Черный призрак - Лосев Владимир. Страница 27

— Я не колдун. — Настроение у меня испортилось почему-то после этих слов. — Так получается, мне можно даже не пытаться?

— Кто же его знает? — вздохнул профессор, направляясь к деревьям. Мне вдруг стало нехорошо на душе, тревожно. — Пока не доберемся до кордона, ничего не поймешь и не узнаешь. Чем-то же руководствовался человек, что с вами договор заключал? Он же был здесь, все видел сам.

— Заказчик?

— Этот москвич сюда приезжал, и не раз. Похоже, он человек служивый. У него и карта имелась, со спутника снятая, очень подробная, на ней все видно было, кроме самого кордона, который всегда закрыт туманом. Он в первый раз здесь появился как раз для того, чтобы проверить, что туман скрывает. К сожалению, ничего у него не получилось, не смог дойти даже до Черного ручья. Плохо ему стало, сердце заболело, и эликсир не помог, пришлось мне обратно его на себе тащить. А вы, юноша, молодец, идете хорошо, не жалуетесь и выпивки не просите.

— Военный? — Я насторожился, понемногу понимая, в какую авантюру влез. У армии возможности огромные, но даже они сюда не смогли попасть. А я куда лезу? — Им-то чего здесь надо? Сами же говорили, что они тут что-то строили и у них не получилось. И кстати, как вы определили, что он человек военный?

Мы шли через лес, при каждом шаге поднимались в воздух небольшие облачка пепла. Хорошо, что ветра не было, поэтому они быстро оседали, не поднимаясь выше пояса, иначе пришлось бы этим дышать. А то, что штаны и сапоги стали черными, так ничего в этом страшного не было, отмыть можно.

— Определить служивых людей легко по интеллекту и бесстрашию, мой опыт говорит о том, что одно всегда с другим связано. — Профессор усмехнулся. — Только глупец ничего не боится или… служивый. Я, кстати, не сказал, что это был военный.

— А оружие у него было?

— Имелся автомат, какой-то новый, легкий и очень точный… с оптикой. Стрелял москвич, правда, только по деревьям да по корягам. По местности определялся специальным прибором, который со спутником связывался, поэтому мог назвать свое местоположение с точностью до одного метра. К сожалению, уже возле ручья перестала его техника работать, фон не дал.

— Радиоактивность?

— Неизвестное излучение. — Сергей Сергеевич задумался. — Обвешан москвич был снаряжением разным, знал, куда идет и что ищет. Уточнение карты, думаю, было лишь прикрытием. КГБ любит такие дела, странные…

— ФСБ, — машинально поправил я. — КГБ уже нет, исчезло вместе с советской властью.

— Да, конечно, но задачи остались теми же. Тайные службы во все времена странными явлениями интересовались.

— Что же здесь странного?

— А зверь, который напал на нашу избушку, разве вас не напугал?

— Если честно, то не очень, я же его не видел.

— Значит, страшным он не показался?

— Я больше медведя испугался…

— Тогда понятно ваше бесстрашие.

— Значит, чекисты наняли меня, чтобы что-то здесь найти, так?

— Вполне возможно и такое.

— Только не понимаю, зачем им понадобился я? Неужели в их службе нет никого, кто мог бы с этим справиться?

— Насчет КГБ — только мое предположение, возможно, этот человек был из другой организации.

— Так мы теперь чекисты? — Я рассмеялся, хоть смех мой был каким-то неприятным, он словно не подходил к этому месту. Звуки глохли, опадали горсткой пепла уже в паре шагов. Вокруг стояла торжественная тишина. В ней был уместен скорее крик боли, а не смеха. — Что же они здесь ищут?

— Объяснить не могу, вещь загадочная…

— Ну, это уже совсем сказки. Уже давно доказано, что в нашем мире ничего таинственного нет.

— А наличие Бога в вашей концепции отсутствия загадочного не предусмотрено?

Сказано было так здорово, что я даже остановился от неожиданности. Шевеля губами, повторил про себя, чтобы смысл до меня все-таки дошел.

— Бог? А кто это такой?

— Некто, кто нами управляет, используя наши слабости и заложенные в нас противоречия.

Я снова рассмеялся:

— Было бы здорово, если бы нами кто-то управлял. Только для того, чтобы управлять, нужна цель, куда править, иначе смысла нет.

Все это я выпалил мигом, потому что был готов к этому: подобные дискуссии мы с Васькой вели не раз, он любил такие беседы.

— А кто вам сказал, юноша, что смысла в вашей жизни нет? Он есть, просто вам забыли его сообщить. Мы на самом деле движемся к цели, которая неизвестна нам, но, вероятнее всего, известна Богу.

— Глупо спорить о том, что проверить невозможно. Одно мнение против другого, слово против слова, только практика — критерий истины, без нее все бессмысленно.

— Да, пожалуй. — Профессор с интересом взглянул на меня. — А вы не глупы, молодой человек, может, вас и дальше пропустят.

— Куда и кто?

— До кордона, а кто — пока не знаю. Но это мы скоро выясним. Выпить не желаете? — Профессор протянул мне бутыль с мутной жидкостью. — Мне уже надо. Сейчас самое плохое место начинается…

— Не хочу, мне еще со вчерашней выпивки нехорошо.

— Тогда пошли. — Сергей Сергеевич зашагал вперед. — А плохо вам, юноша, не со вчерашней выпивки, а от сегодняшнего дня, вы просто этого не понимаете.

— Что не понимаю?

— Энергии вокруг разлито столько, что от нее плохо становится. И это не простая энергия, она несет в себе что-то нам неизвестное. Иногда, кажется, прислушаешься и что-то поймешь, но проходит время, а внутри только пустота переливается разными оттенками черноты.

_ Что?! — У меня даже челюсть отвисла от неожиданности. — Да вы поэт, профессор. Разве можно так воспевать тьму?

— Посмотрим, что вы, юноша, чуть позже скажете — возможно, и вы стихами заговорите…

— Никогда!!!

Я ошибался, но тогда еще этого не знал…

Теперь-то понимаю, что он мне пытался объяснить.

А тогда просто удивился тому, что сказал профессор. И еще почему-то сразу вспомнил о своих ранах.

Тут же прислушался к себе и ничего внутри не ощутил, кроме слабости, она во мне, оказывается, давно пряталась.

Я вздохнул, сделал шаг в сторону, пошатнулся, ухватился за горелое дерево, чтобы не упасть, и едва успел отскочить в сторону. А ствол повалился на землю, поднимая в воздух пепел.

Оказалось, в этом лесу ни к чему не стоило прикасаться, особенно к деревьям. Они давно умерли. Их уже ничто не держало на земле, корни сгнили и высохли. Стоило задеть ствол огромной черной ели, который, казалось, стоял прочно и незыблемо, как все вокруг начинало рушиться с треском и грохотом, взметая вверх пепел, по принципу домино: одно дерево валилось на другое, то на следующее и так до пустого пространства.

Какими бы мертвыми ни были эти деревья, но веса в каждом хватило бы, чтобы задавить слона, а из-за пепла, поднявшегося в воздух, мы, наверное, минут десять задерживали дыхание, стараясь дышать как можно реже.

После этого дальше я шел за профессором нога в ногу, боясь снова что-либо задеть.

Горелый лес сменился сухим, и это мне показалось еще более странным.

— А здесь что произошло? Отчего все высохло?

— Говорите тише, — недовольно покачал головой профессор. — Кричать здесь не рекомендуется.

— Почему?

— Да вот из-за них! — Он показал рукой на деревья. Странные они какие-то были, словно на ветвях развесили куски черноты ночи или плотной паутины. Я сначала и не понял, чего он испугался, только когда с деревьев сорвалась стая каких-то летающих существ, осознал, о чем меня пытался предупредить профессор.

Они налетели на нас со всех сторон, хлопая огромными кожистыми крыльями. Эти невероятные существа чем-то походили на летучих мышей, но при этом имели длинные острые клювы.

Когда покопался в памяти, то сразу понял, где таких милых птичек видел: в музее, там их называли птеродактилями.

Сергей Сергеевич закричал, падая на землю и закатываясь под поваленный ствол:

— Ложитесь, закрывайте голову руками и не шевелитесь! Заклюют насмерть!!! Это вам не шершни, а гораздо страшнее.

Услышав крик, я, ни минуты не раздумывая, упал на землю, уткнувшись в сухой мох, который протрещал, словно сделанный из бумаги. Но этот звук потерялся среди пронзительного птичьего крика и щелканья костяных клювов. Это немного напоминало звук кастаньет, только звучало громче.