Рассказы веера - Третьякова Людмила. Страница 48
На портрете В.Л. Боровиковского маленькая графиня Клеопатра Кушелева изображена со своей матерью и сестрой. Может, это и хорошо, что никому не дано знать своего будущего? Сейчас девочку, которая держит в руках медальон с изображением умершего отца, хранит от всех невзгод материнская забота и любовь. Но придет время, когда Клеопатра останется один на один со всеми горестями и разочарованиями взрослой жизни. И не хватит всего золота мира, чтобы откупиться от них.
Младшая же Клеопатра Ильинична ходила в невестах. Светское общество, разумеется, пристально наблюдало, сумеет ли Илья Безбородко поделить между дочерьми наследство так, чтобы обе остались довольны.
Интерес отнюдь не напрасный: время от времени Петербург оглашался громкими скандалами на этой почве.
Но в семействе все обошлось – никаких претензий сестры не высказывали. Хотя теперь кажется, что Клеопатре Ильиничне перепало больше. Возможно, по доброму родственному рассуждению на это пошли сознательно: она была еще «непристроенной», с судьбой неопределившейся и, по мнению дружной и заботливой семьи, тем самым имела преимущества перед замужней сестрой.
Можно ли было подумать, что как раз огромное состояние не принесет Клеопатре ни семейного счастья, ни покоя, ни удовлетворения в жизни. Что-то поистине мистическое, роковое таится в богатстве, тешащем сознание, но до поры скрывающем свои коварные свойства.
...Из громадного наследства канцлера помимо имений в разных концах империи с землями, лесами, десятками тысяч крепостных и прочего юной Клеопатре досталась истинная жемчужина: знаменитый на весь Петербург особняк дядюшки по адресу Почтовая улица, 4.
У покойного Александра Андреевича был дворец и в Москве. Когда польский король увидел залы с их роскошными интерьерами, он буквально онемел, а в своих воспоминаниях писал, что «во всей Европе не найдется ничего подобного по пышности и убранству».
На старинной открытке справа, с колоннами при входе, изображено петербургское жилище канцлера Безбородко. Этот дворец на Почтовой улице каким-то причудливым образом умудрился стать средоточием сказочной роскоши и в то же время приютом для обездоленных и ждущих помощи людей. Хозяин этого дома – единственный из выдающихся деятелей нашей страны, кого дважды можно видеть увековеченным в бронзе: на памятнике Екатерине Великой в Петербурге и на новгородском монументе «Тысячелетию России».
Много позже это здание в районе Лефортово, получившее название Слободской дворец, займет Императорское техническое училище, в советское время преобразованное в Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана.
...Петербургский особняк на Почтовой, трехэтажное громадное здание, не только был с блеском спроектирован и оформлен великим Кваренги. Собранные там произведения искусства, исторические ценности не уступали многим королевским сокровищницам Европы.
Тут Александру Андреевичу, любимцу Фортуны, когда-то помогло стечение обстоятельств. Отделка дворца на Почтовой совпала с революционным бедламом во Франции. Вчерашние столяры и каменщики, сами не ведая, что попало в их руки, распродавали имущество королевской семьи и аристократии с публичных торгов по бросовым ценам. Роскошь парижских особняков на самом деле стоила в десятки, а то и в сотни раз больше. Безбородко, обладавший природным вкусом и страстью к вещам истинно ценным и высокохудожественным, не преминул воспользоваться ситуацией. «С моим жарким старанием, с помощью приятелей и с пособием до 100 тысяч издержанных мною, – делился Безбородко своей удачей с графом С. Р. Воронцовым, – составил я хорошую коллекцию».
Французы выясняли отношения друг с другом, а тем временем на кронштадтский причал бесконечной вереницей сгружали ящики: серебро, мрамор, намотанные на деревянные валы холсты, целые гарнитуры мебели, в том числе принадлежавшей казненной королеве Марии-Антуанетте, люстры из горного хрусталя из Пале-Рояля герцога Орлеанского, бронзовые статуи знаменитого Гудона, необыкновенных размеров вазы из голубого фарфора с отделкой из бронзы, когда-то обожаемые маркизой Помпадур «бисквиты»...
Живописных полотен оказалось столько, что их новому петербургскому хозяину пришлось покупать примыкавшие к дворцу участки земли. «От сего вышел другой расход, что я должен был построить большую картинную галерею», – делился своими заботами Безбородко. Одной галереей дело не обошлось: помещения дворца приходилось все время «наращивать». Количество и качество этой роскоши могло сравниться только с той, что имел Зимний дворец.
Теперь у дворца канцлера появилась молоденькая хозяйка, Клеопатра Ильинична, которую молва сразу же окрестила «самой богатой невестой Российской империи». Все, разумеется, ждали и гадали, какому счастливцу выпадет удача повести к алтарю недурную собой девицу с баснословным приданым.
Однако избранник молодой графини, по общему мнению, был далек от всякого рода корыстных соображений: он и сам имел прекрасное состояние, в Петербурге жил в собственном большом доме на Фонтанке, а знатностью явно превосходил Клеопатру Ильиничну.
...Свадьбу отпраздновали совершенно блистательную, при большом количестве гостей. Дамы постарше расположились в «красной гостиной Марии-Антуанетты» – мало кому из приглашенных доводилось видеть мебель, когда-то стоявшую в личных покоях несчастной королевы.
Молодежь веселилась в Зеркальном зале – самом огромном и, пожалуй, самом эффектном помещении дворца. Два ряда пылающих огнями люстр создавали впечатление сказочной и неповторимой феерии.
Свадьба богатой невесты ознаменовалась целой чередой балов, на которых плясал и веселился весь аристократический Петербург.
...Выйдя замуж, Клеопатра Ильинична приобрела княжеский титул. Ее молодой супруг Александр Яковлевич Лобанов-Ростовский принадлежал к очень древнему роду, известному своими славными делами еще по летописным источникам. Хорошо образованный молодой князь некоторое время служил в Московском архиве иностранных дел, где познакомился и сдружился с «архивным юношей» Александром Пушкиным. В дальнейшем они поддерживали связь, у Лобанова-Ростовского была даже мысль издать стихи приятеля-поэта во Франции, но что-то помешало задуманному исполниться.
Зачисленный в Кавалергардский полк, самый престижный в гвардии, молодой князь участвовал во многих сражениях: с турками, с французами, был на хорошем счету и у начальства, и у товарищей, любивших его за веселый, порой бесшабашный, но добрый, открытый характер. Забегая вперед, скажем, что Лобанов-Ростовский вышел в отставку в чине генерал-майора и, кажется, вздохнул с облегчением: вообще-то его природные склонности были далеки от парадов и боевых схваток. Он очень интересовался историей, обрел в ней своих любимых героев и героинь, которые занимали его воображение, с удовольствием рылся в старых бумагах и дышал архивной пылью. Возможно, в этом и было его предназначение. Но разве судьба интересуется тем, к чему лежит наша душа?
В Петербурге ходили слухи, что огни свадебных торжеств не гасли во дворце Безбородко на Почтовой несколько дней. Бал следовал за балом, один роскошнее другого. Новоиспеченная княгиня Лобанова-Ростовская падала с ног от усталости. Слуги сотнями меняли свечи в не остывающих от жара люстрах, драгоценный паркет стонал под тяжестью танцующей толпы, вино лилось рекой, а крики «Горько!» не смолкали в воздухе, напоенном ароматом цветов, привезенных с юга Франции. Ах, как много ожидалось от этого блистательного бракосочетания!