Куколка Последней Надежды - Панов Вадим Юрьевич. Страница 31

– Безнадежно.

Теперь Кабаридзе смотрел на брата Ляпсуса. Смотрел спокойно, но его пальцы уже не выстукивали дробь по столешнице. Они дрожали. Эрлиец потер кончик носа и осторожно начал:

– Реваз, девушка действительно имеет все данные, чтобы стать великолепным Целителем. То, что она не знает о Тайном Городе, ничего не меняет: в данном случае Московская обитель согласилась бы на нарушение режима секретности и вылечила бы ее.

– Согласилась бы, – обреченно выдохнул Кабаридзе.

– Да, – спокойно и ясно ответил брат Ляпсус. – Мне крайне жаль это говорить, но я вынужден согласиться с выводами Олеси и Екатерины Федоровны. Болезнь Маши на последней стадии. У нее поражен практически весь организм: кровь, кости, внутренние органы, спинной мозг. Мне проще сказать, что у нее не заражено. Ты это знаешь не хуже меня, Реваз.

– Да, но я думал…

– Безнадежно. – Эрлиец отвернулся. – Даже нашими методами мы не сможем вытащить девушку.

– А полгода назад?

– Даже два года назад мы бы вряд ли согласились провести курс лечения. Честно говоря, меня удивляет, что она прожила так долго.

– Но я думал… хотя бы попытаться?

– Реваз, – угрюмо произнес Ляпсус, – моя семья занимается медициной больше ста тысяч лет. Для нас нет тайн и загадок, и мы знаем, когда имеет смысл браться за лечение, а когда нет. Московская обитель не в состоянии помочь Маше. Слишком поздно.

Они не стали задерживаться в кабинете. Они хорошо знали Кабаридзе и понимали, что ему надо побыть одному. Старуха ушла молча, брат Ляпсус крепко пожал профессору руку, и только Олеся, дождавшись, когда остальные наблюдатели выйдут, не стала прощаться, а, подойдя к столу, заглянула в глаза Кабаридзе.

– Маша действительно так важна для тебя, Реваз?

– Мне тяжело обсуждать это… с тобой, – глухо ответил профессор.

– Ты сам меня позвал.

– Я просил диагноз. – Кабаридзе отвел взгляд. – Не мучай меня, Олеся.

– Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии, Реваз, – негромко произнесла женщина. – Я хочу помочь. Просто помочь.

Она провела ладонью по щеке профессора, и Кабаридзе накрыл ее своей рукой.

– Мне чертовски тяжело, Леся, чертовски. Прости меня, прости, что я позвал тебя ради Маши.

– Я все понимаю. – Второй рукой женщина провела по волосам Кабаридзе. – Ты сильный человек, Реваз, ты справишься. Счастлив тот Целитель, в жизни которого не случилось такой трагедии. Но я таких Целителей не знаю. Тяжело ощущать свое могущество и свое бессилие. Для нас любая жизнь величайшая ценность, но жизнь любимого это особенный момент. – Ее голос сорвался. – Мы не боги, Реваз.

– Я бы хотел им стать, – тихо произнес Кабаридзе. – Хотел бы стать богом. – Он отнял от лица руку женщины и заглянул в ее ореховые глаза. – Маша сможет спасти тысячи жизней. Тысячи!! Она сможет стать величайшим врачом в истории человечества. Ты же чувствуешь ее силу.

– И ее болезнь.

– Как мы можем ее потерять?

– Это зависит не от нас.

– Тогда для чего мы нужны? Мы, Целители? Лучшие врачи планеты? Чего мы стоим?

– Когда-то я думала точно так же, – вздохнула Олеся. – Ты знаешь когда. Ты знаешь, что мне тоже было тяжело. Ты знаешь, КАК мне было тяжело. Но я прошла через это. Ты спас тысячи жизней…

– И заслужил такую плату? – горько вздохнул профессор.

– А разве ты ждал платы, когда согласился стать Целителем? – удивилась Олеся. – Смысл в другом.

– Маша – смысл. По крайней мере, смысл моей жизни.

Счастлив Целитель, в жизни которого не было подобного момента.

– Кранты!

– Гуго де Лаэрт сказал, что больше не позволит нам переносить схватку, и если мы откажемся выставить голема, он снимет нас с соревнований.

Красные Шапки сидели в выделенной им раздевалке и с грустью слушали нерадостные вести, принесенные Иголкой из администрации Турнира.

– Кранты!

– Да тихо, ты, мля! – взъярился Копыто. – И так голова кругом идет, а тут еще твои стоны!

– Так ведь, типа, все, – растерянно отозвался Контейнер. – Праздник, типа, кончился.

– Кончился, – передразнил его уйбуй. – Праздник, типа, еще не начинался. Эта зеленая морда только-только начала приносить прибыль.

Копыто угрюмо посмотрел на Громовержца. Оливковая кукла сидела на полу, у ног Контейнера, к которому испытывала особую симпатию, и шумно чавкала подаренным хот-догом. Современные модели големов строили без внутренних органов, и функционировали они исключительно за счет магической энергии, но в старые времена мастера частенько применяли смешанные источники питания, и оливковый Громовержец с большим удовольствием подчищал за хозяевами объедки. Его морда была густо вымазана кетчупом, маленькие глазки сияли, а тихое урчание свидетельствовало о том, что голем счастлив. По крайней мере, максимально близок к этому состоянию. Представить его сражающимся на ринге не могли даже Красные Шапки.

– Надо было продать ублюдка, – высказался практичный Иголка. – Осы хорошую цену давали. Надо было продать.

Благодаря недалеким осам, которых говорливый Иголка сумел убедить в сумасшедших боевых качествах Громовержца, дикари и получили прибыль: маленькие крысоловы поставили на зеленое чудо деньги, что позволило Красным Шапкам оправдать хотя бы расходы по оживлению куклы.

– Не дам его продавать, типа! – взвился Контейнер. – Это наш голем!

– Тогда он должен приносить прибыль.

– А ты много прибыли принес, мелочь недоделанная?

– Да уж побольше тебя, кретин!

– Заткнулись оба! – пресек уйбуй назревающий скандал. Он вытащил из кармана плоскую фляжку, сделал большой глоток виски и рыгнул. – Скажи, Иголка, наш противник определен?

– Ага, – сумрачно кивнул малорослый дикарь. – Из всех големов квалификацию не закончил только Бессмертный Ящер мастера Любаши.

– Хреново, – повторно рыгнул Копыто, вспомнив грозный внешний облик Ящера. – Очень хреново.

Фата Любаша, опытная колдунья Великого Дома Людь, считалась убежденной анималисткой, и ее чудовище, мрачного густо-зеленого цвета, обладало внушительной пастью, длинными когтями и шипастым хвостом. К тому же оно лихо управлялось с боевыми топорами дружинника, которыми в первом круге и зарубило здоровенного голема мастера Хуана дель Орка.

– Хреново не то слово, – вякнул Иголка. – Мы попали!

– Да Ящер загрызет нашего Грэмми и не подавится, – пробормотал Контейнер. – Не позволю!

Зеленый, сообразив, что решается его судьба, испуганно прижался к ноге воина.

– Загрызет, – радостно подхватил Иголка. – Даже костей не оставит! А продавать уже поздно…

Скандальный Иголка получил заслуженный подзатыльник и кубарем покатился в угол. Контейнер злорадно хмыкнул. Копыто вновь хлебнул виски.

– Можно я на минуточку? – В дверь робко просунулась голова оса. – Можно?

Потирающий обнажившийся череп Иголка многозначительно посмотрел на уйбуя, но промолчал. Появление крысолова не сулило дикарям ничего хорошего: полученные деньги были давно пропиты, и если бы маленький ос потребовал вернуть ставку, получился бы скандал. Не то чтобы Красные Шапки боялись обитателей Лабиринта, но семья Ось входила в Темный Двор и вполне могла нажаловаться навам…

– Чуя! – радостно завопил Копыто, хватая крысолова за плечи. – Чуя! Как я рад тебя видеть!

Иголка поперхнулся и посмотрел на Контейнера, тот покрутил пальцем у виска, а Грэмми, поняв, что у главного хозяина отчего-то улучшилось настроение, принялся вылизывать себе под мышкой. Крысолов, также слегка оторопевший от столь теплого приема, позволил втянуть себя в раздевалку. Как и все представители его семьи, он был низок ростом, ниже даже Красных Шапок, необычайно худ, а его привыкшие к тьме Лабиринта глаза с вертикальными зрачками нервно сжимались от яркого электрического света. Осы жили под землей, в бесчисленных хитросплетениях метро и канализации, добывая пропитание с помощью гигантских дрессированных крыс.