Маг полуночи - Емец Дмитрий Александрович. Страница 12

– Не заморачивайся, это так… древний исландский дух, которых убивает воров и любопытных. Для тебя он не страшен, если ты в самом деле Меф Буслаев, а не какой-нибудь однофамилец. Внутри ты найдешь камень, а на дне шкатулки увидишь руну. Попытайся изобразить точно такую на полу своей комнаты… Как чем? Камнем! Только смотри не ошибись – а то ничем хорошим это не закончится. Когда руна будет готова – ее контуры запылают. Тебе останется шагнуть внутрь, и спустя мгновение ты окажешься у нас. Уловил суть? Сделай это завтра ночью после полуночи. Но не до полуночи…

– И все? – спросил Мефодий.

– А что, тебе мало? Поверь: плохо нарисуешь руну – мало не покажется, – усмехнулась Улита.

– А что произойдет?

– Да ничего не произойдет. Не будет ни вспышки, ни грохота. Все тихо и мирно. Но то, что от тебя останется, придется сгребать в гроб совковой лопатой. А где хохот в зале? Эй, Кисляндий Ануфриевич, изобразите хотя бы улыбку, а?

– Я улыбаюсь мысленно, – мрачно сказал Мефодий. – А что делать со шкатулкой?

– Что хочешь. Положишь в нее обратно камень, или можешь насыпать медных денег, и тогда они превратятся в золото. Если тебе нужно – оставь себе. У меня еще такая есть! – отмахнулась Улита.

– А кто ее сделал, шкатулку?

– Как кто? Британские гномы! Они охотно отдают нам свои изделия в обмен на небольшое количество консервированного лопухоидного счастья. Правда, лопухоиды становятся чуть печальнее, но им это только на пользу. Магщество до посинения пишет протесты.

Мефодий хмыкнул:

– Вы что, торгуете с гномами?

– Ты не представляешь, как бедным гномикам одиноко под землей. Они целыми днями торчат в кузницах, ищут в толще гор драгоценные камни, а вечерами воют от безделья, как нефтяники в тундре. Неудивительно, что консервированное счастье идет у них на ура.

Мефодий открыл шкатулку. На дне лежал небольшой белый камень, внутри которого клубился белый нечеткий туман. Рядом с камнем перекатывался темный морщинистый плод, смахивающий на чернослив.

– А это зачем? – спросил он.

– Где? А, я и забыла! Это харизма с харизматического дерева! Полведра таких умыкнули из Эдемского сада для одного нашего клиента. Так… крикливый политик, который продал нам свой эйдос. Ну, я и прикарманила парочку. Собиралась съесть, а потом решила, что у меня и своей харизмы довольно… Оставь себе!

– А-а! – протянул Мефодий. Он очень смутно представлял себе, что такое харизма, но решил не спрашивать. К тому же Улита деловито взглянула на несвежие ночные тучки и неожиданно заторопилась.

– Ну все! До встречи, великий маг! Будут проблемы – вопи! – насмешливо сказала она.

Ведьмочка подмигнула Мефодию, повернулась и быстро пошла прочь. Дойдя до угла дома, она обернулась, махнула Мефодию и просто-напросто растворилась в воздухе. Не было ни ослепляющих искр, ни заклинаний телепортации, ни перстней, ни волшебных палочек, ничего… Все произошло мгновенно и эффектно. Стражи мрака предпочитают обходиться без лишних движений и картинных жестов. Истинная сила – в экономии сил.

Озадаченный Мефодий добежал до того места, где только что стояла Улита. Он не обнаружил никаких следов – ни выжженных пятен на асфальте, ни острого запаха серы. Ничего примечательного. Валявшийся же на газоне старый мужской башмак сорок третьего размера, завистливо кусавший мир отклеившейся подошвой, явно не содержал в себе ничего потустороннего.

Пытаясь переварить случившееся, Мефодий медленно побрел в подъезд. «Ее послал кто-то, кто хочет что-то от меня. Этот кто-то, безусловно, маг, причем чудовищно сильный. Пожелай он оказаться в эту секунду рядом со мной – он бы сделал это и без Улиты. Значит, ему важно, чтобы я пошел на встречу по доброй воле и встреча произошла бы именно там, в том доме на месте Скоморошьего кладбища», – думал он, поднимаясь в лифте.

Эдуарда Хаврона, разумеется, дома не было. В этот час он еще ловил чаевые на скромную наживку из брутальной внешности в совокупности с разумным хамством. Это был именно тот коктейль Молотова, на который особенно западали офисные дамочки, посещавшие «Дамские пальчики». Зозо Буслаева, успевшая поплакать над своей женской судьбой, давно смыла всю косметику и теперь с аппетитом ела трофейный торт, с хрустом заедая его соленым огурчиком. Вкусовые пристрастия Зозо были неожиданными, как если бы она находилась в состоянии вечной беременности.

– Чего ты так долго? – спросила она у сына.

– Да так… Слушай, почему ты назвала меня Мефодием?

Зозо наморщила лобик:

– Мефодием… А, вспомнила! Когда мы шли тебя записывать в загс, твой папашка собирался назвать тебя Мишей. Миша Буслаев и все такое. По дороге мы с ним поругались, он вскочил в маршрутку и уехал, а я назло ему, когда заполняла бланк, записала тебя Мефодием. Знаешь, как твой папашка потом прыгал, когда я показала ему свидетельство о рождении. Все собирался сменить тебе имя, да так и не собрался. Смешно, правда?

– Очень смешно, – хмуро сказал Мефодий. – Но почему именно Мефодием?

– Не знаю, почему… Как-то само в голову прыгнуло. Миша на «М», Мефодий на «М»… Ну ты же на меня не обижаешься, киска? Ты доволен? – спохватилась Зозо.

– Киска доволен и счастлив! – подтвердил Мефодий и ушел в комнату.

Он ощутил вдруг огромное раздражение. Такое раздражение, что боялся даже смотреть на обои и на предметы в комнате, смутно опасаясь, что они сейчас запылают. Вместо этого Мефодий выключил свет, подошел к окну и стал смотреть во двор, на подсвеченный прожектором мусорный контейнер, казавшийся сверху крошечным, как спичечный коробок.

– Отлично! Сейчас проверим, есть у меня магическая сила или нет! – сказал себе Мефодий.

Он решил, что, если сумеет вызвать огонь с такого большого расстояния, это действительно докажет, что у него есть дар. Он сосредоточился. Попытался представить себе мусорный бак вблизи. Вот пакеты, вот связанные шнурками лыжные ботинки, гордо возвышающиеся под россыпью всякого хлама, кукла без головы, отодранные деревянные плинтусы, скомканная рекламная газета…

Мефодий напрягся. Раз за разом он воображал, как огонь воспламеняет газету, а уже с газеты перекидывается на плинтусы. Бесполезно. Ничего не происходило. Мефодий устал и отчаялся. «И с чего это я решил, что там есть деревяшки и газета? Ничего же не видно! Да и вообще Улита меня с кем-то перепутала! Во мне магии меньше, чем в тухлом яйце!» – подумал он, разглядывая в окно бак.

Ему стало безразлично, есть у него магическая сила или нет. Какая разница, в конце концов? Сознание опустело и стало точно стеклянным. И именно в этот миг внутренней опустошенности Мефодий увидел вдруг пляшущий огонек, возникший невесть откуда и скользнувший по стреле его взгляда. Он удивленно моргнул и тотчас успокоился, поняв, что это был, скорее всего, размазанный по небу свет далекого прожектора, облизывающего асфальтовую змейку МКАД.

«Ну вот! Никакой магической силы!» – удовлетворенно подумал Мефодий.

Он задернул шторы, разделся и лег спать. Он уже спал, когда над мусорным контейнером поднялся дымок.

Крашеные плинтусы разгораются долго. Вначале пламя лишь потрескивало, но вскоре пылал весь контейнер. Горели даже лыжные ботинки и пакеты с пищевым мусором. Уже под утро, когда мусор прогорел и первые этажи дома окутались жирным чадом, приехала пожарная машина и долго стояла у контейнера, беззвучно мигая проблесковым маячком.

Мефодий проснулся около восьми. Проснулся без будильника, но с неприятным ощущением, что школу никто не отменял. Их комнатой владело сонное царство. Из-под одеяла торчали пятки Эди Хаврона, вернувшегося под утро. Попробуй какой-нибудь безумный составитель ребусов найти между пятками великого официанта семь отличий, он тронулся бы от перенапряжения, потому что отличий было только два. Одна пятка была чуть более розовой и гладкой, на другой же была маленькая родинка, и она чуть чаще вздрагивала во сне.

«Эй ты, новенький, не толкай меня подносом! Заляпаешь костюм – получишь коленкой по романтике!» – отчетливо сказал Хаврон во сне, обращаясь к невидимому собеседнику.