NZ /набор землянина/ (СИ) - Демченко Оксана Б.. Страница 50

— Шока нет, так мне и говорили, — кивнул Зю.

Моя узколобая широта взглядов воспринимает иномирца тощим смуглым стариком с бородой и хитроватым взглядом Хоттабыча. Он нарисован темным дымом и светлым паром на бархатной бумаге сумерек, окружающих нас. Он настоящий — не более и не менее, чем я могу себе вообразить. Так сказал все тот же Игль.

— Людоед, — вообразила Гюль и села, ослабев.

— Фи, — обиделась я. — Зачем так усложнять процесс жрачки?

— Надо юсложнять, — ласково улыбнулся Зю. Он чирикал, как канарейка, поэтому его «ю» не резали слух. — Я мозговед и юченый одоролог. Коллекционирюю запахи дюш.

— Душ?

— Да, дюш. Игль вами заплатил за юслюгю. Большюю. Смотрим, обманюл ли. Ты…

Дымный старик качнулся к Гюль и обвился вокруг неё, как защита от москитов. Гюль москитов не наблюдала и в защиту не верила, о чем сигнализировала визгом. Зю захихикал. Я подумала: а ведь его имя может быть и Зу, он же напрочь не выговаривает звук «у». Тогда, вероятно, мы сейчас находимся в звездном скоплении, которое носит имя деда. Чем был славен бородатый мозговед? И как давно его слава стала дымом и рассеялась, растворилась во времени… Вряд ли даже Игль знает ответ. Навигаторша моя устала визжать и притихла.

— Юмная, пассивная, зеленая. Прийдешь через тридцать лет, может, юкюшю, — подмигнул дед. — Пока кисло. Не доволен я. Ты…

Он задрожал маревом и перекинулся задымлять меня. Приятный дед, теплый и пахнет пряностями, бальзамом «Звездочка», зеленым чаем. Я осторожно протянула руку, чтобы попробовать тронуть его ладонь. Дед Зу захихикал и подал руку. Ощущение оказалось очень слабое — покалывание, не более того.

— Редкий запах дюши, — шепнул он. — Без гнили. Жажда брать дает гниль. Тяга к справедливости дает свежесть, горькюю и терпкюю. Игиольф искал меня. Мы встречались давно по вашемю счетю, на границе пространства силикатов. Очень гнилой. Плесень, прель, трюпность. Он хотел много, не мог дать ничего. От огорчения я пошютил. Сказал емю день смерти в этом мире.

— Настоящий?

— Да. Виню себя, — Зу огорчился и стал темнее. — Он протюх еще сильнее. Страх большой. Как юниверсюм.

Дым заполнил все вокруг, рассеялся и дед пропал, чтобы снова явиться на том месте, где мы увидели его изначально. Чуть помолчав, Зу сообщил, что передает Иглю признательность, что цена достойная и новые данные будут переправлены. Потом глянул на меня.

— Хочешь знать о тех, от кого болит дюша? Ты эмпат. При встрече юзнаешь. Первый не важен сейчас, нет. Второй… Я дам сведения ей, — он указал взглядом на Гюль. — И главное дам Китю. Ты смешная. Подрюжилась с кораблем самих кэфов. Бюдешь тют, приходи, я тоже бюдю болтать с тобой, всегда — да. Дэй… о, ты не продюмала главное. Дюмай! Дюмай много, тют дюмай, — он протянул руку — и как будто потрогал сердце сквозь меня, стало горячо и больно. — Дэй особенный. Нет места в юниверсюме. Не надо ему открывать замок тюрьмы и выводить за рюку. Ищи дрюгое, главное. Пойми, найди сють. Он сказал про верю? Это важно. Все. Иди. Я стар, не ем дюши, одоролог. Но ты… вкюсная. Молодость, да. Невозвратное.

Он улыбнулся, медленно растворяясь во тьме. Я помахала ему рукой и пообещала навестить, если сложатся обстоятельства. Громко крикнула, хотя он наверняка ушел: если поболтать, это можно когда угодно и где угодно, без церемоний. Я хотела еще что-то сказать — но тут сознание дернуло, будто на шампур насадило. Я закашлялась.

А когда выпрямилась, уже сидела в неудобной позе личинки, припивая нечто вроде чая и шипя: кипяток выплеснулся на руку. Рядом суетился дед-мухомор, уговаривал купить все сорта, какие мы пробовали и твердил про неповторимый аромат лучшего зюя на планете Эльб, соседней, более холодной, но по-своему прекрасной. Мы проверили счет, и Гюль купила то, что было нам по карману. Мухомор поохал и сделал от себя подарок. Принялся упаковывать травы. Мы смотрели и молча отдыхали от впечатлений, пока у меня на груди не вспыхнул знак универсума, а в голове не разразился жалобами и стонами местный интмайр планеты, ну то есть типа — исполнительный её директор. Он не мог приказать габ-служащему. Но гламурки так достали, что важный дядя плакал и умолял, не стесняясь в выражениях своей слабости.

— Пошли щипать удодов и удодок, — бодро предложила я Гюль. — А то у мужика вон — полный… капут.

— Габут. Это я.

— Знаю. И будет им габут.

Сводка происшествий вдохновляла на подвиги и задвиги.

«Драка на седьмом белом ярусе, континент Ос. Причина: порванные после драки покупки». Логично. Сперва они выли и царапались, а потом нашелся повод для продолжения банкета.

«Попытка убийства пластированной модели, сектор прим золотой, показ тел от Пуппы. Причина: неплатежеспособность». Так не доставайся никому… наш человек. Но смог лишь повредить прическу, пусть его судят суровые когти пластированных баб.

«Массовая давка на уровне двадцать три. Истерия, крайние проявления дикости. Угроза тотального нарушения закона. Причина: отсутствует». О, светлое будущее, о, взрослые расы, а чем вы от нас отличаетесь-то? Дюшой, сказал бы Зу. Вонючей, — добавил бы он же с сожалением, обнюхав кое-кого.

Мы еще немного почитали список, как гурманы — меню. Меня перло от событий, как от выпивки. Гюль ловила мысли и невольно подстраивалась. Мы выбрали массовую истерию, хотя для телепата место то еще. Но навигаторша смело обещала привыкнуть. Уже на выходе из лавки мне в руки прыгнул Гав. Где его носило все это время? Масть у морфа сегодня розовая с голубыми и серыми «перьями», уши проколоты и обеспечены дюжиной серёжек и пусет. На шее золотая цепь в два пальца…

— Это не тебя ловили с массовой истерией, божественный кот? — заподозрила я.

Гав сделался сер и голубоглаз до непроходимой наивности. Чуть подумал — и заполз на шею тихим шарфиком. Златая цепь со звоном рухнула и укатилась. Настоящая? Гюль подобрала, осмотрела, и, наверное, запросила цену. Я так решила, потому что дальше она шагала с очень большими глазами, и для этого не понадобился пластинг от Пуппы…

Я покосилась на Гюль. Она несла цепь так, как носят святыни. И я решила промолчать про шлем. Гав поможет. Пусть навигаторша радуется. Наверняка шлем пыров — штука прикольная, а статус ей тем более на пользу. Мало ли, как у меня сложатся дела с этими Олерами и Игиолфами.

Отсек эксклюзивных украшений напоминал сейф-переросток, изнутри оформленный под десятизвездочный отель. Мы сперва миновали дверь невероятной прочности, затем прозрачный шлюз со встроенными системами сканирования всего и вся. Как Гав стырил отсюда цацку? Не знаю. Но уважаю его, однозначно. Фигня эти рассуждения про разумность морфов, которая в десять раз ниже, чем у навигаторши. Гюль бы не смогла сюда войти без допуска. А… Додумать я не успела. Мы прошли во вторую дверь и пересекли линию считывания данных.

Отсек в целом шарообразный, мы в среднем уровне — самом крупном, его палуба как раз делит шар пополам. Свет яркий, туман под ногами клубится умеренно, драгоценности висят, лежат и плавают согласно замыслу создателей — чтобы смотреться как можно лучше. Покупатели бродят, всем видом выражая сонливость, она же — жажда скидки непомерной и боязнь упустить нечто ценное. Кроме состоятельных есть еще безденежные: их водят по прозрачной силовой трубе экскурсионного типа. Как раз теперь очередные жертвы моды цокают каблуками мимо нас — к центральному диску лифта.

— Справа вы можете наблюдать так называемые эмо-эскизы расы пыров, — гнусаво и нудно вещает лекторша, типовая, как будто эволюция вся прошла на цыпочках мимо, и мымра успешно проспала события на стульчике в музее. — Художественная ценность искусства пыров, расы молодой и духовно незрелой, на данный момент подвержена обоснованной критике со стороны экспертов и ценителей. Слева вы можете видеть куда более взрослые и тонкие, наполненные аллюзиями и неуловимыми отсылами к классике образцы коллекции из туманности Тролл…