Марафон длиной в неделю - Самбук Ростислав Феодосьевич. Страница 93

— Да, Пауль, не тешьте себя надеждами. Конев прорвал нашу оборону и вышел к Котбусу. Видно, русские возьмут Бреслау в кольцо и оставят в тылу. Удар направлен... — Краусс на секунду запнулся, ему было трудно вымолвить это слово, даже страшно, но оно уже будто повисло в воздухе, и Кранке побелевшими губами прошептал:

— На Берлин?

— Да, — теперь уже твердо и спокойно ответил штурмбанфюрер. Вдруг он резко повернулся к Кранке, пристально уставился в него, вроде видел впервые и взвешивал, до какой степени может довериться ему.

Кранке почувствовал себя неловко под этим взглядом, хотя и понимал, что сейчас штурмбанфюрер откроет все карты, скажет, зачем так срочно прилетел в Бреслау. Все же это не могло не облегчить ему жизнь, шефу такой большой и сложной организации, как «Цеппелин», ведь всегда легче выполнять чужие приказы, чем самому принимать решения. Но какое к черту облегчение, если штурмбанфюрер СС и сотрудник главного управления имперской безопасности сообщает о русских танках под Берлином? А в Берлине ставка самого фюрера!

— Надо смотреть правде в глаза, — произнес Краусс и утомленно откинулся на спинку сиденья. — Значит, должны, пока возможно, принять кое-какие меры.

«Пока возможно...» — эти слова свидетельствовали о самом настоящем предательстве. Еще два дня назад Кранке без всяких угрызений совести арестовал бы и не такую персону, как Краусс, но вспомнил запах бензинового перегара от разогретых моторов прилетевшего «юнкерса», взволнованного пилота, выпрыгнувшего из самолета вслед за штурмбанфюрером, и решил, что с арестом можно и подождать, а сейчас надо слушать и мотать на ус каждое слово, ибо это единственный выход для рассудительного человека.

Ничего не ответил штурмбанфюреру, только еще немного отодвинулся, смотрел холодно и выжидающе.

Краусс усмехнулся не без презрения.

— Понимаю вас, гауптштурмфюрер! — сказал чуть ли не официально.

Он не назвал его, как раньше, интимно — Паулем, но Кранке никак не среагировал на перемену в его тоне. В нынешнем положении главное — опять же выдержка, и нужно сначала выслушать все, что скажет Краусс, лишь тогда можно сделать беспроигрышный ход.

— Так вот, гауптштурмфюрер, — продолжал Краусс, уже без улыбки, — я мог бы приказать вам, но думаю, будет значительно лучше, если мы найдем общий язык, и вы сами уясните неизбежность того, что произойдет очень скоро.

Кранке снова промолчал, ведь такие слова могли быть и провокационными. Он-то знал, что именно произойдет очень скоро и для себя лично кое-что предпринял. Да и надо быть последним дураком, чтобы, имея под рукой такого специалиста, как Валбицын, не запастись несколькими комплектами надежных документов, удостоверяющих вполне лояльное прошлое интендантского гауптмана Гросса или среднего коммерсанта Видемана (торговля строительными материалами). Тем более что Макс Видеман, кузен Кранке, в самом деле владел в Кенигсберге конторой по продаже строительных материалов и, по слухам, дошедшим до гауптштурмфюрера, месяц назад погиб от американской или английской бомбы.

Но кто может проверить слухи, когда защитники города еще отбивают бешеные атаки русских?

Однако не угрожает ли такая же судьба Бреслау?

Подумав об этом, Кранке почувствовал, как екнуло у него сердце, и сказал:

— Я внимательно вас слушаю, штурмбанфюрер...

И тут же запнулся, потому что даже такие слова можно истолковать по-разному... Предостерегающе поднял руку, но Краусса, видно, вполне удовлетворило сказанное, ибо он произнес самоуверенно, по мнению Кранке, даже чересчур самоуверенно:

— Я знал, что вы поймете меня с полуслова, Пауль, и полагаюсь на вашу энергичность, распорядительность и знание дела.

Что ж, против этого нечего было возразить, особенно если учесть, что и сам Кранке не склонен преуменьшать свои служебные качества.

— Да, — уверил гауптштурмфюрер, — можете рассчитывать на меня.

— Документы «Цеппелина» в порядке?

Кранке обиженно пожал плечами: мол, об этом штурмбанфюрер мог бы и не спрашивать.

— Что имеете в виду? — поинтересовался на всякий случай.

— Самые секретные... Списки личного состава школы. Агентов, заброшенных в советский тыл. Диверсантов и особенно резидентов. Ну и все прочее в таком же роде...

Кранке кивнул: само собой разумеется, под «прочим» Краусс понимает образцы советских документов, деньги, а также ордена и медали, снятые с убитых. Ответил уверенно:

— Все согласно инструкции. Списки резидентов и агентов, действующих в русском тылу, хранятся в единственном экземпляре в моем личном сейфе. Там же пароли и явки.

— Хорошо, даже очень хорошо, — одобрил Краусс. — Полагаю, у вас нет особых иллюзий относительно положения Бреслау?

— Еще вчера я считал, что мы продержимся. Но если Конев прорвался к Берлину...

— Завтра или послезавтра русские сомкнут кольцо вокруг города.

— «Цеппелин» не должен попасть в окружение! — вырвалось у Кранке, но он тут же запнулся, осознав, что, несомненно, это уже зависит не от него, не от Краусса, даже не от главного управления имперской безопасности, а от маневра танков маршала Конева. Эта мысль была такой нестерпимой, что он до боли в суставах сжал пальцы.

— Что «Цеппелин», — отозвался Краусс равнодушно, как расценил Кранке, даже преступно равнодушно, — из курсантов сформируете батальон и передадите штабу власовцев, если он, конечно, есть в Бреслау. Но лучшим людям надо дать настоящие документы, пусть просачиваются через линию фронта, оседают в советских городах, их следует снабдить явками, паролями и деньгами.

— Но зачем?

— Не будьте наивным, Кранке. Хорошие разведчики ценятся во все времена и во всех странах.

Кранке поднял глаза на Краусса, кажется, он начинал понимать, куда гнет штурмбанфюрер.

— Имеете в виду... — начал Кранке нерешительно и умолк: сама мысль об этом была крамольной, а высказанная вслух считалась предательством и каралась немедленно и беспощадно.

Внезапно подумал: каралась... Каралась вчера, позавчера, год назад... А сегодня? Когда русские под Котбусом и их снаряды взрываются на улицах Бреслау? Недаром же и он запасся документами коммерсанта, торгующего строительными материалами...

— Да, — повторил Краусс, не отводя глаз, — хорошие разведчики, профессионалы, такие, как мы с вами, Пауль, всегда в цене. Я уже не говорю о списке наших резидентов у русских... Знаете, чего он стоит?

Теперь Кранке понял окончательно.

— Вы установили контакты с... — Он все же не мог выговорить «с американцами» и продолжал, запнувшись: — в Швейцарии?.. Сами?

— Нет, — покачал головой Краусс, удивляясь тупости гауптштурмфюрера. — Неужели вы считаете?..

Но Кранке уже сам понял неуместность своего вопроса: специальный «юнкерс» и шифровка главного управления имперской безопасности о том, что штурмбанфюрер прибудет с особыми полномочиями и руководство «Цеппелина» должно выполнять все его указания, — разве этого мало?

Итак, Краусс, пребывая в Швейцарии, действовал там не по собственному разумению. И его немедленный отъезд из Берлина после провала операции с покушением на Верховного Главнокомандующего русских полгода назад оказался чистым блефом, как и слухи о том, что штурмбанфюрера собирались разжаловать и отправить рядовым на Восточный фронт. Это подтверждается уже тем, что он сидит в роскошном «опель-адмирале» рядом с начальникам «Цеппелина», да еще облечен особыми полномочиями РСХА.

Краусс помолчал несколько секунд, понимая, какие мысли тревожат гауптштурмфюрера. Что ж, в конце концов, Кранке по-своему прав. Ведь тогда, после провала акции с Ипполитовым, его, Краусса, спасло лишь то, что самолет, высадивший агента в русском тылу, разбился и весь его экипаж попал в плен. Кальтенбруннер, правда, рассвирепел, и только Скорцени смог убедить его, что обстоятельства иногда бывают сильнее людей, однако Краусс лишился своей должности в главном управлении, его перебросили на рядовую работу в Швейцарию, но и это считалось большим счастьем. Еще бы: о подготовке покушения на русского Верховного знал даже фюрер, и неизвестно, как тут смог выкрутиться сам Кальтенбруннер...