Назад в юность. Дилогия (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич. Страница 33

Олега Зарова мы с тех пор не видели, но вскоре прошел слух, что ему предоставили академический отпуск по болезни и он снова начнет учебу в следующем году.

Надо сказать, забот у меня после того, как я стал старостой курса, особо не прибавилось. Только приходилось еженедельно бывать в деканате, где периодически разбирались вопросы, связанные с нашим курсом.

Один из первых таких вопросов вскоре и возник.

Две наши девицы пришли вечером в анатомичку поработать с препаратами, то бишь с костями. Кости человеческого скелета лежали в учебных кабинетах в ящиках со стеклянными крышками, и любой желающий мог взять необходимую деталь и изучать ее сколько нужно. Эти две девицы сидели вечером: учили все бугристости, бороздки и все остальное. Но тут появился один не отличающийся большим соображением однокурсник, который якобы мешал им учиться. Не мудрствуя лукаво девушки закрыли дверь изнутри на бедренную кость. А этот, уж не знаю, как еще его назвать, придурок так рвался в дверь, что сломал эту кость. И надо же такому случиться: по коридору в это время, собираясь отправиться домой, шла наша завкафедрой.

Что там было, мне неизвестно, но, когда я на следующий день пришел в деканат, Анастасия Михайловна в гневе кричала о глумлении над человеческими останками, требуя исключить эту троицу из комсомола и говоря о том, что они недостойны учиться на медицинском факультете.

После того как все желающие преподаватели выступили, наш комсорг начала лепетать о том, что это хорошие студенты и мы их накажем по комсомольской линии.

Наконец слово взял я:

— Уважаемые товарищи, что вчера произошло? Две студентки, чтобы им не мешали готовиться к занятиям, закрыли дверь на человеческую кость, а студент, не зная, на что закрыта дверь, сломал эту кость. Да, они совершили проступок. Но вправе ли мы их наказывать? Ведь этим девочкам всего по семнадцать лет, до этого они никогда не имели дела с человеческими останками. А кто им объяснил, что так делать нельзя? Ведь не заложены природой такие знания в наш мозг, мы в течение всей своей жизни осознаем такие вещи. И я считаю, уважаемая Анастасия Михайловна, что это недоработка вашей кафедры. Я внимательно слушал ваши лекции. Вы нам очень хорошо рассказываете о строении человеческого тела, но вы ни разу до этого случая не говорили нам о том, как бережно мы должны обращаться с изучаемым материалом. Так что, по моему мнению, этих студентов, конечно, нужно наказать каким-то образом, но говорить об их исключении нельзя.

Во время моей речи Анастасия Михайловна внимательно смотрела на меня. По ее щекам поползли красные пятна, но в течение последующего обсуждения она больше не сказала ни слова. И этих двух девиц оставили учиться дальше.

* * *

После моего ухода в деканате разгорелась бурная дискуссия, и ее начала Анастасия Михайловна:

— Послушайте! Это что у нас делается — яйца курицу учат! Что себе позволяет этот сопляк? Учить меня! Да я таких, как он, сотни выпустила, и все обо мне с благодарностью вспоминают.

— Анастасия Михайловна, но ведь Андреев правильно сказал — это ваша недоработка, — с удовольствием напомнил Мыльников, недолюбливавший Сидорову за вздорный характер.

— Ну да, признаю, моя недоработка, но кто это говорил? Мальчишка! — по-прежнему негодовала Анастасия Михайловна.

— Ну успокойтесь, товарищи, — вступила в разговор декан. Она была заведующей курсом психиатрии и поэтому выступала чаще всего в роли арбитра. — Мы уже все обсудили. И у меня большая просьба к вам, Анастасия Михайловна. Зная ваш характер, я попросила бы вас при оценке знаний Андреева отнестись к нему объективно.

— А-а, вы опять меня упрекаете в необъективности! Да если бы кто-нибудь из них знал анатомию так, как ее надо знать, он бы одни пятерки получал! — воскликнула Анастасия Михайловна, но уже в пустоту, потому что все ее коллеги расходились из кабинета декана.

* * *

Пару недель Сидорова принципиально не замечала меня в коридорах анатомички и чуть ли не отворачивалась при встрече. Зато Мария Эдуардовна светилась от счастья и ласково называла меня Сереженькой.

Но буквально через несколько дней на очередном занятии Мария Эдуардовна уличила меня в том, что я не хожу в анатомичку и не изучаю препараты в натуре. На что я, не подумав, вытащил из портфеля атлас Тонкова и показал ей, по какому учебнику я занимаюсь. При виде этого атласа Марию Эдуардовну чуть удар не хватил. Она смотрела на меня через толстые стекла своих очков и только разевала рот. Вся группа замерла.

— К костям! — закричала Мария Эдуардовна.

Я подошел к столу, где лежали кости для сегодняшнего занятия. Преподавательница указывала указкой на кость, а я произносил по латыни все, на что она указывала. Постепенно темп вопросов нарастал. Она уже указывала на кости, которые мы еще не проходили, а я все отвечал. Наконец Мария Эдуардовна вошла в раж и, сдернув простыню с препарированного трупа мужчины, над которым работали студенты второго курса, начала почти тыкать указкой в мышцы. Меня тоже захватил азарт, и, не думая об осторожности, я говорил и говорил латинские названия. Никто даже не заметил, что в дверях кабинета стоит Сидорова и, удивленно открыв рот, наблюдает за происходящим. Наконец и она не выдержала. Войдя в кабинет, профессор схватила вторую указку и стала гонять меня уже по спланхнологии. Затем пошли нервы, сосуды… и где-то через двадцать минут такого марафона обе бабушки молча уселись на стул, глядя друг на друга, а мои девочки сидели, как мышки, боясь пошевелиться.

Наконец мы услышали командирский голос генерал-майора медицинской службы Сидоровой:

— Студент Андреев!

— Я! — вскочил я со стула.

— Зачетка с собой?

— Да, пожалуйста, возьмите, Анастасия Михайловна.

И Сидорова, раскрыв книжку, поставила «зачет» за первый курс и жирную пятерку по анатомии за первый семестр второго курса.

— И пусть кто-нибудь хоть слово скажет. Я пока решаю, кто чего достоин на моем предмете, — заявила она.

* * *

Воскресным вечером все мы сидели дома. Бабушка смотрела телевизор, мама занималась своим любимым делом — вышиванием крестиком на пяльцах, Лешка пыхтел над уроками, так как пробегал весь день, играя в футбол. А я сидел и раздумывал над своим будущим. Неожиданно раздался звонок в дверь. Мы никого не ждали и поэтому вопросительно смотрели друг на друга. Мама, отложив вышивку, направилась к дверям. Когда она снова вошла в комнату, за ней следовала заплаканная соседка тетя Роза.

— Даша, послушай, может, хоть Сережа посмотрит маму. Она совсем плохая. Я два раза «скорую» вызывала, так они приедут и ничего не делают, говорят, мол, у вашей бабушки проблемы с кишечником. Вызывайте участкового врача, пусть назначает лечение. А ведь я свою маму знаю, она просто так не сляжет.

— Роза, да ты с ума сошла! Мой Сережка на первом курсе только учиться начал, что он понимает! — возмутилась мама.

— Ага, ничего не понимает. Он у тебя на два года раньше школу закончил! Да такого умника у нас в городе больше и нет. Может, он получше врачей разберется, сама ведь хвасталась, что на одни пятерки учится.

— Мама, ну что спорить. Давай я схожу посмотрю, от этого ведь никому хуже не будет, — предложил я.

— Ну ладно, только я с тобой тоже пойду. Видела я всяких больных, может, что и посоветую.

Когда мы втроем вошли в комнату к больной, я сразу понял, что дело здесь сложное. Заострившиеся черты лица, тяжелое дыхание — все говорило о серьезной патологии.

— Тетя Роза, расскажите, пожалуйста, как заболела ваша мама?

— Так вот три дня назад пожаловалась, что живот болит, понос у нее один раз был, потом слабость, потом слегла, а со вчерашнего дня не ест, только ложку чего съест — и рвать начинает. Врачи, когда приехали, живот посмотрели, сказали, что мягкий, ничего хирургического нет. А она по-большому с тех пор ни разу не сходила. А сегодня разговаривать плохо стала, я к вам побежала.