Три товарища - Ремарк Эрих Мария. Страница 48
Ее дыхание стало хриплым, потом она резко привстала, и кровь хлынула струёй. Она дышала часто, в глазах было нечеловеческое страдание, она задыхалась и кашляла, истекая кровью; я поддерживал ее за плечи, то прижимая к себе, то отпуская, и ощущал содрогания всего ее измученного тела. Казалось, конца этому не будет. Потом, совершенно обессиленная, она откинулась на подушку.
Вошла фройляйн Мюллер. Она посмотрела на меня, как на привидение.
— Что же нам делать? — спросил я.
— Врач сейчас будет, — прошептала она. — Лед… на грудь, и, если сможет… пусть пососет кусочек…
— Как ее положить?.. Низко или высоко?… Да говорите же, черт возьми!
— Пусть лежит так… Он сейчас придет. Я стал класть ей на грудь лед, почувствовав облегчение от возможности что-то делать; я дробил лед для компрессов, менял их и непрерывно смотрел на прелестные, любимые, искривленные губы, эти единственные, эти окровавленные губы…
Зашуршали шины велосипеда. Я вскочил. Врач.
— Могу ли я помочь вам? — спросил я. Он отрицательно покачал головой и открыл свою сумку. Я стоял рядом с ним, судорожно вцепившись в спинку кровати. Он посмотрел на меня. Я отошел немного назад, не спуская с него глаз. Он рассматривал рёбра Пат. Она застонала.
— Разве это так опасно? — спросил я.
— Кто лечил вашу жену?
— Как, то есть, лечил?.. — пробормотал я. — Какой врач? — нетерпеливо переспросил он.
— Не знаю… — ответил я. — Нет, я не знаю… я не думаю…
Он посмотрел на меня:
— Но ведь вы должны знать…
— Но я не знаю. Она мне никогда об этом не говорила.
Он склонился к Пат и спросил ее о чем-то. Она хотела ответить. Но опять начался кровавый кашель. Врач приподнял ее. Она хватала губами воздух и дышала с присвистом.
— Жаффе, — произнесла она наконец, с трудом вытолкнув это слово из горла.
— Феликс Жаффе? Профессор Феликс Жаффе? — спросил врач. Чуть сомкнув веки, она подтвердила это. Доктор повернулся ко мне: — Вы можете ему позвонить? Лучше спросить у него.
— Да, да, — ответил я, — я это сделаю сейчас же, А потом приду за вами! Жаффе?
— Феликс Жаффе, — сказал врач. — Узнайте номер телефона.
— Она выживет? — спросил я.
— Кровотечение должно прекратиться, — сказал врач. Я позвал горничную, и мы побежали по дороге. Она показала мне дом, где был телефон. Я позвонил у парадного. В доме сидело небольшое общество за кофе и пивом. Я обвел всех невидящим взглядом, не понимая, как могут люди пить пиво, когда Пат истекает кровью. Заказав срочный разговор, я ждал у аппарата. Вслушиваясь в гудящий мрак, я видел сквозь портьеры часть смежной комнаты, где сидели люди. Всё казалось мне туманным и вместе с тем предельно четким. Я видел покачивающуюся лысину, в которой отражался желтый свет лампы, видел брошь на черной тафте платья со шнуровкой, и двойной подбородок, и пенсне, и высокую вздыбленную прическу; костлявую старую руку с вздувшимися венами, барабанившую по столу… Я не хотел ничего видеть, но был словно обезоружен — всё само проникало в глаза, как слепящий свет.
Наконец мне ответили. Я попросил профессора.
— К сожалению, профессор Жаффе уже ушел, — сообщила мне сестра.
Мое сердце замерло и тут же бешено заколотилось. — Где же он? Мне нужно переговорить с ним немедленно.
— Не знаю. Может быть, он вернулся в клинику.
— Пожалуйста, позвоните в клинику. Я подожду. У вас, наверно, есть второй аппарат.
— Минутку. — Опять гудение, бездонный мрак, над которым повис тонкий металлический провод. Я вздрогнул. Рядом со мной в клетке, закрытой занавеской, щебетала канарейка. Снова послышался голос сестры: — Профессор Жаффе уже ушел из клиники.
— Куда?
— Я этого точно не знаю, сударь.
Это был конец. Я прислонился к стене.
— Алло! — сказала сестра, — вы не повесили трубку?
— Нет еще. Послушайте, сестра, вы не знаете, когда он вернется?
— Это очень неопределенно.
— Разве он ничего не сказал? Ведь он обязан. А если что-нибудь случится, где же его тогда искать?
— В клинике есть дежурный врач.
— А вы могли бы спросить его?
— Нет, это не имеет смысла, он ведь тоже ничего не знает.
— Хорошо, сестра, — сказал я, чувствуя смертельную усталость, — если профессор Жаффе придет, попросите его немедленно позвонить сюда. — Я сообщил ей номер. — Но немедленно! Прошу вас, сестра.
— Можете положиться на меня, сударь. — Она повторила номер и повесила трубку.
Я остался на месте. Качающиеся головы, лысина, брошь, соседняя комната — всё куда-то ушло, откатилось, как блестящий резиновый мяч. Я осмотрелся. Здесь я больше ничего не мог сделать. Надо было только попросить хозяев позвать меня, если будет звонок. Но я не решался отойти от телефона, он был для меня как спасательный круг. И вдруг я сообразил, как поступить. Я снял трубку и назвал номер Кестера. Его-то я уж застану на месте. Иначе быть не может.
И вот из хаоса ночи выплыл спокойный голос Кестера. Я сразу же успокоился и рассказал ему всё. Я чувствовал, что он слушает и записывает.
— Хорошо, — сказал он, — сейчас же еду искать его. Позволю. Не беспокойся. Найду. Вот всё и кончилось. Весь мир успокоился. Кошмар прошел. Я побежал обратно.
— Ну как? — спросил врач. — Дозвонились?
— Нет, — сказал я, — но я разговаривал с Кестером.
— Кестер? Не слыхал. Что он сказал? Как он ее лечил?
— Лечил? Не лечил он ее. Кестер ищет его.
— Кого?
— Жаффе.
— Господи боже мой! Кто же этот Кестер?
— Ах да… простите, пожалуйста. Кестер мой друг. Он ищет профессора Жаффе. Мне не удалось созвониться с ним.
— Жаль, — сказал врач и снова наклонился к Пат.
— Он разыщет его, — сказал я. — Если профессор не умер, он его разыщет.
Врач посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и пожал плечами.
В комнате горела тусклая лампочка. Я спросил, могу ли я чем-нибудь помочь. Врач не нуждался в моей помощи. Я уставился в окно. Пат прерывисто дышала. Закрыв окно, я подошел к двери и стал смотреть на дорогу.
Вдруг кто-то крикнул:
— Телефон!
Я повернулся:
— Телефон? Мне пойти?
Врач вскочил на ноги:
— Нет, я пойду. Я расспрошу его лучше. Останьтесь здесь. Ничего не делайте. Я сейчас же вернусь. Я присел к кровати Пат.
— Пат, — сказал я тихо. — Мы все на своих местах. Все следим за тобой. Ничего с тобой не случится. Ничто не должно с тобой случиться. Профессор уже дает указания по телефону. Он скажет нам всё. Завтра он наверняка приедет. Он поможет тебе. Ты выздоровеешь. Почему ты никогда не говорила мне, что еще больна? Потеря крови невелика, это нестрашно, Пат. Мы восстановим твою кровь. Кестер нашел профессора. Теперь всё хорошо, Пат.
Врач пришел обратно:
— Это был не профессор…
Я встал.
— Звонил ваш друг Ленц. — Кестер не нашел его?
— Нашел. Профессор сказал ему, что надо делать. Ваш друг Ленц передал мне эти указания по телефону. Всё очень толково и правильно. Ваш приятель Ленц — врач?
— Нет. Хотел быть врачом… но где же Кестер? — спросил я.
Врач посмотрел на меня:
— Ленц сказал, что Кестер выехал несколько минут тому назад. С профессором.
Я прислонился к стене.
— Отто! — проговорил я.
— Да, — продолжал врач, — и, по мнению вашего друга Ленца, они будут здесь через два часа — это единственное, что он сказал неправильно. Я знаю дорогу. При самой быстрой езде им потребуется свыше трех часов, не меньше.
— Доктор, — ответил я. — Можете не сомневаться. Если он сказал — два часа, значит ровно через два часа они будут здесь.
— Невозможно. Очень много поворотов, а сейчас ночь.
— Увидите… — сказал я.
— Гак или иначе… конечно, лучше, чтобы он приехал.
Я не мог больше оставаться в доме и вышел. Стало туманно. Вдали шумело море. С деревьев падали капли. Я осмотрелся. Я уже не был один. Теперь где-то там на юге, за горизонтом, ревел мотор. За туманом по бледносерым дорогам летела помощь, фары разбрызгивали яркий свет, свистели покрышки, и две руки сжимали рулевое колесо, два глаза холодным уверенным взглядом сверлили темноту: глаза моего друга…