Миф об идеальном мужчине - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 17

Вот это он зря, пожалуй. Сотрудников у них немного, но наверняка все давно уже слушают под дверью. Наслаждаются. Разговоров теперь не оберешься. И Мурке доложат, конечно, как в прошлый раз доложили, когда он вместо работы в баню поехал. Зря, зря… И на извинения придется потратить вдвое больше времени, чем обычно. Теперь надуется, будет рожу кривить, подарков каких-нибудь потребует.

Вот жизнь! Мечешься, крутишься, здоровье гробишь, башку подставляешь, а бабы все одно помыкают как хотят.

От этой мысли он вновь пришел в спасительную ярость, пнул ногой кресло, забежал в кабинет и закричал уже оттуда:

– Кофе хоть сварите. И бутербродов дайте! Я сегодня не завтракал даже!!

Надувшись, он барабанил пальцами по столу, когда, легонько постучав, секретарша внесла поднос с кофе и множеством тарелочек.

– Пирожное уберите! – приказал он брюзгливо. В последнее время он начал стремительно поправляться и поэтому старался ограничивать калории, а в этом пирожном их было, наверное, сотни или тысячи. Сложив губки куриной гузкой, секретарша забрала с подноса пирожное, налила кофе и покинула кабинет. Не вышла, а именно покинула.

Да уж, придется ему попотеть, восстанавливая разрушенные бурей линии электропередачи…

Но он ничего не мог с собой поделать.

С той самой минуты, как он увидел в кустах труп этого несчастного врачишки, у него словно бы помутилось в голове. Конечно, врача ему жалко не было. Что хотел, то и получил, поганец, но трудно было предположить, что события примут столь… интенсивный характер. И так скоро! Нужно было срочно разобраться, выяснить и предупредить, а у нее, видите ли, мобильные не отвечают! Дура.

Из окна квартиры он видел, как подъехали менты, как под дождем они лениво толпились возле тела, как потом санитары грузили в фургон темный мешок. Небрежно и неуважительно, как будто не человек там был, а картошка. Ох, не хотел бы он, чтобы однажды и его так же погрузили в невзрачную труповозку… Черт принес этого дедка, выскочившего прямо на него! А не позвонить в милицию он не мог. Дедок небось крик бы поднял такой, что пол-Москвы сбежалось бы разбираться…

Неожиданный звонок селектора заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на него, как на врага, и нажал кнопку.

– Евгений Васильевич, Юрий Петрович на первой линии, – доложила секретарша. – Соединить?

– Да, черт возьми! – гаркнул он. – Соединяйте!

– Ты че, Евгеш? – насмешливо спросил в трубке знакомый голос. – Вчера не допил, что ль? Весь мой офис на ноги поставил с утра пораньше.

– Я тебе сейчас на мобильный перезвоню, – сказал он. – А то вдруг чего…

– Ну ты даешь, – сказали в трубке. – Случилось что?

– Перезвоню, говорю, – повторил он нетерпеливо, хотя с этим человеком следовало разговаривать уважительно и даже с некоторой долей почтительности. – Не занимай его.

– Да на х… он мне нужен, занимать его, – ответил собеседник, и Евгений Васильевич уловил в его голосе тревогу.

Это было приятно. По крайней мере сознание того, что он знал нечто такое, чего еще не знал его собеседник при всей своей всесильности, заставляло его чувствовать себя значительным и умным.

Он набрал знакомый номер. Ему тотчас же ответили.

– Ну что там у тебя?

– Сегодня утром у нас в сквере нашли труп того врача, – без предисловий бухнул Евгений Васильевич. – Я сам видел.

– А я при чем? – спросили в трубке с издевкой. – Звони во «Времечко». Может, прославишься…

– Юр, ты не понял, – сказал Евгений Васильевич терпеливо. – Того, понимаешь? Того врача.

Юра соображал непривычно долго.

– Ага, – сказал он наконец. – А ты откуда знаешь?

– Я его труп видел, – впадая в тоску от воспоминаний, сказал Евгений Васильевич. – Я у Лильки ночевал, ну и вышел рано, а тут дедок какой-то навстречу. Труп, говорит, в кустах. Я пошел посмотреть, ну и…

– Ага, – опять повторил Юра. – Точно он?

– Да точно, точно, – заверил его Евгений Васильевич. – Я бы не перепутал. Он мне теперь до гроба сниться будет…

– Переживешь, – сказал Юра неожиданно жестко. – Надо же, как это… Это все прояснить надо. А с ментами ты разговаривал?

– Нет, что ты! – как-то чересчур поспешно возмутился Евгений Васильевич. – Я посмотрел на него и ушел. Пытался тебе дозвониться и Борису…

– То есть просто так взял и ушел? – перебил его Юра, и Евгений Васильевич понял, что буря в пустыне, которую он устроил секретарше, это ничто, нежное дуновение по сравнению с тем, что ему сейчас устроит Юрий Петрович.

Этого он и боялся.

– Да ты что, не понимаешь, скотина, что они тебя искать будут?! Какого х… ты оттуда смылся, не дожидаясь ментов? Ведь ты смылся?! Да если это тот врач и ты со страху ничего не перепутал, ты хоть понимаешь, что это может означать?!

– Что? – спросил Евгений Васильевич тупо.

– Ну вот что, – как бы внезапно обессилев, проговорил Юрий Петрович угрожающе тихо. – Никуда не звони, никуда не ходи, скажи своей шлюхе, что заболел, и срочно приезжай. Понял? Ты понял или нет?!

– Понял, – упавшим голосом сказал Евгений Васильевич. И подтвердил в смолкшую трубку: – Понял…

– Он ушел с Ники около двенадцати. Я была в душе. Слышала, как хлопнула дверь. Он ушел и больше не вернулся.

Ее сильно трясло, и она постоянно курила. И каждую сигарету запивала остро пахнущим лекарством.

Андрей отчаянно ей сочувствовал, несмотря на то, что все в нем восставало против такого сочувствия.

Ты должен просто работать. Работать, как всегда. Ты хорошо умеешь это делать, а ей уже никто никогда и ничем не поможет. Всю оставшуюся жизнь ей предстоит прожить с этим.

– Может, кофе? – спросила она, и Андрею показалось, что она говорит сквозь стиснутые зубы.

– Да, если можно, – согласился он, понимая, что ей все время нужно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума.

Он был у нее в квартире уже больше часа, и за все это время она ни разу не заплакала. В соседней комнате рыдала навзрыд какая-то женщина средних лет, и она, заглянув туда, сказала ей строго:

– Возьмите себя в руки, Татьяна Павловна.

Непрерывно звонил телефон, в дверь входили и выходили оперативники. Димка разговаривал с консьержкой, Игорь с Олей пошли по соседям.

Она ничего не замечала.

Андрею было страшно наедине с ней.

Утром, на задержании, ему совсем не было страшно.

Она с грохотом уронила веселую фарфоровую турку с цветочками. Турка разбилась, кофе рассыпался по чистому полу. Она посмотрела на осколки и коричневую пыль, запорошившую пол, и достала из шкафа другую турку. Медную.

– Может, бог с ним, с кофе? – спросил Андрей осторожно.

– Нет-нет, – отозвалась она. – Я сварю.

Кухня, в которой они разговаривали, тоже была веселой и в цветочках. Как турка. Здесь было уютно, светло, просторно и чувствовалось, что в этом доме живет семья. Именно живет, а не собирается вечером или в выходные, чтобы заночевать или провести время, свободное от делания денег.

Квартира была огромной и дорогой. Ее хозяин явно процветал и в деньгах не нуждался. И оформлял ее дизайнер-профессионал, и стул, на котором сидел Андрей, явно стоил больше, чем он зарабатывал в месяц.

И все же она не была похожа на десятки других огромных и дорогих квартир, в которых перебывал Андрей за время своей работы.

Игрушки были разбросаны на полу в гостиной. Из открытой пасти видеомагнитофона торчала кассета с надписью «Малыш и Карлсон». Белая кожа громадного кресла была кое-где порвана на подлокотниках. Очевидно, пес прыгал на подлокотники или грыз их. На стенах вместо обязательной модной дорогостоящей муры висели детские рисунки в тонких деревянных рамках. Под одним из них название: «Корова и ее щенята на лугу». Название было даже больше самой картины, и написано очень разборчиво, хотя и немного коряво.

Пепельница, полная окурков. Очевидно, она курила всю ночь, пытаясь разыскать мужа и уже понимая, что произошло именно то самое худшее, о чем страшно даже подумать.