Три товарища - Ремарк Эрих Мария. Страница 86
— Да, — сказал я, — останусь здесь. До тех пор, пока мы не сможем уехать вдвоем.
Ее лицо оставалось неподвижным. Но внезапно оно просветлело, словно озаренное изнутри — О, — пробормотала она, — я бы этого не вынесла.
Я, попробовал разглядеть через ее плечо температурный лист, висевший над изголовьем постели. Она это заметила, быстро сорвала листок, скомкала его и швырнула под кровать.
— Теперь это уже ничего не стоит, — сказала она.
Я заметил, куда закатился бумажный шарик, и решил незаметно поднять его потом и спрятать в карман.
— Ты была больна? — спросил я.
— Немного. Всё уже прошло.
— А что говорит врач?
Она рассмеялась:
— Не спрашивай сейчас о врачах. Вообще ни о чем больше не спрашивай. Ты здесь, и этого достаточно!
Вдруг мне показалось, что она уже не та. Может быть, оттого, что я так давно ее не видел, но она показалась мне совсем не такой, как прежде. Ее движения стали более плавными, кожа теплее, и даже походка, даже то, как она пошла мне навстречу, — всё было каким-то другим… Она была уже не просто красивой девушкой, которую нужно оберегать, было в ней что-то новое, и если раньше я часто не знал, любит ли она меня, то теперь я это ясно чувствовал. Она ничего больше не скрывала; полная жизни, близкая мне как никогда прежде, она была прекрасна, даря мне еще большее счастье… Но все-таки в ней чувствовалось какое-то странное беспокойство.
— Пат, — сказал я. — Мне нужно поскорее спуститься вниз. Кестер ждет меня. Нам надо найти квартиру.
— Кестер? А где Ленц?
— Ленц… — сказал я. — Ленц остался дома.
Она ни о чем не догадалась.
— Ты можешь потом прийти вниз? — спросил я. — Или нам подняться к тебе?
— Мне можно всё. Теперь мне можно всё. Мы спустимся и выпьем немного. Я буду смотреть, как вы пьете.
— Хорошо. Тогда мы подождем тебя внизу в холле.
Она подошла к шкафу за платьем. Улучив минутку, я вытащил из-под кровати бумажный шарик и сунул его в карман.
— Значит, скоро придешь, Пат?
— Робби! — Она подошла и обняла меня. — Ведь я гак много хотела тебе сказать.
— И я тебе, Пат. Теперь у нас времени будет вдоволь. Целый день будем что-нибудь рассказывать друг другу. Завтра. Сразу как-то не получается.
Она кивнула:
— Да, мы всё расскажем друг другу, и тогда всё время, что мы не виделись, уже не будет для нас разлукой. Каждый узнает всё о другом, и тогда получится, будто мы и не расставались.
— Да так это и было, — сказал я.
Она улыбнулась:
— Ко мне это не относится. У меня нет таких сил. Мне тяжелее. Я не умею утешаться мечтами, когда я одна. Я тогда просто одна, и всё тут. Одиночество легче, когда не любишь.
Она всё еще улыбалась, но я видел, что это была вымученная улыбка. — Пат,
— сказал я. — Дружище!
— Давно я этого не слышала, — проговорила она, и ее глаза наполнились слезами.
Я спустился к Кестеру. Он уже выгрузил чемоданы. Нам отвели две смежные комнаты во флигеле.
— Смотри, — сказал я, показывая ему кривую температуры. — Так и скачет вверх и вниз.
Мы пошли по лестнице к флигелю. Снег скрипел под ногами.
— Сама по себе кривая еще ни о чем не говорит, — сказал Кестер. — Спроси завтра врача.
— И так понятно, — ответил я, скомкал листок и снова положил его в Карман.
Мы умылись. Потом Кестер пришел ко мне в комнату. Он выглядел так, будто только что встал после сна.
— Одевайся, Робби.
— Да. — Я очнулся от своих раздумий и распаковал чемодан.
Мы пошли обратно в санаторий. «Карл» еще стоял перед подъездом. Кестер накрыл радиатор одеялом.
— Когда мы поедем обратно, Отто? — спросил я.
Он остановился:
— По-моему, мне нужно выехать завтра вечером или послезавтра утром. А ты ведь остаешься…
— Но как мне это сделать? — спросил я в отчаянии. — Моих денег хватит не более чем на десять дней, а за Пат оплачено только до пятнадцатого. Я должен вернуться, чтобы зарабатывать. Здесь им едва ли понадобится такой плохой пианист.
Кестер наклонился над радиатором «Карла» и поднял одеяло.
— Я достану тебе денег, — сказал он и выпрямился. — Так что можешь спокойно оставаться здесь.
— Отто, — сказал я, — ведь я знаю, сколько у тебя осталось от аукциона. Меньше трехсот марок.
— Не о них речь. Будут другие деньги. Не беспокойся. Через неделю ты их получишь.
Я мрачно пошутил:
— Ждешь наследства? — Нечто в этом роде. Положись на меня. Нельзя тебе сейчас уезжать.
— Нет, — сказал я. — Даже не знаю, как ей сказать об этом.
Кестер снова накрыл радиатор одеялом и погладил капот. Потом мы пошли в холл и уселись у камина.
— Который час? — спросил я.
Кестер посмотрел на часы:
— Половина седьмого.
— Странно, — сказал я. — А я думал, что уже больше.
По лестнице спустилась Пат в меховом жакете. Она быстро прошла через холл и поздоровалась с Кестером. Только теперь я заметил, как она загорела. По светлому красновато-бронзовому оттенку кожи ее можно было принять за молодую индианку. Но лицо похудело и глаза лихорадочно блестели.
— У тебя температура? — спросил я.
— Небольшая, — поспешно и уклончиво ответила она. — По вечерам здесь у всех поднимается температура. И вообще это из-за вашего приезда. Вы очень устали?
— От чего?
— Тогда пойдемте в бар, ладно? Ведь вы мои первые гости…
— А разве тут есть бар?
— Да, небольшой. Маленький уголок, напоминающий бар. Это тоже для "лечебного процесса". Они избегают всего, что напоминало бы больницу. А если больному что-нибудь запрещено, ему этого всё равно не дадут.
Бар был переполнен. Пат поздоровалась с несколькими посетителями. Я заметил среди них итальянца. Мы сели за освободившийся столик.
— Что ты выпьешь?
— Коктейль с ромом. Мы его всегда пили в баре. Ты знаешь рецепт?
— Это очень просто, — сказал я девушке, обслуживавшей нас. — Портвейн пополам с ямайским ромом.
— Две порции, — попросила Пат. — И один коктейль "специаль".
Девушка принесла два «порто-ронко» и розоватый напиток. — Это для меня, — сказала Пат и пододвинула нам рюмки. — Салют!
Она поставила свой бокал, не отпив ни капли, затем оглянулась, быстро схватила мою рюмку и выпила ее.
— Как хорошо! — сказала она.
— Что ты заказала? — спросил я и отведал подозрительную розовую жидкость. Это был малиновый сок с лимоном без всякого алкоголя. — Очень вкусно, — сказал я.
Пат посмотрела на меня.
— Утоляет жажду, — добавил я.
Она рассмеялась:
— Закажите-ка еще один «порто-ронко». Но для себя. Мне не подадут.
Я подозвал девушку.
— Один «порто-ронко» и один «специаль», — сказали. Я заметил, что за столиками пили довольно много коктейля "специаль".
— Сегодня мне можно, Робби, правда? — сказала Пат. — Только сегодня! Как в старое время. Верно, Кестер?
— "Специаль" неплох, — ответил я и выпил второй бокал.
— Я ненавижу его! Бедный Робби, из-за меня ты должен пить эту бурду!
— Я свое наверстаю!
Пат рассмеялась.
— Потом за ужином я выпью еще чего-нибудь. Красного вина.
Мы заказали еще несколько «порто-ронко» и перешли в столовую. Пат была великолепна. Ее лицо сияло. Мы сели за один из маленьких столиков, стоявших у окон. Было тепло. Внизу раскинулась деревня с улицами, посеребренными снегом.
— Где Хельга Гутман? — спросил я.
— Уехала, — сказала Пат после недолгого молчания.
— Уехала? Так рано?
— Да, — сказала Пат, и я понял, что она имела в виду.
Девушка принесла темно-красное вино. Кестер налил полные бокалы. Все столики были уже заняты. Повсюду сидели люди и болтали. Пат коснулась моей руки.
— Любимый, — сказала она очень тихо и нежно. — Я просто больше не могла!
XXVI
Я вышел из кабинета главного врача, Кестер ждал в ресторане. Увидя меня, он встал. Мы вышли и сели на скамье перед санаторием.