Новобрачная поневоле - Картленд Барбара. Страница 25

— Теперь ты замужняя женщина, — говорил Теобальд Мур, — и мне не нужно разговаривать с тобой, как с глупой девчонкой. Надо видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой, как ее изображают в дурацких романах.

Он помолчал и продолжал:

— Вернем оставит тебя, возможно через год, и тебе придется строить собственную жизнь. То, что я предлагаю, будет очень интересно и откроет все двери, которые в прошлом всегда оказывались закрытыми.

В его голосе зазвучали знакомые Харите нотки. Так он раньше говорил о том, что она станет хозяйкой аббатства Вернем, титулованной леди. Теперь, достигнув своей первой цели, он желал идти дальше.

Она ясно представляла себе ту жизнь, которую, по его мнению, они должны будут вести в Лондоне: посещать блестящие балы и ассамблеи, давать роскошные приемы, на которых она, робкая и испуганная, будет вынуждена играть роль хозяйки. Все ее существо отчаянно возражало против этого, но, спрашивала себя Харита, если то, что говорит отец, окажется правдой и она останется совсем одна, сможет ли она жить в аббатстве без Альварика, ведь даже Бобо не будет рядом, чтобы утешить ее.

Но разум подсказал ей спасительный выход, хотя бы на время. Отец сказал, что муж не оставит ее, до тех пор как она не родит наследника, но пока это было совершенно невозможно. Харита немного приободрилась. Во тьме вспыхнул, пусть совсем слабый, лучик света. Словно догадавшись о ее мыслях, Теобальд Мур сказал:

— Особой спешки, разумеется, нет. До следующего года это невозможно. Ты беременна?

Вопрос прозвучал для Хариты, как пистолетный выстрел. Она была слишком напугана, чтобы сказать ему правду, лишь покраснела и опустила глаза.

— Конечно, еще слишком рано, чтобы быть уверенным, — заметил мистер Мур. — Но тебе лучше позаботиться о том, чтобы было кому все это унаследовать. Все эти работы обошлись тебе очень недешево.

— Это теперь… деньги Альварика.

Харита произнесла это очень тихо, но с вызовом в голосе. Теобальд Мур расхохотался:

— Как истинный Вернем, он об этом позаботился! Но твои нужды я вполне могу обеспечить, а если это будет касаться моих планов на будущее, я выпишу тебе чек на любую сумму.

Харита понимала, что он ждет от нее благодарности, но слова не шли с губ.

Отец недовольно заговорил, словно желая дать ей почувствовать свою вину:

— Надеюсь, ты сама понимаешь, что мне следует предложить какое-то угощение? Я вижу, около тебя есть колокольчик. Неплохо было бы им воспользоваться.

— Д-да… папа… конечно… извини. Она позвонила в стоявший на столе золотой колокольчик, и тут же появился лакей.

— Что бы ты хотел выпить? — спросила она отца.

— Днем я не пью ничего, кроме шампанского, — ответил Теобальд Мур.

Отец и дочь сидели молча, пока на террасе не появился дворецкий в сопровождении двух лакеев. Один нес поднос с двумя бокалами, другой — ведерко со льдом, в котором стояла бутылка шампанского.

Дворецкий появился спустя лишь несколько мгновений, и Харита поняла, что, должно быть, все было готово заранее. Она подумала, что оказалась очень невнимательной и даже не предложила чего-нибудь выпить ее первому посетителю. Ее приводила в ужас одна мысль о той роли, которую уготовил ей отец, — быть хозяйкой в лондонском доме. Как может она справиться с этим? Ей было страшно даже подумать о будущем без Альварика, без его доброты, заботы, без его дружбы.

Потом перед ее глазами почти как живые возникли женщины, о которых говорил отец; женщины, так непохожие на нее саму: с длинными черными волосами, огромными блестящими тазами, красивые, страстные, ждущие.

Разве возможно, чтобы после них он хоть на мгновение заинтересовался кем-то таким маленьким, таким робким и незначительным, как она?

Но она была так счастлива, так счастлива эти последние дни, что совсем забыла страх и неуверенность. Но оказалось, что и сейчас, как и до ее замужества, страх перед отцом полностью парализует ее волю, лишает сил сопротивляться ему.

Однажды Харита сделала такую попытку, убежала из дома из страха перед замужеством, и сейчас она заново пережила страдания, которые перенесла, когда ее избил отец. Ее мучила не только физическая боль, но и чувство унижения, такое сильное, что она едва не теряла сознание. Она снова услышала свои рыдания, когда кто-то, вероятно отец, отнес ее в спальню и бросил на кровать. Она была уже не в состоянии кричать, только плакала до тех пор, пока мисс Доусон не дала ей успокоительного, но даже во сне она видела себя в слезах, а проснувшись, поняла, что это правда.

«Я не могу бороться с отцом», — сказала она себе сейчас.

Она не смела даже смотреть на него, сидящего рядом и потягивающего шампанское с усмешкой, делавшей его лицо еще более зловещим и пугающим, чем гнев.

Он допил шампанское, поставил бокал и встал.

— Я оставляю тебя, — сказал он. — Подумай о том, о чем я говорил. Тебе нужно продолжать учебу. Не запускай свой французский — он очень важен для светской дамы, интересующейся политикой. И следи за текущими событиями. Я полагаю, вы получаете «Таймс» и «Морнинг пост»?

— Наверно… да.

Она вспомнила, что после приезда в аббатство ни разу не читала газеты, хотя знала, что Альварик делает это регулярно.

— Видимо, мне придется составить список того, чем тебе следует заниматься, а к нашей следующей встрече я подготовлю вопросы, чтобы убедиться, что ты читаешь не меньше, чем дома, и именно то, что необходимо.

Теобальд Мур пренебрежительно взглянул на дочь и резко произнес:

— Твои учителя всегда говорили, что ты умна. Ну что же, для того, чтобы играть ту роль, которую я тебе предназначил, тебе понадобится весь твой ум.

— Д-да, папа, — дрожащим голосом с трудом произнесла Харита.

— И первое, что ты должна сделать, — он бросил взгляд на Бобо, — избавиться от этого неприятного и опасного животного. Если он тебе нравится, можешь держать его в клетке и пусть им занимаются слуги, но никаких личных контактов. Это приказ!

— Д-да, папа.

Она была вынуждена согласиться. Было невозможно возражать ему.

Не дожидаясь пока она встанет с кресла, Теобальд Мур повернулся и вошел в дом. Харита знала, что должна пойти следом, проводить до дверей и помахать рукой на прощание, но не могла двинуться с места.

Вместо этого она взяла на руки Бобо и прижалась к нему лицом.

— Ох, Бобо… Бобо… что же мне делать? — прошептала она.

И слезы полились ручьем.

Возвращаясь домой, лорд Вернем заставлял Блэк Найт бежать так быстро, как тому еще не доводилось. Ему пришлось провести на Северной ферме гораздо больше времени, чем он предполагал, и он понимал, что Харита уже волнуется, почему он так долго задержался и не случилось ли с ним несчастье.

Ему так хотелось снова увидеть ее. Если бы он знал, что задержится так надолго, то отложил бы поездку до завтра, и они смогли бы поехать вместе.

Действительно, от сырости и отсутствия присмотра, несущая стена фермы рухнула, и теперь речь шла не о ремонте, а о строительстве дома заново. Это придется сделать, но обойдется такое строительство недешево, а рабочие не могут менять планы без его распоряжения.

Когда в половине шестого вечера они галопом примчались в аббатство, Блэк Найт был весь в пене.

«Надеюсь, Харита не стала меня дожидаться», — подумал он.

Войдя в дом, лорд Вернем спросил у одного из лакеев:

— Где ее милость?

— Она в Длинной галерее, милорд.

Лорд Вернем стал подниматься, перешагивая через ступеньку. Ему только хотелось, чтобы Харита с таким же нетерпением, как он, ждала их встречи. Он чувствовал себя мальчишкой, влюбленным первый раз в жизни, все мысли его были заняты женой.

Длинная галерея была одним из самых красивых помещений дома. В середине одной из стен находился огромный средневековый камин из камня, а перед ним два больших дивана. На стенах висели портреты Вернов, знамена, захваченные ими в битвах, а также коллекция бесценного фарфора, хранившаяся в аббатстве уже два века.