В желанном плену (ЛП) - Аврора Белль. Страница 2
Мой отец немного гиперопекающий. Когда я говорю, что он немного гиперопекающий, это что-то типа: Ченнинг Татум немного хорошенький... а именно очень сильно. Итак, вот я, взрослая девушка с моей сестрой и по совместительству единственным другом. Если я хочу выйти из дома для чего-либо — мне нужен сопровождающий. То же самое касается моей сестры, но она изворотливая и находит пути для обхождения правил. Я никогда по-настоящему не понимала, почему было так, но мой отец из тех людей, с кем лучше не спорить. Не поймите меня неправильно, мой отец — любящий и заботливый человек. Он очень редко повышает свой голос на кого-либо и нужно приложить немалые усилия, чтобы разозлить его. Он хороший папа, просто чересчур параноик. Но среди домашних папа пользуется большим уважением, которое он по праву заслужил. Итак, правило номер один — вы никогда не задаете вопросов моему отцу.
Наша семья небольшая. Только я, моя старшая сестра Тера, моя мама и мой папа. Мы живем в большом особняке в элитном районе Атертон, Калифорния. Я думала, что этот дом был слишком показушным, когда мы в него переехали. Я имею в виду, я знаю, что у нас есть деньги, но отец настоял, чтобы мы переехали из старого, милого, с четырьмя спальнями дома в этот уродливый, четыре года назад. Наш новый дом состоит из десяти спален, шести ванных комнат, библиотеки, трех кабинетов, солярия, огромного бассейна и домика возле бассейна, размером с наш старый дом, также теннисного корта и, конечно же, современной системы сигнализации.
Я ненавижу этот дом. В нем нет ничего уютного. Он стерильный. Он как тюрьма, украшенная, чтобы выглядеть как дворец. Но я-то лучше знаю: вижу его насквозь.
Мой отец был так взволнован, когда показывал мне мою новую комнату в первый день здесь. Когда дверь распахнулась, он прокричал: «Та да». Я чуть не упала в обморок.
Моя спальня чертовски огромная. Она площадью в пятьсот тридцать квадратных футов, и это размер половины нашего старого дома. Если я стою в дверях и смотрю в свою комнату, то вот что я вижу: слева огромная кровать из красного дерева с балдахином и покрывалом с цветочным рисунком. Рядом находится подходящий ей комод из красного дерева только для красоты, потому что у меня не так много одежды (я не девочка, которая любит бегать по магазинам), письменный стол, который я тоже никогда не использую, потому что предпочитаю делать все школьные задания в кровати. Есть дверь, которая ведет во встроенный шкаф и другая дверь, ведущая в мою личную смежную со спальней ванную комнату. Справа — полностью оснащенная развлекательная система с большим телевизором с жидкокристаллическим дисплеем, DVD плеером, приставкой PlayStation 3, новым стерео, который также выполняет функцию объемного звука, когда я смотрю фильмы, два удобных дивана, и мое любимое — моя библиотека, простирающаяся вдоль всей черной стены.
Чтение — это мой способ убежать. Оно заставляет мой мозг работать, что дает мне небольшое временное облегчение от моей замкнутой жизни.
Моя комната выкрашена в бледно-розовый цвет, который я люблю. У меня есть несколько картин на стенах и огромное эркерное окно, ведущее на маленькую террасу.
У Теры, которой двадцать четыре года, комната выглядит так же, как и моя и расположена прям напротив. Наши две спальни — это единственные постоянно жилые комнаты на втором этаже; остальные — комнаты для гостей. Мама и папа занимают единственную спальню на первом этаже. Отец сказал, что так безопаснее для Теры и меня в случае, если незваный гость придет воровать в ночи. Таким образом, их спальня будет первой, до которой он доберется. Вы можете в это поверить? Я закатила глаза и сказала ему, что он слишком много смотрит сериал «Место преступления».
Выглядывая из-за своей электронной книги, я украдкой гляжу на свою сестру. Ее щенячьи глазки широко раскрыты в мольбе, и она хлопает ресницами. Она выглядит как страдающий запором ши-тцу. Я смеюсь:
— Даже не пытайся. Я не пойду. Ты хочешь тусоваться? Тусуйся, Тера. Я остаюсь здесь.
Она опускает руки на покрывало и рычит на меня:
— Отлично! Становись сумасшедшей кошатницей. Мне неважно. И не говори, что я не пыталась помочь, когда ты будешь поглаживать своих кисок всю ночь напролет, мечтая, чтобы кто-то погладил твою.
Я смеюсь, когда она соскальзывает с моей кровати и идет к стене с зеркалом в полный рост, встроенном в мой шкаф. Поворачиваясь, она спрашивает:
— Как я выгляжу?
Взглянув, я молча оцениваю ее.
Она красива. Как всегда. Одетая в черные короткие шорты, которые делают ее длинные ноги невероятно длиннее. Темно-зеленая, расшитая блестками блузка на бретельках, которую она надела, выделяет ее изумрудно-зеленые глаза, ее темно-бордовые волосы спадаю каскадом по ее спине мягкими волнами, и босоножки на маленьком каблуке делают весь образ обманчиво невинным. Она берет пару моих золотых сережек-висюлек и надевает их.
По правде говоря, я очень похожа на мою сестру. Когда люди видят нас вместе, они спрашивают, не близнецы ли мы. Мы выглядим почти идентично тому, как наша мама выглядела, когда она была моложе: темно-рыжие волосы, зеленые глаза, высокие и стройные. Мой отец всегда говорил, что надеялся, что мы будем такие же уродливые, как и он. Это никогда меня не смешило, потому что мой отец действительно довольно красивый. Он высокий, крепкого телосложения, у него темно-каштановые волосы и светло-зеленые глаза.
— Ты выглядишь прекрасно, Рахрах, — говорю я с легкой завистью.
Она улыбается на мое упоминание ее детского прозвища. В ее взгляде появляется мягкость, и она смотрит на меня. Она шепчет:
— Пожалуйста, пойдем со мной. Еще один разок.
Опуская подбородок, я медленно качаю головой.
— Нет, я сразу стану душой компании, — я ухмыляюсь ей. — Я же знаю, как ты любишь быть в центре внимания. Я бы не лишила тебя этого. Ты иди. Я прикрою.
Подходя ко мне, она садится обратно на кровать и обнимает меня. Я обнимаю ее в ответ настолько сильно, как могу, но чтобы не задушить ее. Она хихикает:
— Ха-ха сучка, — она долго обнимает меня, перед тем как пробормотать: — Так будет не всегда. Посмотришь, — и это заставляет меня захотеть разрыдаться.
Мой взгляд затуманивается и в носу начинает покалывать.
— Я знаю, — бормочу ей в плечо.
Сжимая ее еще раз, отпускаю и натягиваю на лицо фальшивую улыбку.
— Иди. Быстро.
Тера подбегает к окнам, которые ведут на мою террасу, и посылает мне воздушный поцелуй. Она открывает дверь и выходит, когда мы обе слышим отчетливый голос отца по системе внутренней связи, установленной у меня в комнате:
— Тера, Делайла. Вниз. Сейчас же.
Ошеломленное выражение лица Теры — бесценно. Я взрываюсь смехом и говорю ей напевающим голоском:
— Кто-то попался.
Глаза широко раскрыты от шока, она сердито шипит:
— Не может быть. Он не может знать. Это должно быть что-то другое.
Я пожимаю плечами.
— К счастью, ты не ушла. Мы обе были бы под домашним арестом на целый месяц.
Тера смотрит на себя. Она выглядит так, будто собирается в клуб, и мы должны скрыть ее наряд до того, как мой отец увидит.
— Снимай свою обувь и надевай мой халат. Затяни его потуже.
Она скользит в мой красный японский шелковый халат и завязывает его настолько туго, что она, вероятно, перекрыла циркуляцию крови вниз от ее талии. Мы спускаемся вниз и заходим в столовую. Как только я вижу моего отца, я понимаю две вещи: он уставший и обеспокоенный.
Вот дерьмо. Нехорошо.
Мама сидит рядом с ним, держа его за руку, при этом выглядя в равной степени уставшей и вдвойне обеспокоенной.
Дважды дерьмово. Что-то не так.
Мы с Терой стоим в дверях в столовую и смотрим друг на друга с явным беспокойством, она берет мою руку в свою и сжимает ее. Я прочищаю горло, и мой папа смотрит на меня. Он натягивает на лицо фальшивую улыбку:
— О, вот и вы. Проходите, девочки мои. Присаживайтесь.
Я люблю акцент моего отца.
Мы с Терой садимся поближе друг к другу. Я перевожу взгляд с мамы на отца и спрашиваю: