У волшебства запах корицы - Мамаева Надежда. Страница 3

Стук в дверь и вежливое:

— Можно? — Знакомый голос, кажется, это Микелис Глиберус?

— Да, пожалуйста. — Что отвечать на подобный вопрос в этом мире, я не знала, так что выдала земной вариант.

Дверь открылась, явив мужчину. Уже в годах, с шевелюрой, в которой седина порезвилась вволю, с небольшим горбом, но уверенного в себе, с пытливым взглядом.

— Мой помощник, Фирселий, уже объяснил вам суть сегодняшнего действа и то, что от вас требуется? Как вас, к слову, зовут?

Столько вопросов и сразу. И тон — этот человек привык получать ответы.

— Да, таракашка объяснил, что нужно только дать согласие. А мое имя Наташа.

Мужчина усмехнулся в усы.

— Ответ неверный. Здесь и сейчас вы — Кассандриола Глиберус, моя дочь. Что же до «таракашки» — не называй его так, он обижается. — На этих словах алхимик хитро прищурился. — Ну да время не терпит, прием уже совсем скоро. Пройдем к порталу.

— А я думала, вы не маг, а алхимик… — не к месту уточнила я.

— Не просто алхимик, а один из сильнейших чародеев королевства. И да, держись весь прием подле меня, никуда не уходи. Если что-то спросят, постарайся отвечать как можно более размыто, а лучше вообще молчи.

Доходчивая и подробная инструкция, ничего не скажешь. Ну да делать нечего. Уцепилась за галантно подставленный локоток «отца» и пошла, как в приснопамятном «Служебном романе», от бедра.

Увидев мои потуги в дефиле, Глиберус закашлялся, словно откусил бутерброд, на котором вместо масла был намазан скипидар. Наконец, обретя возможность говорить, «папенька» выдал:

— Я понимаю, наши миры весьма различны, как и понятия об этикете, но не стоит задирать юбку до колена.

«Лучше пробороздить носом пол, наступив на подол», — мысленно закончила я речь за алхимика. Ну что тут такого? Я всего лишь приподняла передний край юбки так, чтобы не зацепить его. Ну, вышло чуток выше, и оказались видны ноги до середины икры. Так никто же, кроме «папеньки», не видит. Но, как оказалось, месье Глиберус был иного мнения.

— Приличные девушки ведут себя целомудренно, — проворчал он, назидательно подняв палец вверх, — глаза опускают долу, говорят лишь тогда, когда их о чем-то спрашивают, и юбок не задирают ни в коем разе.

— Хорошо, поняла. — Я чувствовала себя продавцом «Макдональдса», который всегда улыбчив, понятлив и все схватывает на лету, каким бы самодуром ни был клиент.

— Вот и славно. — Глиберус похлопал меня по запястью той руки, которой я за него держалась.

Больше мы не обменялись ни звуком, только ткань платья шуршала по полу. Даже таракашка перебирал лапами по паркету абсолютно бесшумно, периодически поднимая свою лобастую морду на меня и выразительно шевеля усами.

Портал больше всего напомнил мне зеркало. Большое такое, чтобы можно было без труда рассмотреть себя в полный рост, в массивной металлической раме. Только вместо отражающей поверхности — свет. Не яркий, он струился, переливался и был в каком-то постоянном, одному ему ведомом, движении.

— Это портал перехода? А почему в раме?

Фирселий оказался на редкость словоохотливым насекомым:

— Материальная рамка нужна для того, чтобы контур заклинания оставался стабилен. Без него велика вероятность того, что при переходе тебя выкинет не в том месте, где рассчитывал появиться. — Протараторив все это, таракашка серьезно, по-командирски, прибавил: — Замри и не шевелись.

Я сначала не поняла, к чему это он, а когда по моему платью, а потом и по плечу Фирселий начал проворно перебирать лапками, орать было уже поздно. Таракан, подобно покорителям Эвереста, не остановился на достигнутом и начал штурмовать мою прическу, как неприступный бастион.

Служанка постаралась на славу, укладывая мою рыжую копну в высокую прическу. Локоны образовали нагромождение завитков и волн, увеличив рост на голову, не меньше. В этом стогу Фирселий, похоже, и зарылся. Его повелительное: «Теперь можно идти», — свидетельствовало о том, что усатый чувствует себя на своем месте и не раз проделывал подобный трюк. Следующая фраза членистоногого подтвердила мои догадки:

— Не переживай, я с Кесси кучу раз такое проделывал. Зато, если что, смогу тебе помочь и подсказать.

Да уж, фраза «неприятности подстерегают повсюду, но самые хитрые из них путешествуют вместе с тобой» сегодня для меня приобрела новый смысл. Буквальный.

Алхимик, наблюдавший всю эту картину, лишь усмехнулся, а потом сказал:

— Я первый, вы — следом. Не бойтесь, это все равно что перешагнуть через порог.

Подавая пример, он так и сделал — просто шагнул в раму, скрывшись в пелене света. Я на всякий случай обошла «зеркало» с другой стороны. Вот уж дитя века научно технического прогресса, воспитанное на шоу Дэвида Копперфильда: легче поверить в гений инженерной мысли, чем в чудо, даже если волшебство — априори.

— Давай, пошли уже, хватит круги нарезать. — Нетерпеливый голос, раздавшийся прямо над головой, заставил выдохнуть и мужественно шагнуть в светящееся нечто.

«Переступить через порог, как же!» — очумело подумала я. Ощущения были такие, словно шагнула с этажа небоскреба, находящегося на краю кратера вулкана: пока летишь до «пункта назначения», успеешь превратиться в качественно прожаренный бифштекс. Благо все это длилось недолго. Пара мгновений, и я оказалась в сумрачном зале. Напротив меня уходила вверх лестница. Признаться, впервые видела такую. Пресловутые красные ковровые дорожки, постеленные на беломраморных ступенях, теряли по сравнению с ней всю свою привлекательность. Эта лестница была отдельным произведением искусства: необыкновенное разнообразие декора — колонны, зеркала, статуи, затейливая золоченая лепнина, огромный плафон, созданный талантливыми живописцами. Разделенная на два торжественных марша, она вела к анфиладе.

— Прошу вас, дщерь моя. — Алхимик, стоявший тут же, рядом с порталом, протянул мне руку.

Я не преминула воспользоваться его предложением, украдкой оглядывая остальное убранство зала: все пилястры и камины были облицованы малахитом. Бронзовые базы и капители колонн, резные деревянные двери, рамы зеркал, лепка сложного орнамента, покрывающая потолок, — все то ли вызолочено червонным золотом, то ли покрыто натертой до блеска латунью.

Мой практичный ум, глядя на это блестящее великолепие, вынес вердикт: «Все-таки золото: полировать неблагородный металл на потолке весьма проблематично, а блестит, как новенький…» Сочетание интенсивных зеленых тонов малахита с золотом определило парадное звучание интерьера, поэтому в нем, мимикрируя под окружающую обстановку, не бросалась в глаза охрана, бдящая у портала в зеленых же с золотом мундирах.

Ощущение торжественности и тягостное молчание витало в воздухе, разливалось в нем широкой рекой, давя на сознание не хуже умелого психоаналитика. Мы с «папенькой» в гробовой тишине прошествовали по лестнице. Таракан (судя по тому, как глубоко он закопался в прическу, можно уже было использовать предлог не «на», а «в») моей голове тоже пока молчал.

Когда мы были на середине лестницы, за нашими спинами послышалось какое-то движение.

— Еще одна прибывшая чета, — прокомментировал алхимик. — Сегодняшний прием, хоть и закрытый, но в гостях недостатка не будет. А как ты, моя дорогая Кесси, находишь новое оформление зала телепортаций? Мне, признаться, прежний беломраморный вариант нравился гораздо больше.

Его «Кесси» меня слегка покоробило, но тон, отчетливо намекающий, что отцу с дочерью надлежит создать хотя бы видимость светской беседы, заставил подобающе ответить:

— Белый слишком безлик. Он как свежий холст, на котором каждый рисует картины по своему разумению и настроению. Зеленый же питает надежды…

Старик удовлетворенно хмыкнул, принимая ответ. Похоже, тот ему понравился.

— Рад, что, несмотря на многие твои недостатки, — тут Глиберус выразительно посмотрел на меня, намекая на земное происхождение, — ты не разочаровываешь своего отца. Надеюсь, так и будет в дальнейшем.

— Я тоже на это очень надеюсь, как и на ваши милости.