Черный призрак - Лосев Владимир. Страница 22
— Железо в торфе есть, его растения накапливают, потом на дно оседают, металл собирается в кринки, это такие куски торфа с землей и останками растений. Раньше люди из болота добывали железо, правда, получалось оно плохим по качеству из-за многочисленных примесей. На стрелку компаса кринки не действуют, потому что разбросаны по всему болоту, а не лежат в одном месте.
— Вы же сами сказали, что геологи здесь железо искали.
— Какой-то умник вроде вас, юноша, тоже решил: если стрелка вращается, значит, здесь есть руда, и направил сюда геологическую партию. Трех тогда человек здесь потеряли, двое утонули, один сгинул без следа. Из-за этого экспедицию пришлось свернуть, с тех пор сюда больше никто не приезжал. А на картах геологов появилась надпись: «В районе имеется источник неизвестного излучения, чрезвычайно опасного для жизни. Экспедиция возможна только при наличии специализированной техники, пригодной для прохождения болот, и специальных скафандров с высокой степенью защиты…»
— А вам-то откуда это известно?
— А я сам с этой экспедицией ходил, до самого болота довел. А как причитанье кикиморы услышал, сразу понял: дальше идти не стоит, раз она кричит, надрывается. Попробовал объяснить начальнику партии, что лучше вернуться, но меня не послушали.
— И что?
— Геологи — современные, хорошо образованные люди, для них так же, как и для вас, юноша, если наукой что-то не объяснено, то этого не существует. Посмеялись надо мной, стариком, и пошли дальше. О том, что получилось в результате, я вам уже рассказал.
— Но они были правы. — Я пожал плечами. — Так оно и есть, наука всему уже нашла объяснение.
И в самом деле: то, о чем чаще всего рассказывают местные жители, — есть суеверие чистой воды и глупости, которые придумываются от скуки, поскольку телевизора и радио здесь не имеется. А еще через какое-то время люди сами начинают в свои россказни верить. Заблудился в лесу — леший с дороги сбил. В болото попал — кикимора лютует.
— Не всему ученые нашли объяснение, многое до сих пор неясно…
— Лет сто назад объяснили ученые люди про болотные огни, и о том, что на болотах светится — метан это вспыхивает, так что кикиморы тут ваши ни при чем.
— А вы сами эти огни хоть раз видели, раз так уверенно об этом рассуждаете? — Профессор посмотрел на меня через плечо: по-моему, с усмешкой. — Это зрелище любого вводит в дрожь.
— Пока не довелось.
— Откуда же у вас, юноша, столь великие познания в этом вопросе?
— Благодаря науке. — Я развел руками. — Учился, образование высшее получил…
Мы пробирались дальше по оврагу, кусты постоянно преграждали путь, приходилось обходить и, чаще всего, лезть в ручей.
Ботинки на мне хоть высокие, армейские и теоретически не должны промокать, но уже после первого погружения в них противно захлюпало.
Только остановиться, чтобы воду из них вылить и носки выжать, смысла не было. Стоит ли выливать воду, если через десять шагов снова наберешь? К тому же берег ручья круто спускался к черной воде, в которой даже рыбы не водилось, поскользнуться легко.
— Так почему лес горит, если дело не в туристах?
Я это спросил только для того, чтобы не молчать. Противно это, сразу мысли разные в голову начинают лезть. О смерти. О прожитой жизни. О господи! Вот не повезло так не повезло!!! Здесь все убивает!
— Чаще всего из-за молний, которые в деревья бьют.
— Давно известно, что железо к себе небесный огонь притягивает…
— Известно, да только геологи ничего здесь не нашли, нет тут полезных минералов для добычи.
Несмотря на то что в овраге было прохладно и сыро, пот с меня тек ручьем. Одежда армейская, но после того, как пропиталась водой, идти в ней стало далеко не так приятно, как раньше.
К тому же устал. Давно так много не ходил по лесу. Да еще и после нападения шершней тело стало слабым, больным. А профессору хоть бы что: чешет себе впереди, и все ему нипочем. Вроде и немолодой человек, сто с лишним лет, если не обманывает, а силы и выносливости столько, что можно только позавидовать.
Примерно часа через полтора, когда я уже понял, что придется ночевать в овраге, мы уперлись в скалу, которую ручей прорезал на две неравные части.
Серый камень с темными прожилками тянулся вверх, поверхность гладкая, словно шлифованная. Скала поднималась метров на двадцать, корябая быстро темнеющее темно-серое небо. Без веревки и альпинистского снаряжения можно даже не пытаться подняться — зацепиться не за что, а падать придется на острые камни, которых лежало внизу немало.
И оставаться не хотелось: у ручья костер не разведешь, ровного места не найдешь, да и спать придется ногами в воде.
— В этом месте ночевать нельзя, — покачал головой я. — Наверно, придется вернуться обратно. Дальше дороги нет.
— Наш путь дальше по ручью, только так можно подняться до озера. Это хоть и неприятно, но вполне реально.
Профессор полез в воду, двигаясь к скале по воде, погрузившись в нее по пояс.
Я посмотрел и, поежившись от холода, полез за ним. Сергей Сергеевич приподнялся и, невероятно изогнувшись, полез прямо в расселину. Пришлось вслед за ним пролезать в холодной черной воде по гладкому, отшлифованному водой каменному ложу, которое тянулось вверх метров на двадцать.
Брызги били в лицо, ноги и руки от ледяной воды очень быстро перестали сгибаться и онемели. Поток воды оказался не очень сильным, но все равно норовил сбросить вниз. Хорошо, что в камне имелись неровности, за которые мы судорожно цеплялись и подтягивались, хоть временами даже просто удержаться оказывалось чрезвычайно трудно.
Я хватался за все, что мог, вставал на четвереньки, захлебываясь от бившей в лицо воды, чтобы на пару мелких шажков пробиться вперед. Останавливаться было нельзя, течение сразу медленно, но неуклонно начинало сталкивать обратно в овраг, ноги скользили по камню, а пальцы разжимались.
Быстро стемнело, в сером сумраке слышалось только наше тяжелое дыхание и плеск воды внизу.
Не знаю, каким чудом нам удалось долезть до края расщелины и выбраться из ручья на берег. Я упал на серый холодный песок черного озера, глядя на красное, словно обмороженное солнце, которое опускалось в мрачные чертоги черного леса.
Вид, надо сказать, открывался жутковатый.
Озеро с черной водой, гладкой, словно застывший битум, а в нем отражался лес с кривыми обгорелыми стволами, и это все — никаких других цветов, кроме черного и красного.
А когда солнце исчезло, осталось только один цвет — черный.
Я взглянул на часы — полтретьего. Часы остановились, а они были настоящими, механическими, хорошей фирмы, еще и гарантия не кончилась.
Крутанул завод, а толку? Как стояли, так и стоят. От этого еще противнее стало. Ничего здесь не работает. Ни приборы, ни компас, ни часы.
Профессор вылез на плоский камень, выжал портянки и, посмотрев вокруг, огорченно покачал головой.
— Через полчаса в шаге от себя ничего не увидишь. Темнота подступает. Если двигаться дальше — пропадем. Придется заночевать здесь. Проклятый леший добился-таки, оставил на ночь в своих владениях. Ночью пугать станет, власть показывать. Хорошо, что у меня здесь жилье стоит, поставил как раз на такой непредвиденный случай. Недалеко, метров двести отсюда. Поднимайтесь, юноша, иначе беда…
Я встал, хрустя суставами, ощущая боль и онемение в каждой мышце.
Мы пошли, перепрыгивая с одного камня на другой, и вышли на пологий берег. Рядом высился черный лес. Огромные ели и сосны стояли, отблескивая в лучах заходящего солнца черными, покосившимися, уродливыми стволами.
Ни одной зеленой ветки. Земля и та черная, травы нет, не росла она здесь.
На самом берегу, покрытом черным мхом, стояла небольшая избушка, устроенная так же, как и та, в которой я уже ночевал. Купе.
Я стал привыкать к таким жилищам и к тому, что нахожусь в безлюдных местах без радио, связи и интернета. Только страшно было умирать.
— Моя работа. Правда, сразу видно? — Профессор показал рукой на домик: стены из черных бревен, крыша из досок, уже покрывшаяся толстым слоем черного мха. — Располагайтесь, юноша, отдыхайте, об ужине я позабочусь.