Рассказы веера - Третьякова Людмила. Страница 15
Между тем Бастилия была обречена. Под началом коменданта де Лоня находилось чуть больше сотни солдат, из которых большая часть считалась инвалидами. Штурмующих же было примерно восемьсот человек.
...Вдруг по громадной толпе пробежал глухой гул! Люди показывали куда-то к подножию крепостных стен. Что там происходило, никто не мог объяснить, но мало-помалу впечатления очевидцев, оказавшихся вблизи побоища, достигли ушей тех, кто занял места повыше.
Передавали, что штурмующие, дабы побыстрее покончить с оборонявшими гарнизон, выволокли дочь одного из офицеров Бастилии. «Мы сожжем ее живьем, если вы не сдадитесь!» – кричали они отцу, видевшему эту сцену сверху. Девушку, распростертую на земле, стали обкладывать соломой. «Этот папаша как бешеный бросился ей на помощь, – рассказывал смеясь какой-то подросток, – но его ловко, словно воробья, подстрелили».
...Лиза, которая услышала эти слова и смех, вцепилась в руку матери.
– Je n’en peux plus, я больше не могу, – прошептала она.
– Je suis fixee. Comme vous avez raison? Si c’est pour jeunes filles? Понимаю. Ты права. Разве это для девушек? – встрепенулась Варвара Александровна. И тотчас, держа Лизу за руку, стала выбираться из толпы, в которой они оказались.
Ни своего, так нерасчетливо оставленного в отдалении экипажа, ни слуг княгине найти не удалось. На счастье, их заметил один из знакомых, проезжавший по улице Турнель, куда они вышли. Он-то и довез женщин до дома. Едва переступив порог, Лиза стала оседать на пол: мать и служанка едва успели подхватить ее.
На следующий день горничная Шаховской рассказала, что Пале-Рояль до глубокой ночи гудел как разворошенный улей. Здесь носилась толпа под предводительством человека с пикой в руках, на которую была насажена голова коменданта Бастилии де Лоне.
Вот уже который год французы отмечают 14 июля – День взятия Бастилии – как свой национальный праздник – с военным парадом на Елисейских Полях, с оглушительными рок-концертами на той самой площади перед мэрией Парижа, где когда-то земля была пропитана кровью казненных. Место же, где стояла злосчастная крепость, абсолютно ровное и гладкое, называется «площадь Бастилии». Нескончаемый поток машин шлифует ее днем и ночью, а беспечных парижан, заполняющих здешнее кафе, едва ли сколь-нибудь волнует то, что происходило здесь два с лишним столетия назад. Другие времена – другие проблемы...
До самого основания крепость разрушили без малого через два года. Приняв на себя первый удар революционных масс, Бастилия, как и следовало ожидать, оказалась на обочине всеобщего внимания: разборку стен производили уже не энтузиасты, а по приказу муниципалитета, старавшегося очистить площадь.
Часть известняковых блоков «цитадели монархизма» пошла на строительство одного из парижских мостов, который сначала назывался мостом Людовика XVI, потом мостом Революции и, наконец, мостом Согласия. Российские туристы, традиционно наводняющие столицу Франции, чувствуют что-то родное в череде этих переименований. У них, впрочем, как и у всех, есть шанс, немного перегнувшись через перила, увидеть легендарные камни крепости, последний день существования которой стал считаться первым днем Французской революции, во многом напоминающей нашу собственную. Правда, Россия в конце концов отказалась от традиции праздновать день, положивший начало кровавой распре – самого страшного, что может случиться с единой нацией. Для французов каждое 14 июля знаменуется парадом на Елисейских Полях, фейерверком и, как принято выражаться, народным гуляньем.
Ключи же от Бастилии – довольно увесистые и громоздкие – хранятся за океаном в Белом доме: один из героев революции, генерал Лафайет, подарил их президенту Америки.
В сегодняшней столице Франции достопамятное место обозначено изящной колонной, а сами очертания бывшей крепости выложены красноватой брусчаткой, правда, малозаметной под шинами бесконечного потока автомобилей.
...В тот далекий день 14 июля 1789 года Россия тоже не осталась без памятного сувенира. В Бастилии хранился архив небезынтересных документов, относящихся к истории Франции. Все это летело в окна, когда штурмующие вместо узников с досадой обнаружили в одном из помещений целые залежи совершенно ненужного им бумажного хлама.
А тем временем где-то внизу у стен крепости стоял человек, служивший в русской миссии. Он старательно подбирал все, что, уберегшись от огня, падало на землю. Теперь бумаги из Бастилии, представляющие собой большую историческую ценность, хранятся в российских архивах.
Итак, взятие Бастилии дало отсчет грандиозному событию под названием Французская революция. Гнев измученных нуждой простолюдинов – наиболее активная часть их стала называть себя санкюлотами – требовал отмщения. Разумеется, оно не прибавило тепла в их жалких лачугах, и хлеба не стало вдосталь. Но одно сознание, что теперь кто-то поплатится головой за то, что имел все, доставляло радость, ни с чем не сравнимую.
Пыль от рухнувших стен Бастилии еще не успела осесть, как в новом учреждении под названием Чрезвычайный трибунал подсчитали: каких-нибудь 20–30 тысяч голов, слетевших с плеч аристократов, – мера совершенно необходимая для обновления страны. Впрочем, почему только аристократов? А духовенство? А разного рода поэты и ученая братия – совершенно никчемные паразитирующие элементы, сеющие смуту в мозгах и расслабляющие нацию? А потому – бдительность и еще раз бдительность: «Республика (ею Франция была провозглашена вслед за падением Бастилии) в опасности!»
Науськанные вождями нового порядка сознательные граждане и гражданки отыскивали людей, принадлежавших к благородному сословию. Те предпочитали отсиживаться дома, не ездили в каретах, одевались так, чтобы не выделяться из толпы. Но это мало помогало. Достаточно было доноса кого-нибудь из слуг, чтобы пополнить ряды обреченных. Случайное слово, не снятое вовремя кольцо, прическа, жест, манера говорить вызывали подозрение: «Не из аристократов ли этот мсье? А у мадам что-то уж очень нежные руки».
«Раз животное попало в западню, его следует убить, – воспитывал граждан Камил Демулен. – Никогда еще такая богатая добыча не давалась победителям: две пятых имущества Франции. Сорок тысяч дворцов, отелей, замков будут наградой за храбрость... Нация будет очищена!»
И нация старалась изо всех сил. Изобретение господина Гильотена работало безотказно и безостановочно. Некоторое время основным местом казней была Гревская площадь – по традиции правосудие над преступниками совершалось именно здесь. Но никогда ее старые камни не видели такого количества обреченных.
В какой-то момент заметили: деревянный помост с гильотиной, под нож которой лицом вниз укладывали очередную жертву, стал крениться. Выяснилось, что кровь, ручейками стекавшая вниз, твердую, как камень, землю превратила в вязкое месиво. Казни стали обыденной приметой дня и происходили сразу на нескольких площадях. Бывали дни, когда смерти предавали по нескольку сотен человек.
Самое ужасное то, что всякий раз и в любом месте это зрелище собирало множество народа. Матери поднимали детей повыше, чтобы они могли лучше разглядеть происходившее.
...Многие особняки, потеряв хозяев, стояли сожженные изнутри, зияя разбитыми окнами. В порядке конфискации все до последнего кухонного ножа вывозилось и распродавалось на аукционах: новой власти нужны были деньги, а покупателей хватало. Невесть откуда объявились весьма расторопные люди – именно в их руках окажутся баснословные ценности старой аристократии, купленные теперь по бросовой цене. И когда революция свернет свои знамена, в стране появится огромное количество миллионеров. Эта народившаяся «элита», алчная, бесстыдная, полуграмотная, стоило ей открыть рот, обнаруживала свое недавнее прошлое – все повадки, все убожество вчерашних лавочников, шулеров, менял, барыг и проходимцев всех мастей. Нет, «очистить нацию» точно не удавалось!