Женщины Флетчера - Миллер Линда Лаел. Страница 32

– Будь оно все проклято, Гриффин...– гневно начал он.

Рассмеявшись, Гриффин перекинул одну ногу через шею лошади и соскочил на землю.

– Успокойся, Филд. Я получил твое послание. На этот раз.

Филд тоже не смог удержаться от смеха.

В доме Филд деликатно указал Рэйчел комнату, где она могла привести себя в порядок. Как только дверь за девушкой затворилась, Гриффин, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене кухни.

– Где они ждали, Филд?

Покачав головой, Филд отвел друга в крошечную гостиную. Там он заговорил в полный голос.

– Возможно, у подножья горы,– ответил он.– Утром сын Молли принес мне записку. В ней говорилось, что люди Джонаса всю ночь продежурили возле твоего дома. Это меня встревожило, я прокатился мимо дома Джонаса и заметил, что он собирает целую небольшую армию. Об остальном я догадался.

– Возможно, ты спас мою шкуру,– сказал Гриффин; одновременно перед его мысленным взором поплыли чудесные воспоминания о прошедшей ночи. Он отвернулся, притворившись, будто внимательно разглядывает ничем не примечательный кирпичный камин Филда, и пытаясь таким образом скрыть неприглядную истину, которая могла отразиться на его лице.

Но не успел.

– Черт тебя побери, Гриффин, – прошипел Филд, разворачивая его лицом к себе.– Ты сделал это, да? Ты скомпрометировал эту девушку!

Но слова Филда не могли вызвать в нем большего стыда, чем тот, который он и без того испытывал.

– Я не знал, что она девственница! – огрызнулся он.

– Ты идиот, Гриффин, – тихим, охрипшим от ярости голосом ответил Филд. – Ты твердолобый идиот. Ты просто хотел досадить Джонасу.

Гриффин пожал плечами, тщательно избегая взгляда своего друга.

– И мне это удалось, – с притворной небрежностью отозвался он.

Окаменевшая, стояла Рэйчел посреди безупречно чистой кухоньки в доме Филда Холлистера. Ты скомпрометировал эту девушку. Ты просто хотел досадить Джонасу. Эти слова безжалостно терзали душу девушки. Но все же менее безжалостно, чем ответ Гриффина. И мне это удалось.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рэйчел опять смогла пошевелиться. Молча, затаив в себе страшную боль и гнев, она потихоньку выбралась из дома через заднюю дверь и бежала до тех пор, пока не оказалась в салуне. По пути она заметила, что пароход «Стэйтхуд» стоит в порту.

– Мэми! – воскликнула она и дрожа, в изнеможении привалилась к двери кухни. – Мэми, где ты?

Добрая женщина, чье круглое лицо выражало удивление и испуг, немедленно примчалась на зов Рэйчел.

– Рэйчел, ради всего святого, что случилось? Рэйчел прерывисто дышала, хватая ртом воздух.

– Я... в порту стоит пароход... мне нужны мои деньги...

– Но, Боже мой...

Рэйчел уже выбегала из кухни; слезы ручьями текли у нее из глаз.

– Пожалуйста, Мэми,– у меня нет времени...

Спотыкаясь, она взобралась по ступенькам, не обращая внимания на любопытные взгляды томящихся от безделья танцовщиц и нескольких посетителей, забредших в салун выпить утром в понедельник. В комнате матери Рэйчел отыскала вместительный чемодан и начала заталкивать в него одежду, которую забрала из дома Гриффина.

Спокойный, невозмутимый голос пронзил ее, как лезвие ножа:

– Не торопись, Рэйчел. Пароход отходит только через час.

Сжимая в руках голубую муслиновую рубашку, Рэйчел медленно обернулась и встретилась взглядом с Гриффином. Один его вид наполнил ее сердце острой, невыносимой болью.

– Ты...– начала она.– Ты...

Она замолчала. Ибо просто не существовало слов, которые могли бы ранить его так больно, как бы ей хотелось. Преодолев себя, Рэйчел продолжила укладывать в чемодан одежду, и это занятие немного успокоило ее.

– Я прослежу, чтобы чемоданы, которые ты оставила в моем доме, были погружены вовремя, – спокойно сказал он.

И удалился.

Рэйчел опустилась на обитую красным бархатом скамейку, закрыла лицо руками и плакала до тех пор, пока у нее больше не осталось слез.

Когда пароход покидал гавань Провиденса, Рэйчел Маккиннон была на его борту. Она стояла, сжимая обеими руками поручни и обводя прощальным взглядом верфь, уютные домики и кладбище на вершине небольшого холма, расположенного рядом с палаточным городком.

– До свидания,– тихо проговорила она.

Мэми Дженкинс казалось, что она никогда не видела ни в чьем лице такого отчаяния, какое было написано на лице Гриффина Флетчера. Подавленный и сокрушенный, он сидел за столом Бекки и делал вид, что пьет кофе, который она поставила перед ним.

«Боже мой,– подумала добрая женщина.– Он любит эту девушку».

– Почему же вы, как дурак, сидите здесь, а не пытаетесь ее догнать? – выпалила Мэми, в волнении оправляя огромными натруженными руками передник и вспомнив, каким несчастным было лицо мисс Рэйчел, когда та забирала у нее оставленные матерью деньги.

Гриффин покачал головой, избегая взгляда Мэми:

– Лучше дать ей уехать, Мэми. Поверь мне.

– Осел,– буркнула Мэми, отвернувшись и с грохотом бросая в дуршлаг шишковатые картофелины. – Упрямый, твердолобый осел!

– Спасибо.

Мэми принялась яростно чистить картошку.

– Сколько раз, по-вашему, Гриффин Флетчер, вам будет ниспослана любовь?

Он отхлебнул кофе, и на лице его изобразилось нечто, весьма далекое от беспечности, к которой он, возможно, стремился.

– Если повезет, больше ни разу. – С этими словами он залпом выпил кофе и вышел.

За окнами было темно. Билли Брэйди не любил темноту: она была полна враждебности так же, как город полон враждебно настроенных людей. Он был рад, что в передней Филда Холлистера горит свет: не будь его, он, возможно, не решился бы постучать.

Филд отозвался быстро – так быстро, что Билли пришло в голову, уж не от Бога ли священник узнает о том, что должно произойти. Преподобный уже держал в руках пальто и произнес только одно слово:

– Гриффин? Билли кивнул:

– Мама просит: придите, пожалуйста, быстрее потому что мы не можем с ним справиться.

– Этого не может никто, – ответил Филд, вздыхая так же, как вздыхала мама Билли, когда у нее не поднималось тесто. Но потом священник все равно отправился с Билли – выполнять свою нелегкую миссию.

ГЛАВА 14

Ни скользкая палуба под ногами, ни белые крашеные поручни, за которые она держалась, ни красота заросших буйной зеленью берегов, проплывавших мимо, – ничто не интересовало Рэйчел, не имело для нее никакого значения.

Пароход сделал две остановки: одну в Кингстоне, другую на острове Бэйнбридж. Рэйчел не обратила внимания ни на сами порты, ни на людей, покидавших корабль или всходивших на борт.

Вместо этого девушка непрерывно смотрела на заснеженные, недоступные склоны гор Райньер. Та, подобно бастиону возвышалась на востоке в огненно-золотом сиянии заходящего напротив нее солнца. Ничто в мире, кроме этого великолепного пика с затерянной в облаках вершиной, не казалось Рэйчел огромнее и значительнее, чем боль и стыд, смешавшиеся в ее душе.

Ослепительная яркость послеполуденного солнца сменилась первыми признаками наступления сумерек, когда пароход, выпуская клубы дыма, вошел в залив Эллиот и уверенно взял курс на Сиэтл.

В Рэйчел снова проснулась любовь к этому молодому, шумному городу. Она, наконец, оторвала уставший взгляд от Райньера и стала смотреть на шумный город, который теперь станет ее домом.

Если не считать небольшого припортового района, Сиэтл был расположен на скате холма. Деревянные постройки, среди которых изредка попадались здания из кирпича, жались к склону, будто дети, играющие в «царя горы». На западной стороне побережья лепились лачуги и палатки – вместилища борделей и салунов Скид Роуд – которые тоже претендовали на то, чтобы считаться полноправной частью Сиэтла. Пронзительные голоса клиентов и обслуги уже неслись из этих заведений, минуя серые здания складов и скрипучие верфи.