Времена Бессмертных - Роман Мишель. Страница 29

Гордость, с оттенком гордыни - новейший коктейль из чувств!

Через пару минут моего одинокого шествия в никуда, за спиной раздается оклик Афины, уносящийся вместе с порывом ветра. Затем громкие слова Спартака, из-за которых я улыбаюсь, и почти готова остановиться:

- Византия в другой стороне!

Я продолжаю идти, хотя уже переживаю о том, что повторно могу заболеть из-за прогулки на холодном ветру, точно обдирающем мою кожу кривыми лезвиями. Сама пока не решила, какой реакции хочу добиться от Лео. Да и бегу ли я для того, чтобы он меня остановил? Оказавшись одна посреди безлюдных, диких просторов, впервые за долгое время испытываю желание оказаться дома, укрыться под защитой уюта и комфорта. Долгое и тяжелое путешествие вдруг кажется мне непосильным, нежеланным. Сам собой вспоминается взгляд Париса, беспрекословно ищущий ответа на симпатию в моих глазах. Я с удивлением для себя переосмысливаю его отношение ко мне, испытывая в данный момент огромную благодарность за преданность, которую он пронес через все время ожидания моей ответной реакции.

Мне хочется расплакаться, хочется забыть о том, кого я встретила за пределами Византии, хочется, ничего не объясняя, спрятаться в объятиях, хочется не знать о том, какой страшный и жестокий мир. Он ведь совсем мне чужой - Лео! Как глупо и жестоко по отношению к самой себе позволить влюбиться в человека, которому плевать, который так легко причиняет боль…

Но который спас меня, не страшась опасности.

Тут же ругаю себя за эти слова, нельзя позволять болезненным чувствам открывать рот, пора приниматься за убийства, бежать прочь от любви, оставляя ее позади, под беспощадными холодными ветрами! Я ведь сама чувствую: влюбляясь в него, каждый раз позволяя ему причинять боль, все ближе оказываюсь к обжигающему пламени трагедии, которая непременно разразится, стоит мне только поверить, что он хоть немного в меня влюблен. Но я ничего не могу поделать с огромной силой притяжения, влекущей меня к нему, я, то самое глупое насекомое, узревшее прекрасный свет и стремящееся к нему, не подозревающее, что огонь меня испепелит.

Я хочу этого? Разве так может быть? Хотеть погибнуть от одного лишь его взгляда.

Морозный ветер обжигает голые лодыжки, проникает через кожу и касается костей. Не знаю, как долго еще смогу идти, мне хочется обернуться и посмотреть - есть ли хоть какая-то реакция? Но гордость упрямо ведет дальше. И когда я уже готова смериться с тем, что брошена на произвол судьбы и единственное, что меня ждет, это голодная смерть и переохлаждение, меня обнимают. И все вокруг словно вспыхивает, в один миг случается столько всего.

Я чувствую гиперболизированное сознанием ощущение тепла, эйфорию от понимания - Он меня не бросил, и мурашки, бегущие по рукам в том месте, где он касается кожи. Адреналин, хлынувший в кровь, чудеснейшим образом преображает мое мироощущение: никакого холода больше нет, я ощущаю слабость и дрожь в ногах, будто я ничего не вешу, и удерживают меня от падения только его объятия. Прошлое, настоящее, приобретают сакральный, не распознанный мною ранее смысл; я была рождена для этой любви, ничего иного со мной не могло произойти. Глупо было считать, что я сбилась с пути, что окончательно и бесповоротно запуталась и происходящие со мной события не имею какого-то конкретного значения. Нет, все не так!

Мир переполнен смыслом и цветом, когда он просто касается меня. Его объятия единственное, чего можно желать до смерти.

Я несмело оборачиваюсь, боясь, что Лео перестанет меня обнимать, и сама держу его за руки. Тепло! Сколько же дней вечности я хочу провести в окружении тепла его тела! В этот момент, когда он рядом, и я держу его, словно заплаканный ребенок спешащую на работу мать, мне уже безразлично: испытывает ли он ко мне ответные чувства. Мне плевать, нужна я ему или нет, плевать, следуя какому корыстному мотиву, он догнал меня и обнял! Есть только сейчас. Мне слишком жаль тратить время на размышления о его чувствах. Он рядом…

- Ты хочешь снова заболеть? – с родительской сердитостью обращается он ко мне.

Я смотрю на него так открыто, как только мне хватает души. Больше всего хочется, чтобы Лео узнал истинную мощь моей к нему симпатии, словно эта самая сила может растопить лед в его сердце. Как в сказке, что я читаю: нужно любить его очень сильно и заколдованная льдинка растает. Если я не буду бороться, то значит, я сдалась и предала его.

- Ты вся дрожишь. – не дожидаясь ответа, снова говорит он.

Я желаю сказать ему многое, но как всегда, слова существуют лишь в моей голове и никак не хотят срываться с губ. Это раздражает, есть желание врезать себе по голове. Что за блокирующий механизм не дает мне раскрыть всех своих чувств?

Я нехотя размыкаю пальцы и делаю Лео свободным, но к моему удивлению и восхищению, он не уходит обратно к машине. Вместо этого, он стоит и смотрит мне в глаза, бегая взглядом; точно пытаясь прочитать по моему лицу ответ на вопрос. Задать его он не решается. Мы повисаем где-то между пространством и временем, ощущаю, что стоит нам только открыться друг другу и дать ответы на все интересующие вопросы, или хотя бы на один из них, на самый главный – мы влюблены? – тогда события примут кардинальный поворот. И я всерьез жду, что он спросит меня, хочу ли я быть с ним, но ничего не происходит.

Не происходит!

И это разочарование наполняет меня отвратительной горечью, будто я съела горсть могильной земли.

- Из тебя никакая пленница. – констатирует он с едва коснувшейся губ улыбкой.

Почему ты молчишь? Я не хочу дурацких посторонних разговоров ни о чем, не желаю шутить! Просто намекни, что чувствуешь ко мне что-то, а не дари утешительного приза в виде улыбки и отказа от решения не говорить со мной.

- Скоро все закончится, это я могу тебе пообещать. – ровным голосом заверяет Лео и двигается с места, в направлении Олимпа.

Секунду я смотрю ему в спину, а затем иду следом.

- Лео… - зову я его. Голос сухой и сдавленный, точно я не разговаривала уже давно. – Я не хочу возвращаться домой.

Мое признание – это крик о помощи, мольба, облаченная в крохотную, не симпатичную форму, но если ему не безразлично, он обязательно поймет.

У красной машины не только Афина и Спартак, с ними рядом молодой мужчина. Его нижняя челюсть утопает в густой черной бороде, это тут же бросается в глаза. Взгляд острый и напряженный, вспыхивает, как только он замечает меня. Не могу понять, что вызвало в нем такую реакцию. Думаю держаться от него как можно дальше, пока не станет известно, кто он такой и какие цели преследует.

- Это мои друзья, мы все пришли с Окраины. – обращается уважительным тоном Спартак к незнакомцу, как только мы подходим.

Я смотрю на Афину, ее спокойное, слегка усталое выражение лица, говорит мне о том, что опасаться нечего и скоро все станет ясным.

- Лео, это Бруно, он Смертный и он хочет нам помочь.

Парни пожимают друг другу руки, но я замечаю, что Лео настроен к незнакомцу не так доброжелательно как остальные, всматриваясь в его глаза, замечаю в них напряжение и готовность нанести удар, хотя руки его не сжаты в кулаки как обычно.

- Кое-что происходит. – многозначительно говорит Спартак, поднимая бровь. Может быть, это их условный знак?

- Восстание удалось. Мы полностью контролируем город и численностью превосходим Бессмертных. – обращается Бруно к Лео. В глазах мужчины пляшут искорки задора, но не здорового, пугающего.

Он мне совсем не нравится. В том, как он бросает на меня непринужденные взгляды есть что-то угрожающее. Я не хочу, чтобы парни верили ему.

- Правительство? Элита? – спрашивает Лео.

- Правительство полностью… - Бруно запинается, подбирая нужное определение, и улыбается мне такой улыбкой, что я больше не нуждаюсь в разъяснениях. – Скажем так, оно ликвидировано. Больше нет диктатуры и неравенства! Мы свободны!

Лео сдержанно кивает, давая понять Бруно, что согласен с происходящим и, оставляя Импалу, мы все идем в город.