Все ведьмы – рыжие - Звездная Елена. Страница 22
– В машину, Марго.
Ой как хотелось послать, ой как сильно, но… этот может схватить за волосы и поволочь в самом прямом смысле. Он может, у него тормозов нет. Пришлось идти другим путем:
– Стужев, у меня правда планы на сегодня.
– В машину, – повтор приказа.
Ы-ы-ы…
– Стужев, – пытаюсь быть вежливой, – не могу я! Не могу, понимаешь, меня ждут. Очень. А его одного оставлять нельзя.
Хмыкнув, Князь вопросил:
– Налево свалит?
– Да у него мастер-класс по всем направлениям! – с тяжелым вздохом ответила я, вспоминая Ромкино умение вмиг перевернуть квартиру вверх дном.
И тут Стужев сделал неожиданное предположение:
– Ребенок?! – Молча смотрю на Князя, тот повторно выдает перл: – У тебя есть ребенок?!
Мексиканские страсти отдыхают! Бабули, чья память хранит воспоминания о «Просто Марии», умильно вытирая слезы, потянулись вперед, мужикам явно стало скучно, молодежь все еще ждет клубнички. Почему-то я брякнула:
– Ну да… – и добавила: – Твой.
Аншлаг в глазах бабулек! Искреннее сочувствие всей мужской составляющей собственно Князю, оторопелый вид у молодежи. Но Стужев отреагировал достойно, хмуро вопросив:
– И сколько ему?
– Три года! – бодро ответила я.
Задумчивый Князь – не менее задумчиво:
– Почти четыре года назад… да, я тогда пил много… Это фактически сразу после аварии…
Полный аншлаг! Я такого жадного внимания никогда не наблюдала! Бабули затаили дыхание, женщины жаждали продолжения, девушки приглядывались к Князю, мужики чисто из солидарности продолжали ему сочувствовать, маршрутчики смирились и устроили остановку на три метра дальше.
– Кажется, я вспомнил, – продолжал «вспоминать» Князь, – ты тогда еще по ночам подрабатывала на Тверской…
Вот гад гадский.
– Ну да, – нагло отвечаю, – и пожалела тебя, болезного. Видишь, чем все закончилось? Нельзя быть доброй к людям, ох нельзя!
Князь усмехнулся и с некоторым восторгом протянул:
– Ведьма ты, Марго, я даже почти поверил.
– Что значит «почти поверил»? – возмутилась я. – Алименты платить кто будет?
И тут в толпе послышалось:
– Все, попал пацан.
А Стужев смотрел на меня и улыбался. Я улыбнулась в ответ.
– Правда ребенок?
– Правда, – созналась я, – и правда уже бежать нужно.
– Ты мне нужна сегодня, – уже нормальным голосом, без подколок и снисходительного тона сказал Стужев.
– Сегодня никак, – я развела руками, – у Кати ночная смена, малый дома сам, а ты меня задерживаешь.
Стужев покивал, затем спросил:
– Ты себя в зеркало видела?
Интересный вопрос.
– Я так и думал, давай в машину, – и не дожидаясь моего ответа, сам вернулся в автомобиль.
То есть мое шествование следом подразумевалось как само собой разумеющееся. Я посмотрела на самоуверенного Князя, вольготно развалившегося на водительском кресле, на толпу, жаждущую продолжения банкета, на нужную маршрутку, как раз подъехавшую. Выбор был очевиден.
Сделала Князю ручкой и помчалась в маршрутку. Стартовали мы сразу, как я вбежала. И не успела передать за проезд, как промчались на желтый, оставляя рванувшего следом Стужева простаивать на красном.
Знакомый с детства подъезд – раньше тут жила бабушка, потом отец замутил с Катей, ушел от нас, и они поселились здесь, в квартире, которая раньше приносила семье доход. Потом родился Ромка, и отец сделал единственное для сына хорошее – из квартиры он их не выгнал. В остальном папа после возвращения к маме наведывался сюда раз в полгода, оставлял деньги, с каждым разом все меньше, кривился, когда малыш к нему бежал, и был категорически против моего здесь частого присутствия. Мама тоже. А Катя разрывалась на двух работах, обожала сына, не держала зла на моего отца и всегда очень радовалась мне. Нет, к Кате у меня было сложное отношение, с одной стороны, девчонка она неплохая, всего на шесть лет старше меня, с другой… не прошла папина попытка создать вторую семью бесследно для нашей семьи. Так что Катя для меня была кем-то все же неприятным, а вот братика я очень любила.
И открывая дверь старым ключом, я уже слышала, как босые ножки бегут по дорожке.
– Йита! – Счастливый визг на всю квартиру.
– Ромка! – Бухаюсь на колени и ловлю мелкого.
Маленькие ручки сжимают шею, мокрый от мороженого нос утыкается в щеку, а липкая маечка явно получила мороженки больше, чем нос, но все это такие мелочи!
– Мама давно ушла? – подхватывая ребенка, разворачиваюсь, закрываю дверь.
– Давно, – шепчет Ромка, продолжая прижиматься ко мне изо всех сил.
Вот Катька! Знает же, что малый боится один оставаться в квартире, могла бы и подождать меня.
– Голодный? – задала я следующий вопрос, скидывая кроссы и рюкзак и направляясь на кухню.
– Кусал! – гордо ответил Ромка.
– Мороженку? – недоверчиво спрашиваю, ибо знаю, как Катя готовит.
Ром все так же гордо кивнул.
Катя. Иногда я начинаю понимать, почему папа ушел от нее!
– Пошли варить кашку, – решительно сказала я.
– Васебную? – проявил Ромка живейший интерес.
– А то, – я вспомнила про скатерть, – и у нас даже будет скатерть-самобранка!
– У-у, – глазенки предвкушающе засверкали. – Самабака…
– Самобранка, – поправила я. – Это значит, что ее брать… – думала сказать можно, вспомнила, с кем разговариваю, и категорично добавила: – нельзя.
– Самабака… – повторил Ромочка.
Мне его вариант нравился.
Зайдя на кухню с горами грязной посуды и неубранным столом, на котором имелись остатки пиццы и пустые одноразовые коробочки от покупных салатов, я усадила Ромку на детский стульчик, поставила воду греться, потом сходила за скатертью и загрузила ее в режим деликатной стирки.
– Гречка, пшенка, рис? – начала перечислять варианты.
– Пюе, – внес свое предложение малыш.
– Пюе, – повторила я, в задумчивости оглядывая кухню.
С овощами тут всегда туго, обычно я таскаю, чтобы малому супчик сварить. Года два назад я вообще предложила маме забрать Ромку к нам, Кате он тогда был не нужен, а дома за ним точно смотрели бы лучше… Страшно вспомнить, что было после, и данный вопрос я больше никогда не поднимала, да и походы к Ромке скрывать начала.
– Ромка, для пюе нам нужно в магазин сходить, давай пока кашку.
– Гьечку, – смирился с неизбежным малыш.
А может, не так уж и плох вариант съехать на отдельную квартиру и деньги взять? Забрала бы Ромку к себе, наняла няню, и было бы у нас все хорошо…
– С подливкой, – предложила я.
Ромка кивнул, и, поставив сковородку на огонь, я принялась искать лук. Не нашла. В итоге мы плавно забыли про подливу, вода вскипела, гречка сварилась, я обрадовалась маслу сливочному и все его вбухала в кашку. Ромулечка терпеливо ждал. Вообще потрясающий ребенок – не капризничает, не скандалит, нежный такой и ласковый – самый лучший мужчина в мире!
– А потом, – я рассказывала про сказочную страну, в которой сегодня побывала, – дерево попросило сигарету.
– Куить плохо, – вставил умную мысль Ромка.
– И я о том же, – потрясая ложкой, которой кашу мешала. – А потом было такое…
Внезапно от двери послышался смешок, и я услышала веселое:
– Какое?
Ромка вздрогнул от неожиданности и заорал. Я, швырнув со злости ложкой в Стужева, рванула к малышу. Быстро вытащила из стула, обняла, начала успокаивать, потом вовсе унесла в детскую. Там маленький долго еще всхлипывал и дрожал, а я, стараясь не думать, что будет с гречкой, все укачивала его на руках.
– Плохой, – немного успокоившись, прошептал Ромочка.
– Да вообще козел! – не сдержалась я.
– Козики хаосие, – возразил ребенок.
Из коридора раздалось:
– Гречку я выключил.
– Теперь испарись! – рявкнула в ответ.
Тишина.
Слов вообще нет. Придурок!
– Йита злая, – заметил Ромочка.
– Идем кушать, – предложила я.
И мы прошли по коридору, мимо бесстыжего Стужева, который держал в одной руке фотографию Ромки и Кати, а в другой – трубку домашнего телефона и даже не смотрел на нас.