Микадо. Император из будущего - Вязовский Алексей. Страница 19

Да бросьте! В четырнадцатом веке китайский мореплаватель Чжэн Хэ строил гигантские корабли — сто тридцать метров в длину, девятнадцать тысяч тонн водоизмещения. Семь экспедиций по всей Юго-Восточной Азии, двести пятьдесят судов! Индокитай (государство Чампа), Ява (порты северного побережья), Малаккский полуостров (султанат Малакка), Суматра (султанаты Самудра-Пасай, Ламури, Хару, Палембанг), Цейлон, Малабарское побережье Индии (Каликут), Япония, Мальдивы, побережье Персидского залива (государство Ормуз), побережье Аравийского полуострова (Дофар, Аден), восточное побережье Африки (Барава, Малинди, Могадишо) — Колумб и Ко отдыхают! И что в итоге? НИЧЕГО! Зеро. Официальная цель экспедиций (формальное признание вассальной зависимости заморских правителей от Поднебесной) не достигнута. Неофициальная (поиск сбежавшего императора Чжу Юньвэня, чей трон был узурпирован дядей) также по нулям. В итоге корабли разобраны, документы сожжены, программа плаваний свернута.

А ведь китайцы за век до Колумба вполне могли открыть Америку. Приплывает, значит, Чжэн Хэ к ацтекам. А там ритуальное жертвоприношение в разгаре. С пирамид сыплются отрубленные головы, одурманенные грибочками жрецы выдавливают кровь из вырванных сердец прямо на паству. А Чжэн Хэ им, значит, говорит: «Нихао, ацтеки! Великий император Чжу Ди милостиво разрешает вам стать его вассалами и дарит малую нефритовую печать с драконом! Ура, товарищи!»

Если дело не в технологиях и не в людях, тогда в чем? Почему научный прогресс как явление появился именно в Европе и именно эта часть света стала эталоном для всего мира? Отчего именно англичане, французы, испанцы и прочие немцы выиграли к началу двадцатого века историческую гонку? Ведь на какую страну мира ни взгляни, все более-менее успешные общества либо европейские, либо производные от европейских, либо модернизированы по европейскому образцу! А ведь какие шансы были у тех же арабов…

Все ништяки, какие были у Европы к началу эпохи Великих открытий, были и у арабов, причем на два века раньше и в разы больше. Какие имена! Ибн-аль-Хайсама — родоначальник оптики. Математик аль-Хорезми — изобретение десятичной системы счета, дробей, тригонометрических функций. Астрономия — Ат-Туси и Ибн-аль-Шатир — идея о возможности вращения Земли по своей оси (Коперник при открытии теории о гелиоцентрической Солнечной системе воспользовался их трудами), крупнейшая Марагинская обсерватория. Химия — Джабир ибн-Хайян. Открыл все виды кислот, включая хлоридную, азотную, лимонную, уксусную и винную. Медицина — Аверроэс, Авиценна — эти имена не нуждаются в рекламе. Промышленность: создание мыла, часов, стекла, духов, ковроткачества, использование силы ветра и воды для механизации процесса производства. Сельское хозяйство — севооборот, новые сорта сельхозкультур (рис, хлопок, сорго, свекла, цитрусовые). И что опять на выходе? Деградация, упадок, ярлык стран «третьего мира».

Религия, идеология? Опять мимо. Те же арабы в двенадцатом веке имеют отличную агрессивную религию, призывающую к экспансии. Любой человек любой национальности может стать членом мусульманской уммы. Достаточно сказать шахаду: «Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и еще свидетельствую, что Мухаммад — посланник Аллаха», — и добро пожаловать в объединенный исламский мир.

Значит, все-таки «ружья, микробы, сталь»? Еще в бытность студентом я прочитал знаменитую книгу Джареда Даймонда, суть который коротко можно изложить следующим образом. Чтобы конкретное общество, народ получил историческое преимущество над другими, ему должно повезти сразу во многом и надолго. Сложный (но не неприступный для культурной диффузии) рельеф, разнообразный климат, горы и равнины, полуострова и острова — в общем, географическое многообразие, которое, с одной стороны, препятствовало бы появлению одной закостенелой континентальной империи, а с другой — все народы жили бы рядом и множество государств конкурировало друг с другом. В этой борьбе происходил бы отбор сильнейших — обмен злаками, домашними животными, научными открытиями, вирусами (а значит, и иммунитетом). Да и просто групповой отбор через войны. Одним словом, эдакий питательный бульон, в кипении которого появляется самый закаленный и технически подкованный. Переболевшие чумой и оспой европейцы, вооруженные ружьями и экипированные железными кирасами, на одомашненных лошадях, да еще с прошедшей суровый отбор религией, легко выносят ацтеков и майя, жителей тропических островов, индейцев Северной Америки, негров западного побережья Африки, индусов и, наконец, аборигенов Австралии. Китайцы и японцы сопротивляются дольше, но в итоге и они тем или иным образом встают на рельсы европеизации. Если не культурной, то для начала технической. Вот такой эколого-географический детерминизм.

Исходя из концепции Даймонда, никакой прогрессор-попаданец куда бы то ни было погоды не сделает. Как ни напрягайся, а регулярной диффузии новых вирусов для обеспечения иммунитета японцев я обеспечить не могу. Культурный обмен (Китай, Корея) также весьма ограничен — острова-то к континенту не подвинешь. А это значит, что в плане заимствований на ДЛИТЕЛЬНОЙ перспективе японцы значительно проигрывают китайцам, а уж тем более европейцам. И даже если я подстегну прогресс в некоторых областях (увы, нельзя объять необъятное), французы, англичане и испанцы все равно будут иметь историческую фору. Отставание может произойти не сразу. Технический рывок обязательно должен быть поддержан длительным освоением достигнутого. Проживи я хоть восемьдесят лет и доведи прогресс хотя бы до пенициллина, гаубиц, парового двигателя и публичных библиотек/школ — кто все это будет вывозить и подстегивать после моей смерти? Кто будет рассчитывать размеры шкворневых соединений для кривошипа парового мотора? А как насчет диаметра маховика золотника, без которого невозможно передать силу пара на колеса? Что будет делать машинист, если вместо пара в цилиндр попадет вода? И не будет ли этот самый машинист запускать двигатель без прогрева? Выходит, что научное открытие сделать мало — надо, чтобы кто-то его еще правильно эксплуатировал. В противном случае власти посмотрят на разорванный паровой котел, валяющихся вокруг него раненых и убитых машинистов и недрогнувшей рукой зарежут любое перспективное направление. И будут правы! Перевозить грузы может и лошадь, зато у нее не взорвется котел. Да и в эксплуатации животное будет подешевле, особенно на начальном этапе.

У теории о ригидности истории есть еще один важный аргумент. Из разряда генетики. Еще в девятнадцатом веке в европейские головы начал приходить вопрос: «А почему мы такие крутые, а с остальными народами выходит такая засада?» Этот вопрос легко трансформировался в различные идеологии типа фашизма. Дескать, белая раса по своей природе более продвинутая, чем те же негры, азиаты… Однако ученые никаких расовых отличий в интеллекте, обучаемости, продуктивности мышления, объеме памяти, способности к анализу и абстрагированию не нашли. Биологи знают, что любая популяция, получившая генетические преимущества по таким значимым факторам, немедленно кроет, как бык корову, всех окружающих и образует новый биологический вид. Главный признак видообразования — это репродуктивный барьер. Которого, как мы знаем, нет между белыми, негроидной расой или азиатами. Люди из любых, даже географически отдаленных и изолированных мест с любым цветом кожи и формой волос могут без препятствий скрещиваться друг с другом, а метисы ничуть не уступают в выживаемости своим родителям.

Хорошо, сказали генетики. Может быть, тогда речь идет не о сильных различиях, а о мелких? Которые, однако, в нужный момент могут оказаться вовсе не такими мелкими. Если психика человека во многом определяется биологией (например, наличие VR-аллели увеличивает вероятность тревожного расстройства), то вполне рационально предполагать, что для разных народов и цивилизаций существует наследуемая психическая специфика. Конечно, огромную роль играет культура, образование и получаемый в ходе жизни опыт, но это касается конкретного человека. А в своей массе генетические особенности могут проявляться у множества поколений. И такие особенности были найдены. Связаны они с балансом между инстинктом самосохранения и поисковыми программами поведения. В разные периоды истории среда может благоприятствовать либо стратегии «сиди и не высовывайся», либо стратегии «хватай что не просят и жри что ни попадя». Данный баланс постоянно находится в динамике. Все перегибы отсекаются отбором: слишком любопытные погибают, слишком осторожные вымирают. Можно ли предположить, что в конкретных популяциях в результате особых средовых условий возможно смещение баланса инстинктивного поведения в ту или иную сторону? Для себя на этот вопрос я отвечаю утвердительно.