Марафон длиной в неделю - Самбук Ростислав Феодосьевич. Страница 119

Но что делать сейчас?

Майор поднялся, снял фуражку, постоял немного, отдавая последний долг своему побратиму, и спросил Мохнюка:

— Вы обыскали Краусса? Списки у него?

— Обыскал, но поверхностно. Никаких документов...

Майор наклонился над Крауссом, похлопал его по щекам. Веки у Краусса вздрогнули. Майор похлопал еще, сильнее. Краусс открыл глаза и воспринял окружающее как плохой сон. Он снова смежил веки, но у Бобренка не было времени для церемоний. Вытянул пистолет, ткнул ему в подбородок так, что у того щелкнули зубы. Произнес быстро и с нажимом:

— Ну!.. Отвечай! Понял? Переведи ему, старший лейтенант, спроси, где документы «Цеппелина». Это его последний шанс, внуши: последний!

Мохнюк говорил быстро, глотая слова, а Бобренок прижимал дуло, задирая Крауссу подбородок и видя, как наливается кровью вена на толстой шее.

Штурмбанфюрер дернулся, мотнул головой, стараясь хоть немного отвести дуло, открыл глаза и прошептал:

— Я все скажу, только уберите оружие. Не стреляйте, вы узнаете все, я ничего не утаю...

Бобренок немного отвел дуло, но не совсем.

— Говори! — крикнул он.

— У меня нет никаких документов... Они у того, что шел за мной, у Валбицына.

— Вы прилетели сюда за документами «Цеппелина»?

Мохнюк переводил быстро, и так же быстро Краусс отвечал.

— Да.

— Откуда?

— С аэродрома под Франкфуртом...

— Кто послал вас сюда?

— Новые шефы.

— Какое задание?

— Доставить списки диверсантов «Цеппелина», заброшенных в ваш тыл, и другие документы. Их привезли сюда в сейфе из Бреслау.

— Зачем вы убили Кранке?

— Я не убивал.

— Валбицын сделал это по вашей указке?..

— Самолет мог взять только двоих.

— Почему предпочли Валбицына?

— Классный специалист, а такие нужны за океаном. Да и Кранке вы все равно расстреляли бы. Слишком уж насолил вам...

— Не больше, чем вы.

— Я работал в Берлине и за границей, вообще ничего общего не имел с диверсиями.

— Но ведь готовили их?

— Так ведь и у вас есть разведывательные органы. Во время войны каждый выполняет приказы.

Бобренок поднялся: не желал затевать спор с Крауссом, тем более времени не было.

— Свяжи его, — приказал он Мохнюку, а сам пошел к спрятанному в кустах «виллису».

Вызвал Карего. Полковник молча выслушал его, прервал лишь в конце, когда Бобренок сообщил о гибели Толкунова.

— Не уберегли! Такого человека!

— Не уберег, — не стал оправдываться Бобренок. — Век себе не прощу, да и еще так, по-глупому...

Карий не дослушал его.

— Ваше задание — поймать Валбицына, — сказал он сухо. — Документы «Цеппелина» должны быть у нас. Сейчас мы перекроем все дороги вокруг этого Штокдорфа, передайте устный портрет Валбицына. — Выслушав, помолчал немного и приказал: — С пилотом и Крауссом оставьте Виктора. Мохнюк классный шофер и сядет за руль «виллиса». К усадьбе фон Шенка сейчас выедет лейтенант Зайцев. А вы — немедленно за Валбицыным. Чертовщина какая-то, это же надо — парнишка на коне... Однако, может, и к лучшему. Одинокий человек тут еще мог бы затеряться, а всадник вряд ли. Вороной жеребец, говорите?

— Хороший конь, вероятно, племенной, я в этом не разбираюсь...

— И я не кавалерист... — По тону Карего Бобренок почувствовал, что полковник немного смягчился. — Достаньте этого Валбицына, майор, не приказываю, прошу!

— Он убил Толкунова, — ответил Бобренок. — Мы выцарапаем его хоть из-под земли!..

15

Валбицын скакал, минуя одинокие хутора и стараясь не попадаться людям на глаза, но все же не мог избежать нескольких встреч. Сначала его увидел какой-то пожилой крестьянин, тащившийся, опираясь на палку, по тропинке между полями; потом из посадки, которой старался держаться Валбицын, вышла полная женщина, — увидев всадника, проводила его любопытным взглядом. Валбицын нащупал в кармане пистолет, с удовольствием всадил бы в нее пулю, чтоб избавиться от свидетеля, но подумал: в посадке могут быть еще люди, и только подогнал жеребца.

Наконец увидел вдали темную полоску леса и немного в стороне от нее первые дома Нойкирхена. Теперь должен принять все меры, чтобы никто не заметил его, — сдержал коня, пустил рысью, потом перевел на шаг, осматриваясь внимательно. Съехал в неглубокую ложбинку между полями. Теперь его могли заметить лишь в нескольких шагах — Валбицын облегченно вздохнул и пустил вороного галопом.

Валбицын повернул коня в лес. Ехал и мысленно ругал до педантичности аккуратных немцев: леса тут прорежены, без завалов и густых зарослей, чуть ли не каждое дерево пронумеровано, поляны без подлеска, будто это не лес, а парк. Наконец,, кажется, нашел подходящее место — овраг с крутыми склонами, заросшими кустами, и на дне его протекает ручей. С облегчением подумал: все же сказалась война, и у проклятых швабов не дотянулись руки до этого оврага. Провел жеребца вдоль ручья дальше, в самые заросли, и тут остановился. Вороной потянулся к воде. Валбицын достал пистолет, приставил дуло к уху коня — жеребец радостно фыркнул, смочив губы в холодной воде, и в этот момент Валбицын нажал на курок.

Он подошел к селу, не покидая опушки леса, хотя напрямик путь сокращался чуть ли не вдвое. Дальше к Нойкирхену вела укатанная полевая дорога, у которой совсем близко от леса стоял обгоревший «тигр». Валбицын задержался на опушке, проверяя, нет ли поблизости чего-либо подозрительного, но все дышало спокойствием. Даже подбитый танк, все еще пахнущий горелым железом, не вызывал тревоги, наоборот, свидетельствовал о том, что война уже прокатилась по здешним местам.

Валбицын хотел уже направиться к селу, как вдруг уловил далекий шум, напоминающий жужжание мухи, и на всякий случай затаился в кустах. Слава богу, что сделал это, так как жужжание нарастало, через несколько минут превратилось в грохот, и из села выскочил танк незнакомой Валбицыну марки. Танк постоял немного, угрожающе покачивая стволом пушки, потом заревел и направился к лесу. Дуло пушки смотрело прямо на Валбицына, кажется, оно вот-вот извергнет огонь. Валбицын съежился и бросился на землю, но танк повернул к лесу, и тотчас из села выехали машины с солдатами. Валбицын отчетливо видел их лица — и совсем молодые, и в морщинах, суровые с седыми висками, опаленные солнцем и пороховой гарью. Внезапно Валбицын подумал, что, может, кто-то среди этих солдат с Орловщины, даже из их бывшего имения. Едут по Германии властно, как победители, а он вынужден прятаться в кустах. Боже мой, какая несправедливость... А машины шли мимо него, обдавая бензиновым смрадом. Валбицын полежал еще немного и двинулся к селу осторожно, сжимая в кармане куртки теплую рукоятку пистолета. Русские могли оставить в Нойкирхене патруль, и он должен держать ухо востро.

Вероятно, танк и моторизованная русская пехота напугали и крестьян — улица была совсем пуста. Валбицын миновал несколько усадеб, но никак не решался зайти в какую-либо. Шел, настороженно озираясь, готовый стрелять при малейшей опасности. А село было к нему безразлично — смотрело слепыми окнами, будто и вправду вымерло.

Наконец Валбицын увидел дом, несколько отличавшийся от других: каменный, с мансардой и большими окнами. Тут жил зажиточный и заботливый хозяин: окна, невзирая на тревожное военное время, чисто вымыты и отражают солнце. Именно солнечные блики на стеклах произвели на Валбицына такое впечатление, что он уж совсем собрался попросить приюта у хозяев нарядного дома, но вдруг заметил на улице женщину. Она выглядывала из калитки. На миг их взгляды встретились. Валбицын успел заметить, что женщина не первой молодости, но еще привлекательна. Он шагнул к ней, однако калитка захлопнулась чуть ли не перед самым его носом.

Валбицын подергал калитку, но она не открылась, и тогда он постучал кулаком, требовательно, как хозяин. Никто не отозвался. Валбицын постучал еще, и вдруг калитка заскрипела. В небольшую щель Валбицын увидел встревоженные глаза, внимательно рассматривавшие его. Видно, он не вызвал у женщины страха, так как она открыла калитку шире и спросила: