклик, поскольку являются более примитивными.

Когда мы говорим о фундаментализме, на ум приходит исламский фундамен­тализм, но мы можем наблюдать возрождение фундаменталистских тенденций во всем бывшем коммунистическом блоке. Они сочетают в себе национальные и религиозные элементы. У них нет полностью развитых идеологий, более того -о них не говорят открыто, но они вдохновляются смутным, неясным прошлым. Борьба между открытым и закрытым обществом не завершилась крахом комму­низма. Она лишь приняла иную форму. Способ мышления, в настоящий момент ассоциируемый с концепцией закрытого общества, вероятно, лучше всего опи­сывать как традиционный, чем как догматический, хотя, если концепция закры­того общества победит, формулировка соответствующих догм, вероятно, не за­ставит себя долго ждать. В случае с исламским фундаментализмом она уже пол­ностью сформулирована. В случае с русским фундаментализмом основа также уже заложена [12].

вернуться

12

Alexander Ysnov, The Russian Challenge (Русский вызов) [Oxford, Basil Blackwell]