Восточный фронт (СИ) - Савин Владислав. Страница 131

И тогда, главком ВМФ Чернавин, с подачи замкомандующего СФ Устименко, специально прилетевшего на Черное море для приемки "Кузнецова", буквально выпихнул авианосец в море, своим приказом, настолько срочным и секретным, что на борту не оказалось части команды, зато застряли заводские сдатчики из Николаева. В 23.40 1 декабря "Кузнецов" вышел в море, а утром уже был у Босфора — военный атташе США в Анкаре добивался у турок закрытия Проливов всего на сутки, по любой причине, дольше и не требовалось, но опоздал всего на несколько часов! 21 декабря первый и пока единственный наш авианосец прибыл в Полярный, где и продолжал нести службу в 2012 году, когда мы сюда провалились. А ведь не прояви Чернавин и Устименко инициативы — достался бы "Кузнецов" бандерохохлам, и был бы, без всякого сомнения, или продан китайцам, как его систер — шип "Варяг", или разобран на иголки, как "Ульяновск", так и не достроенный атомный авианосец, наш ответ "Нимицу".

Так что, сиди сейчас в Москве не Сталин, а какая?нибудь неуважаемая сволочь вроде Бори — алкаша… Тогда было бы ясно — пусть после награждают, или отдают под трибунал, а сейчас, вперед, по совести, чести и собственному правильному пониманию ситуации! Как в том сне с моим рогатым гостем, где я, командуя ракетоносцем, приказал нанести по Штатам ядерный удар. И не дай бог, это не сон был, а отражение еще одного "параллельного" времени — где какая?то мразь Россию продает, "господин президент, подпишите здесь, окей, вы свободны — вот вам чек, и ключи от домика во Флориде"! (Прим — см. "Страна мечты" — В. С.). Кстати, победителя не судят, а неуважаемая сволочь обычно не настолько сильна, чтобы после жестокость проявлять.

— Товарищ Лазарев, и чем вы тогда от самураев отличаетесь? — послышался ехидный голосок откуда?то из подсознания — которые всегда знали, как правильно, в отличие от штафирок из Токио. И ненавидели свое же правительство за то, что оно не разрешает им немедленно воевать с вашей страной, захватывать Сибирь до Урала.

Заткнись, рогатый — хвостатый, нет тебя, ты плод моего воображения, ясно? И не мешай правильное решение принимать! Товарищ Сталин все ж не Ельцин, он знает, что делает — а уж в том, что он ссучился, и Отечество забугорным продает, в это и в пьяном бреду поверить нельзя! Что ж, раз он так приказал — будем послушны.

Но все?таки — в этой истории, сотрудники советского посольства (продолжавшего функционировать в Токио все время войны) встречали на берегу первыми — наших, советских солдат, а не американских морпехов, как в иной реальности. Мелочь, а приятно — настолько, что не пожалел бы за такое и из своей жизни что?то отдать!

Смотрю с мостика на вражеский берег, такой близкий — и недоступный. И мечтаю, хоть бы вся эта Япония провалилась в море, как в каком?то давнем фильме еще из тех, будущих времен. Хотя тогда вопрос, а не доставались ли бы тогда все цунами и тайфуны непосредственно нашему побережью?

Уйти спать мне не удалось. Подходит с берега уже знакомый лоцманский катер, оттуда что?то кричат по — русски и по — японски. Все правильно — на борту наряд наших морпехов, а то вдруг местные решат за своего Императора жизнь отдать, набьют трюм взрывчаткой, и вперед, в камикадзе? Какой?то японец встречи требует? Кто и какого рожна ему надо?

Сам адмирал Енаи, японский морской министр? В сопровождении нашего посла в Токио? Что за…?!

В кают — компании разместились все наши — Василевский, как глава делегации, я, Зозуля, начальник разведки Воронцов (а вот Раков с Роговым остались во Владивостоке "на хозяйстве"), прочие товарищи ниже рангом. И лейтенант — переводчик с японского (тоже человечек интересный — но о нем еще после скажу). И Валька "Скунс" в роли главноохраняющего, и еще двое его ухорезов, из местных кадров, снаружи ждали. Ввели японца — хотя при ближайшем рассмотрении, адмирал Мицумаса Енаи на такового не походил совершенно! Острые черты лица, глаза не узкие, цвет кожи как у нас — в Питере встретив, принял бы за башкира или татарина.

Вспоминаю, что я успел прочесть про эту фигуру. Профессиональный разведчик, глубокий знаток России, японский военный агент (так тогда атташе назывался) в Петрограде, в 1915–17 годах, сумевший завести обширные знакомства среди офицеров Российского Императорского флота, хорошо знал и того, который "АдмиралЪ", состоя при нем в Гражданскую. В двадцатые — тридцатые служил на самых разных должностях, штабных и строевых, занимался техникой, боевой подготовкой, а главное, военно — морской разведкой (которая имела и политические функции). Показал талант стратега, осознающего разницу между мечтами и реальными возможностями Империи Восходящего Солнца, в середине тридцатых выступал за ограничение японской экспансии Китаем — уверенный, что выбор северного и южного направлений закончится для Японии войной с СССР, США и Великобританией, а война на два или три фронта неизбежно приведет Империю к катастрофе. В бытность премьер — министром в сороковом — сорок первом делал все от него зависящее, чтобы ограничить экспансию на юге взятием под контроль оставшихся бесхозными колоний, Французского Индокитая и Голландской Ост — Индии, считая это единственным шансом Японии избежать большой войны.

А еще именно он стоял за протаскиванием весной 1942 года через МИД Японии предложением посредничества в заключении сепаратного мира между СССР и Третьим Рейхом, сделанным Сталину — и МИД там был не более, чем ширмой для инициативы руководства Императорского Флота. Ни в коей мере не друг России и СССР — но реалист и прагматик, а не фанатичный милитарист, убежденный, что можно завоевать весь мир. Потомственный самурай из старого рода, безусловный патриот своей страны и человек чести, в нашей истории считавший своим долгом выгораживать на Токийском процессе своих личных врагов. В последние годы жизни (кстати осталось ему немного — у нас он умер в 1948 году) занимался, как бы сказали в конце века, социальной реабилитацией офицеров упраздненного флота, помогая тем, кто потерял буквально все и не имел иной профессии, найти свое место в новой жизни. И даже краем не был причастен к военным преступлениям — как ни старались доказать обратное!

А еще, именно он, уже в этом, измененном мире (установлено достоверно!) стоял за скорейшей отправкой делегации к Макартуру, не к нам. Хотя кое?кто у нас его едва ли не "японским роммелем" считал, даже обидно. А что теперь он от нас хочет? Японские церемонии — сразу к делу, считается за дурной тон, сначала любезностями обменяться, вот только когда это японец по — русски говорит, смотрится, как театр. Который в Японии, с ее страхом "потери лица", так сплетается с жизнью, что не отделить. Поинтересуйтесь историей сорока семи ронинов, из?за чего их дайме сеппуку сделал — в Европе такого даже при дворе французского "короля — солнца" быть не могло, при всех его ритуалах, вроде королевского одевания, завтрака и тд, а тут, не так перед Божественным поклонился, и уже как у нас измена Родине по статье 58–1, нервная же была служба у самураев, оттого наверное после пар выпускали, на улицу вышел, какой?то простолюдин дорогу не так быстро уступил, как подобает — сразу мечом его, проверить не затупился ли? Друг друга задевать боялись — иначе бы их поголовье быстро сократилось бы со скоростью полураспада, сошлись двое, живым остался один. И так уж — вот забываю имя, Воронцов называл, их самый знаменитый мастер меча прославился тем, что вышел победителем почти в сотне поединков и помер в старости своей смертью. То есть, сей великий вояка в веке восемнадцатом (когда у нас Суворов был) всю жизнь болтался по мирной, невоюющей Японии, затевая драки в трактирах или как эти заведения назывались (наверное, у него и фехтовальная школа была — но вряд ли он там учеников убивал?). И так все японское воинское искусство, на девяносто девять процентов, внутренние разборки — разве что Корейская война была, триста пятьдесят лет назад, да нашествие монголов, еще за три века до того. Так что мы, русские — куда более военный народ, чем самураи. Хотя все же, как дома время будет, попрошу Юрку "Брюса", чтоб показал, как с подаренной катаной обращаться, а то неудобно.