Черный призрак - Лосев Владимир. Страница 84

— И что это меняет?

— А то, что насквозь пропиталась твоей энергетикой, поэтому и спешила, пока она не развеялась, думала, защита лабиринта меня пропустит, не отличит от тебя…

— Использовала меня?

— Конечно, использовала и еще буду. — Она поцеловала меня так, что я понял — будет, и не раз. И возражать не смогу. Нравится она мне. Все прощу. Уже простил. Да и не обижался никогда по-настоящему. Разве можно таить обиду на такое чудо? Да еще любимое?!

— И у тебя не получилось?…

— Нет. — Настя тяжело вздохнула. — Пошли домой? Устала что-то, спать хочу. Ночью ты мне ни минутки поспать не дал, все приставал, да и в лабиринте пришлось несладко…

— Что?! Это я приставал?!

Даже не знал, как на это реагировать. Не так все было. Наоборот. Это она не давала мне спать. Опять обман!

Настя полезла из ямы, я ей помог, потом выбрался сам, забрал нашу мокрую одежду, и мы поплелись голые домой. Где-то метрах в ста сзади шел профессор, что-то бормотал себе под нос, но нам на это было плевать.

Я развесил одежду, девушка ушла в дом, сказав, что у нее глаза слипаются. Я немного поел на кухне и пошел в свою комнату, но почему-то совсем не удивился тому, что Настя обнаружилась на моей кровати, причем и на самом деле спящая, да еще так крепко, что никак не отреагировала на мой поцелуй.

Я обнял ее и заснул мгновенно и крепко. Действительно тяжелый выдался день…

Сны снились мне про лабиринт, как я брожу по нему и ничего не вижу в белесой пелене.

«В следующий раз стоит взять шлем, — подумал я и проснулся. — Может, там, внизу, он будет работать».

Глаза открывать не стал, мне было лень, но руку на Настю положил, чтобы проверить — она рядом или ушла. Это была ошибка, потому что тут же моя ладонь была поймана в плен — похоже, кто-то рядом ждал, когда я проснусь, и явно с нехорошими намерениями.

Меня поцеловали влажные горячие губы, а потом все закрутилось в свистопляске, уже привычной, но от этого еще более приятной.

Я умирал и возрождался, телу было жарко, постоянно не хватало воздуха — в общем, все как в лабиринте, только намного приятнее. Мое бедное сердце трепыхалось так, что мне в какой-то момент стало жалко этот маленький комок плоти, который разрывался от нежности, от неумения ее выразить и от этого мог взорваться, разлететься на мелкие кусочки. Как ни пытался его сохранить, это все равно произошло.

В какой-то момент все взорвалось в яркой вспышке, и я долго лежал, не желая двигаться, да если честно, то и не мог.

В конце концов просто скатился на пол и трусливо пополз к душу. Мне требовался отдых, чтобы перевести дыхание и собрать свое тело в одно целое. Как я был счастлив, когда тугие струи ударили по моему телу, выбивая своим напором мою любовь, страсть и нежность, все еще терзающую меня изнутри.

Сразу после водного массажа стало легче. Осторожно выйдя из душа, я отправился на кухню — кушать очень захотелось. Настю решил не будить, пусть спит, отдыхает, после смерти это полезно.

Я выпил два больших сосуда с синей жидкостью, которая мне так понравилась в последний раз, и задумался над тем, что делать дальше.

Все снова запуталось.

Я пришел сюда за артефактом, но его не достать, он по-прежнему в лабиринте, а идти туда себе дороже. Вывод — пора домой!

Но здесь Настя, а как быть с ней, не знаю. Остаться навсегда в этом чужом, неизвестно кем и как сотворенном доме почему-то не хочется. Уйти не могу, дороги обратно не знаю, без профессора пропаду. Попросить его?

Вряд ли он сможет мне отказать, я его дочь от смерти спас. А дальше что?

Снова жить, как жил? Устроиться на работу, помириться с Иринкой и забыть это жуткое место, как обычный кошмар? Зачем мне это? Я — нормальный парень. Звезд с неба не хватаю, но они никому и не нужны. Я не дурак и точно не тупица. Это Настя называет меня так, но она не права, я сильно поумнел в последнее время, а если останусь, точно стану дураком.

Плохое это место. Нельзя здесь жить. Тут все непонятно. В реках водятся огромные медузы, убивающие легко и приятно. В лабиринте ощущаешь себя так, словно оказался в космосе без скафандра — убьет или повышенная гравитация, или вакуум, или еще что-то. А еще из него постоянно выходит туман, несущий в себе чужую жизнь. Здесь живет смерть, разная и непредсказуемая, ее множество различных видов. Оно мне надо?

Я задумался и решил — надо! Сделаю еще одну, последнюю попытку добыть артефакт. Думаю, лабиринт меня и в этот раз не убьет. Решение абсолютно нелогичное, глупое, но мне хочется туда пойти. Словно звал меня кто-то, и противиться этому зову я не мог.

Я вышел из дома, снял с веревки комбинезон и натянул его на себя. Ткань оказалась влажной и неприятно липла к телу.

Немного постоял, посмотрел на дом, словно прощаясь, и зашагал к горе.

Не думал совершенно ни о чем. Все мысли отрезало, ощущение такое, словно ведет меня кто-то. Шел словно сомнамбула, ничего не видя вокруг и не запоминая, наверно, поэтому дорога показалась короткой — вроде только вышел из дома и уже стою на плато, глядя вниз на ровную белесую пелену, закрывающую лабиринт.

Очнувшись, я отвел взгляд в сторону и увидел шлем, лежащий на земле у скалы. Он походил на мотоциклетную каску, такой же круглый, матово-черный, а внутри подкладка из неизвестного пористого материала.

Сразу понял — это шлем Насти, который принес профессор.

Если честно, то обрадовался, очень вдруг захотелось попробовать изобретение инопланетной цивилизации.

Повертел шлем в руках, потом натянул на голову, оказалось довольно удобно, внизу имелась какая-то упругая подкладка, которая сразу плотно, герметично обхватила шею, и оказался в темноте, потому что ни один проблеск света не пробивался через забрало. Я не видел ничего, и от этого мне на короткое мгновение стало страшно.

Сразу попробовал снять шлем, но упругая подкладка внизу не поддалась, стала непроницаемой, словно каменной.

Потом внутри что-то щелкнуло, и все осветилось. Говорят, у насекомых глаза состоят из множества ячеек, поэтому видят они не так, как мы, а наблюдают множество изображений и, пользуясь этим, замечательно ориентируются в мире.

Так вот, передо мной появился точно такой же фасеточный экран, темное забрало шлема разбилось на сотню небольших экранов, и в каждом светилось свое изображение.

Один экран светился оранжевым цветом, другой — мертвенно-синим, третий — желтым, четвертый передавал изображение в черно-белом свете.

Настолько много было всего, что мои глаза никак не могли собраться в одну точку — разбегались.

Голова разболелась сразу: мой бедный мозг получал слишком много информации, гораздо больше, чем мог обработать, и просто разрывался на части.

Шлем по-прежнему не снимался, как бы я его ни дергал.

Убедившись в том, что мне от него больше никогда не избавиться, я лег на землю и закрыл глаза. Пролежал так минут десять, прежде чем боль понемногу начала уходить, а дыхание стало более редким и глубоким.

Тогда осторожно открыл один глаз и посмотрел на экран, как мне показалось — самый спокойный по цвету. Он был блеклым, каким-то серым, и все вокруг виделось в нем как рисунок карандашом — темные контуры с серыми прожилками внутри.

Когда глаза привыкли, я посмотрел на скалу и увидел в ней множество темных включений, видимо, неизвестных мне минералов, и нашел несколько пустот, глубоко погруженных в камень: они отличались тяжелой вязкой чернотой.

Успокоившись и убедившись, что боль окончательно ушла, перевел взгляд на землю и увидел все, что таилось под ней, а наверху тропинку, спускающуюся сбоку.

Прямо подо мной находились темные пустоты и серые тени вкраплений инородных минералов, все казалось непрочным и хрупким, и вообще ощущение было такое, словно я смотрел на мир через экран рентгеновского аппарата.

Понемногу экран потускнел, фасеточное изображение исчезло, остался только один экран — тот, в который я смотрел.

Мне стал понятен принцип действия этого неясного и сложного прибора. Получалось, в него забит огромный спектр различных энергий, и я могу выбрать любой из них, а значит, увидеть все, что захочу. Правда, экспериментировать мне больше не хотелось.