Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович. Страница 2

Если Кадет дойдёт, если Парфирыч окажется тем, кого я в нём увидел, если Берия поверит, если сумеет... Слишком много "если". Но, от меня больше ничего не зависело. Я больше никак ни на что не мог повлиять. Можно и помереть со спокойной душой.

- Доктор, какие шансы? - Услышал я вопрос Паромонева.

- Никаких. Любая из его травм могла его прикончить. Большая кровопотеря, начавшаяся гангрена старых ранений - он уже был ранен и не один раз. А с медикаментами сами знаете, какое положение. Я не знаю, чем тут помочь.

- Сделайте, что возможно. Он должен ответить мне. За всё, что натворил.

- Да пошли вы нах! - прохрипел я. Мне было глубоко плевать на них. Вдруг всё показалось таким мелким, незначительным, несерьёзным до смешного. Какая мне разница? Какое мне дело до какого-то Паромонева с его "предъявами"? Я уже не в его власти, я - одной ногой не в этом мире. Я почти в ВЕЧНОСТИ. Единственное, что удерживало от падения в вечное НИЧТО - БОЛЬ. Боль такая, что я взвыл:

- Господи! Избавь меня от страдания! Дай избавления! Дай умереть!

Но Он оказался глух к моим мольбам. И я продолжал мучиться. Видимо, мой долг не исполнен. Но, что я могу ещё-то? Хотя, Ему виднее. Ну, что ж. Христос терпел и нам велел. Посмотрим.

В этом состоянии безумия от боли, в состоянии полусмерти, ко мне стали приходить странные сны. Вот так вот однажды, проваливаясь в обморок, одной ногой в могиле, вот что мне привиделось:

Судьба Голума.

(наше время)

Шея моя затекла, от этого я проснулся. Оказалось, уснул я, сидя за столом, положив голову на руки, отчего руки затекли и онемели. Я сел, кресло скрипнуло. Задел мышь и экран компьютера зажёгся, выходя из спящего режима. С экрана на меня смотрел Excel с открытым табелем моей бригады. И, как часто во сне и бывает, даже нигде не шелохнулось, что я был не в Богом забытом госпитале, а дома, за компом.

За окном уже стемнело. А я дома был один. Так не бывает. Не должно быть. По-темну только я бываю вне дома - работа такая, а вот моей семье положено ночью спать. Сотовый лежал рядом. Позвонил жене - "абонент не абонент". У сына - та же песня.

Я забеспокоился. Заметался по комнате. Я никак не мог вспомнить, где они. Поставил чайник на газ, набрал тёщу.

- А они ещё не вернулись с речки? Не помнишь? Ты хоть что-то помнишь? Совсем у тебя мозги отказали! Они на речку ездили. Уже давно должны были вернуться.

Чайник закипел, тревожно засвистел. Намешал себе растворимого кофе, позвонил подруге жены. Они почти всегда на реку ездят вместе.

- Да, вместе были. Как - нету?

Из последовавшего следом потока слов и эмоций я выудил, что как завечерело, моя любимая, оставив сына и одну из подруг, живущую рядом с нами, поехала (моя единственная из всех там присутствующих водила машину) везти эту, что сейчас несла пургу в трубку, и ещё двоих на другой конец города. Потом она должна была вернуться за сыном и приехать домой. Четыре часа назад.

Я бросил трубку. Звоню той, что была с сыном на пляже. Сонный, пьяный голос мне ответил, что она дома, не дождалась моей жены. Подъехали её знакомые ребята и она укатила с ними.

- Мой сын? - заорал я.

- А чё ты орёшь? Он отказался. Сказал, ждать мать будет.

- Сука, шалава! - заорал я, бросая телефон.

Пнул диван, схватил обратно телефон, схватил бумажник, выскочил из дома.

Как я и надеялся, на углу, у супермаркета, стояли два бомбилы. Договорились быстро, летим на пляж, в Донское. Как я заметил, почти в каждом городе, где есть река или водоем, есть часть города или посёлок на берегу, носящий это прозвище. Официально или нет.

Доехали. Выскочил из машины, бегу, ору.

- Папа! - кричит зарёванный голос. Сын бежит навстречу. У меня кипяток пролился по жилам и брызнул из глаз. Сгрёб в охабку, чуть не раздавил.

- Мама, мама, - говорил сын, - она обещала. Что-то случилось!

Мой бедный мальчик. Один, в темноте, перепуган, но переживает не за себя, а за мать.

- Разберёмся! - отвечаю я ему, - где твой телефон?

- Дома. Я же с мамой. Был.

Тут мужество оставило моего мальчика. Он заревел в голос. Сука, шлюха, (подруга жены) оставила десятилетнего ребёнка одного. Ширинки увидала и поскакала!

- Разберёмся.

Посадил сына в машину, велел ему и бомбиле ждать, бегом оббежал окрестности - ничего.

Отвёз сына домой, как смог успокоил.

- Я поеду маму поищу, а ты постарайся поспать. Если надо, свет оставь, лады?

- Пап, ты за меня не бойся. Ты маму найди. Может она колесо проколола?

- Найдём, колесо поменяем. Я тебя закрою. Идёт?

- Угу.

Он включил телевизор, обнял подушку, завалился на бок на диване, зажмурился. Я поцеловал его в темечко, выбежал из дома.

Бомбила ждал. Мы поехали с ним по маршруту, которым моя любимая должна была проследовать. Потом по менее вероятному маршруту.

Рассветало, но так же - никакой ясности.

- Может, загуляла? - решился, наконец, бомбила, - бабы, они знаешь какие?

- Знаю. И хорошо бы так, но... Хорошо бы так.

Во мне закипало отчаяние. Она не могла загулять. Она не могла заблудиться. Не сломалась машина, она не попала в аварию - машину бы не успели убрать. Значит, что-то более мрачное и страшное. Липкий страх полз по спине.

У дверей ментовки позвонил на работу, сказал, что не могу выйти. Выслушал, что так - нельзя, что это увольнение.

- Пох, - ответил я в трубку, - я не могу выйти.

И, сбросив вызов, зашёл в линейный отдел.

Я, в принципе, и ждал, что моё заявление не вызовет энтузиазма. Я понимал, что они думают: "Загуляла баба, появиться, а нам бумаг оформлять миллион". Понимал. Потому, не убеждал, не просил, просто гнул своё. Наконец, они приняли моё заявление на пропажу жены и заявление на угон машины. Заявы разные, пойдут по разным ведомствам, а цель будут преследовать одну. Дождался, пока не увидел фотку жены в компах ментов, в разделе - "их разыскивают".

Тут же позвонил куму. Он у нас в милиции служит. Хоть и старлей всего, но в криминальной милиции. Это у них подразделение такое. Он меня выслушал, обещал подсуетиться. Не задавал глупых вопросов про загулы - он мою жену хорошо знал, как-никак, он её троюродный брат. Знает, что она умница. Если и загуляет, то так, что никто не догадается. Так глупо, с розыском в милиции, она не сможет.

Потом позвонил ещё одному хорошему другу семьи. Он уже дослужился до полковника милиции. В Чечню ездил, чтоб полканом стать. В той командировке он подорвался на фугасе, полгода валялся по госпиталям, но смог восстановиться. Даже полковника получил. А то служил 5 лет на полковничьей должности в звании подпола.

Он, молча, выслушал. Спросил только:

- В последний месяц медкомиссий она не проходила?

- Проходила. У неё же через неделю - соревнования.

- Понятно. Всё, Виктор, ты больше ничего не предпринимай. Жди. И постарайся успокоиться.

Как тут успокоиться? И этот вопрос про медкомиссию, он к чему? О чем ты, опер, знаешь? Что там случилось?

Пришёл домой. Сын уже не спал. Молча смотрел на меня. Я сел рядом на диван. Уставился невидящими глазами в телевизор.

- Я к бабушке? - спросил сын.

Когда ты успел так повзрослеть, сынок?

- Да. Пока поживёшь там. Собирай вещи.

- Ноут брать?

- Возьми всё, что посчитаешь нужным. Да, готовься, что надолго. Лето, авось.

После недолгих сборов, уже другой бомбила отвёз нас в пригородный посёлок, где жили тёща с тестем. Пришлось им отчитаться о своих действиях. После недолгого "семейного совета", было постановлено, что действия мои были верными. И что я ничего не забыл, сделал всё, что нужно, ничего не упустил, чего от меня, "дырявоголового", не ждали.

Приехав домой, обнаружил машину кума у подъезда. Кум вышел, обнял, достал с заднего сидения звякнувший пакет.

Нажрались. С горя. Моя любимая как в воду канула. Даже менты уже не надеялись на благополучную развязку - нашу машину перехватили на выезде в соседнюю область. План "перехват" - есть у них такой. Человек, что вёл машину, не подчинился требованию остановиться, попытался скрыться, открыл огонь из автомата. Погоня продолжалась 2 часа. Бандит загнал машину в лесной массив, где бросил машину и затерялся в зарослях. В салоне была обнаружена кровь. Окровавленная одежда моей жены.