Арбалетчики в Вест-Индии (СИ) - Автор неизвестен. Страница 21

— Скисли, мерзавцы, — прошипела Софониба из-за моего плеча, после чего снова пристроилась рядом.

— Ты ведь, кажется, сама из этих мест? — спросил я её, догадавшись о причинах её резкой реакции на италийских служивых.

— Не совсем, господин. Я не отсюда, а из Секси, но и там творилось то же самое. Город восстал вместе со всем окрестным населением, а потом пришли эти… Ты сам бывший солдат, и тебе не нужно объяснять, что вытворяют победители в захваченных городах…

Вечером, когда улеглись спать, наложница мне кое-что наконец порассказала. Раньше я как-то не сильно интересовался её прошлым и не настаивал — видел ведь и понимал, что воспоминания для неё не слишком приятны, да и суть её злоключений угадать было несложно. Правильно ведь говорит — было дело, у самого рыльце в пушку — и штурмовал, и убивал, и грабил, и насиловал. Секси же, по её рассказу, повезло куда меньше, чем Малаке, и даже чем тому туземному городишке, где куролесили в тот год мы сами со товарищи. Мы-то там, подавив сопротивление и выполнив поставленную перед нами задачу, именно что просто покуролесили, без особого фанатизма. Так, отвели душу, не более. Поселение-то было турдетанским, для большинства наших камрадов соплеменным, и свирепствовать в нём никто не рвался. Финикийские же города морского побережья ни разу не были для италийских оуккупантов своими. Более того — их воспринимали как соплеменников карфагенян, не интересуясь причинами их выступления и списывая их на происки карфагенской агентуры. Были таковые в действительности или нет — теперь уж не выяснишь, да и не столь это важно. В Малаке ещё как-то сообразили, что к чему, и после отражения первого приступа вступили с римским командованием в переговоры о сдаче. Поэтому и отделались ещё более-менее легко — казнили вступившие в город римляне немногих, да и в рабство продали только активных участников мятежа. А вот в Секси сопротивление затянулось, и в результате родной город Софонибы был взят штурмом — со всеми вытекающими…

Наутро выяснилось, что в Секси наш купец останавливаться не собирается, рассчитывая миновать его и к вечеру дойти до Абдеры. Уговорить его переменить планы не удалось — попутный ветер позволял значительно ускорить путешествие, уменьшая транспортные издержки, а заодно и поберечь силы гребцов. Так бы и не довелось моей бастулонке повидать родину, если бы не вмешались обстоятельства. Опасаясь патрулирующих испанское побережье римских военных кораблей, пираты нечасто отваживались шалить в этих водах, но раз на раз не приходится. А караваны торговых судов здесь — в надежде на тот же римский флот — невелики, и отбиться собственными силами не в пример труднее. Завидев паруса разбойников, торговцы решили не искушать судьбу, а свернуть к ближайшей гавани, да хорошенько прибавить ходу, дабы успеть. Бывшую греческую Майнаку, три столетия назад уничтоженную Карфагеном и заселённую с тех пор финикийцами, успели уже к тому моменту миновать, а попутный ветер — куда лучший движитель для тихоходных «круглых» гаул, чем вёсла, и владельцы судов рванулись к Секси. Пираты ринулись параллельным курсом мористее, надеясь обогнать и отрезать купцов от спасительной гавани, и шансы на это у них наклёвывались неплохие. Торгаши уже начали раздавать своей матросне на всякий случай оружие, мы облачились в доспехи и расчехлили свои арбалеты в ожидании перестрелки и абордажа, да и наша охрана тоже предвкушала добротную разминку, но тут из-за небольшого мыса, к которому противник и намеревался нас прижать, внезапно вынесло римских вояк-мореманов — одну трирему и две лёгких униремы. Разбойники спешно поворотили на попятный, но куда там! От унирем они может и ушли бы — сами лёгкие и многовёсельные, но разве уйдёшь от триремы — даже римской, широкой и отягощённой центурией морпехов и «вороном»? Естественно, хрен они от неё ушли. Протаранив в бочину последнего из пытающихся удрать пиратов и предоставив добивать его одной из унирем, трирема без особого труда нагнала следующего, но вместо тарана вышла на параллельный курс и опустила на его палубу свой корвус, по которому тут же побежала гуськом тяжеловооружённая морская пехота. Мы наблюдали классический римский абордаж во всей его красе. Растерявшиеся пираты не успели встретить атакующих у самого мостика, где те могли наступать лишь по двое в ряд, сражаясь против пятерых, а то и шестерых, и это позволило бы им продать жизнь подороже. Да только разве ж о славной смерти мечтали эти бандиты? Плюнув на героическую романтику, они побросали всё тяжёлое и попрыгали за борт в надежде добраться до берега вплавь и скрыться от преследования. За ними, стремясь зайти наперерез, рванулась вторая из двух унирем, и видно было, что лишь несколько лучших пловцов имеют реальные шансы спастись. Первая же унирема тем временем, дотопив протараненного триремой противника, погналась за последним, отчаянно выгребавшим к открытому морю. Но трирема, оставив на захваченном судне призовую команду из двух десятков морпехов, выдрала из его палубы и подняла абордажный мостик и присоединилась к преследованию, результат которого предсказать было нетрудно. Понял это, само собой, и главарь беглецов. И — молодец всё-таки, не перессал — ломанулся к прибрежным рифам, где широкой триреме было куда опаснее, чем ему, и та была вынуждена снизить скорость. Вперёд вырвалась лёгкая унирема, командир которой, видимо, вошёл в раж и решил, что где проскакивает пират — проскочит и он. Но пирату повезло — хрен преследователь угадал. Зная здешние подводные скалы явно лучше римлянина, беглец сумел использовать свой единственный шанс на спасение и заманить его на незаметную с поверхности каменюку, на которую тот и напоролся со всего маху. Это сразу же изменило расклад. Триреме пришлось, плюнув на преследование, спасать своих — она оказалась ближе второй униремы, а та ещё не закончила разбираться с вражьими пловцами, которых не хотела упустить, и преследовать отчаянного лихача оказалось некому. Естественно, он не зевал, а на всех вёслах понёсся в открытое море.

Наши купцы, счастливо отделавшись от нешуточной опасности, как-то не горели желанием досматривать представление, а поскорее обогнули мыс и устремились к гавани Секси. Всех ли пиратов, спасающихся вплавь, перехватила и перетопила унирема, всех ли потерпевших крушение римлян спасла трирема, мы уже не видели. Торгашей тоже можно понять — от добра добра не ищут. Если разобраться непредвзято, то маловероятно, чтобы на пути к Абдере нас подстерегала ещё одна пиратская эскадра — большими флотилиями своих лёгких, быстроходных и потому подозрительных для римского флота судов они стараются не плавать. Когда я высказал это соображение, моя бастулонка заметно помрачнела — тем более, что и сам владелец судна, похоже, колебался. Но остальные купчины капитально перебздели — на хрен, на хрен! Продолжать путь одному нашему торгашу было тоже как то неуютно, а тут ещё и его натерпевшаяся страху команда встала на дыбы и потребовала расслабона — хорошего расслабона, настоящего — с загулом и ночёвкой. В результате же в наибольшем выигрыше оказалась Софониба, получившая нежданно-негаданно возможность побывать в родном городе. И нетрудно было догадаться о смысле бросаемых на меня украдкой взглядов. Млять, жаль лишаться ТАКОЙ наложницы, привык ведь, жаба давит — спасу нет, но если ей судьба найти там родных и близких, значит — судьба…

Сойдя на берег и перекусив в портовой таверне, мы с ней пошли в город, но уже при выходе из порта я заметил, что не очень-то она рада.

— Всё напоминает о том дне? Не смотри по сторонам. Просто иди по улице, — посоветовал я ей.

— Дело не в этом, господин. Я, конечно, и не ждала, что увижу старых знакомых прямо на причале, но мы прошли через весь порт, и я не увидела НИ ОДНОГО знакомого лица. Вообще ни одного! Я знаю, что многих убили и очень многих продали в рабство, сама из этих проданных, но ведь не должны же были вообще ВСЕХ!

— Не спеши с выводами. Мы ведь не весь ещё город обошли. Веди дальше.