Идущая - Капшина Мария. Страница 6

Тшадоно Нга, родом из Занги, представлял собой весьма своеобразную личность. Учёный, поэт и философ, он сознательно отказался изучать магию по совершенно неясным ни для кого (кроме, возможно, самого Тшадоно Нга) причинам, тем самым отказавшись стать Мастером, хотя многие всё отдали бы за это звание. Выделялась из общего ряда и история его появления при имперском дворе. Удивляло, впрочем, вовсе не то, что многие представители интеллигенции были собраны в столицу со всех концов Империи, и не то, что Тшадоно оказался в их числе. Хотя поговаривали (очень тихо и очень нервно оглядываясь), что императрица — "…нет-нет, вы только не подумайте, что я осмеливаюсь судить или, охраните Вечные, осуждать, но мне всё-таки странно…" — многим казалось "странно", что пригласили не арнского Мастера, например, а "этого зангского недоучку". Главной же странностью нужно признать то, о чём едва ли кто-то знал (кроме императрицы, разумеется, и самого Тшадоно): в письме, пришедшем ему из Даз-нок-Раада, содержался не приказ явиться, а просьба, причем особо оговаривалось, что в случае отказа никаких репрессий не последует. Более чем неординарное заявление от всегда на репрессии щедрой Реды. Тем более, что слово своё она обычно держала (хотя всё-таки обычно, а не всегда). Так или иначе, но "зангскому недоучке" было высочайше позволено выбирать, служить императрице, или нет, и он выбрал первое, хотя порой не слишком лестно (и слишком по тем временам неосмотрительно) отзывался о некоторых её действиях. И приехав, пожилой ученый не стал менять своих убеждений, более того, он и скрывать их не вздумал, время от времени позволяя себе критиковать Реду. Но что самое странное, он, после вот уже полутора лет такого поведения при дворе, оставался в живых. И оставался единственным, кому императрица старомодно говорила "вы". Об этом последнем, впрочем, тоже мало кто знал. Реда предпочитала беседовать с ним наедине: скорее всего, она не хотела, чтобы у непочтительного поэта нашлись последователи, — но беседовала довольно часто. Тшадоно рассказывал о поэзии, в которой разбирался великолепно, а императрица редко упускала возможность пополнить своё образование. Тшадоно пытался время от времени переключиться и на более насущные проблемы, но его политические, экономические и в особенности социальные выкладки императрица упорно игнорировала. А на сегодня как раз была назначена очередная беседа.

Реда оставила своих провожатых за дверью и вошла. Просторное помещёние библиотеки, окрашивали в тёплые коричневые тона и шкафы с книгами, и стены, отделанные деревом, и тяжелые шторы, подобранные в тон. И великолепная подборка книг на семи известных императрице языках со всех концов света, тысяч двадцать томов. Впрочем, здесь хранились не все книги: часть их, самые нужные, императрица предпочитала держать под рукой, в своем кабинете, потому хотя бы, что работала она обычно именно там.

Беседовать с кем бы то ни было Реда любила сидя, потому обстановку дополнял небольшой стол с тремя креслами вокруг; вино, хлеб и фрукты стояли ещё на одном легком столике рядом. Некоторым (очень немногим) императрица позволяла присоединиться. Тшадоно в число таковых входил. И вряд ли причина крылась в том, что он являлся, фактически, её учителем. К социальным предрассудкам Реда относилась своеобразно: из всех привилегий она уважала удобные для себя. Свои, большей частью. Она отличалась, пожалуй, своеобразной демократичностью: оценивая людей исключительно за их личные достоинства, а никак не за наследственные должности и титулы.

Тшадоно ждал императрицу, стоя у окна: невысокий, начинающий полнеть пожилой человек, уже седой, но с яркими молодыми глазами. Императрица кивнула в ответ на приветственный поклон, села и жестом пригласила Тшадоно к тому же.

— Могу я задать вопрос? — в меру почтительно спросил он.

— Можете, — небрежно кивнула Реда. — Спросить всегда можно, это ответ не всегда можно получить.

Тшадоно вздохнул.

— Я всё-таки надеюсь на ответ, тем более, что вопрос не слишком дерзок. Я просто хотел узнать, что за беспорядки были сегодня в городе?

— Беспорядки! — фыркнула Реда. — Пара сотен горожан собралась на площади и робко сообщила, что есть хочется — теперь это называется "беспорядки"!

— И что вы сделали?

— Пообещала им хлеба и наказала зачинщиков, — пожала плечами Реда.

— Но почему было не начать раздачу хлеба ещё месяц назад, когда начались первые голодные смерти?

— Потому что тогда его не хватило бы до весны, а в таком случае действительно начались бы беспорядки. К тому же, до сих пор никто не просил.

— Вы прекрасно знаете, почему никто не просил! — сердито сказал Тшадоно. — Никто не хочет попасть вам под горячую руку! За что, во имя Хофо, вы засадили в тюрьму столько народу?

— Всего десяток тупых бездельников, — лениво сказала Реда. Она сидела, облокотившись на спинку кресла и затенив ресницами изумруд глаз. — Вы опять забываетесь, Мастер Тшадоно. Мне надоело напоминать вам, что я ни перед кем не намерена отчитываться. Лучше налейте нам немного вина.

Тшадоно встал и завозился с кубками на маленьком столике. (Для этого ему пришлось повернуться к императрице спиной, но правила этикета в Старой Империи писали люди практичные и осторожные: спиной к правителю поворачиваться можно, это у него за спиной нельзя стоять никому, кроме телохранителей) Возвращаясь к столу с кубками, он повернул голову вправо: Реда пристально смотрела на него. Впрочем, может быть, это только показалось — в следующее мгновение она уже со скучающим видом перевела взгляд к окну. Тем не менее, Тшадоно вздрогнул — едва заметно, но пряжка на его рукаве громко звякнула об один из кубков.

— Садитесь, — сказала Реда. — Расскажите лучше о поэзии, это я послушаю с куда большим удовольствием.

И Тшадоно рассказал. Он понимал и любил поэзию, кроме того, он её знал, и говорить на эту тему мог часами. И рассказывал он вдохновенно: если бы в этот момент из-под стола выполз огнедышащий дракон, Тшадоно ничего не заметил бы. Реда слушала внимательно, время от времени отправляя в рот какую-нибудь мелочь с блюда. К вину она не притронулась.

Вернись Тшадоно ненадолго с небес на землю, и ему нестерпимо захотелось бы забраться под стол, даже если бы огнедышащий дракон действительно там уже сидел: изумрудные глаза императрицы просвечивали ученого насквозь. Но он был слишком увлечен, и его взгляд приобрел осмысленное выражение только по завершении пламенного монолога.

С полминуты они молчали, а потом Реда вдруг заговорила безо всякой видимой связи.

— Вы ведь неглупый человек, Тшадоно. Вы, что я куда больше ценю, отличный поэт. Более того, вы один из тех редчайший людей, с кем мне приятно беседовать. Я даже закрывала глаза на ваши посиделки в доме на Жёлтой улице… Вы плохо владеете своим лицом. Ну разумеется, я знала, неужели я похожа на полную идиотку? Это было даже забавно: пятеро мальчишек и один старик так искренне надеются свергнуть жестокую тиранию… А седьмой внимательно всё слушает и раз в десять дней подробно докладывает. Я вполне могла позволить себе смотреть на это сквозь пальцы из уважения к вашему таланту. Но скажите, Кеила ради, ну на кой бес вам понадобилось меня травить? — она легонько постучала короткими ухоженными ногтями по хрусталю кубка.

Тшадоно на мгновение вскинул глаза на императрицу.

— Отравить? — глухо спросил он, но следующие слова звучали уже вполне обыденно:

— Какая странная мысль! Но это очень просто опровергнуть, я сам отопью из вашего кубка… Позвольте…

— Не позволю, — жёстко сказала Реда, жестом останавливая протянувшуюся руку. — Я хочу знать: зачем? Неужели, из-за вашего сына? Я думала, вы уже успокоились.

Тшадоно поднял глаза от нервно теребивших манжет пальцев.

— Мальчик ни в чем не был виноват перед Вашим Величеством. Он даже не знал о моей связи с подпольщиками. Он не заслуживал такой смерти! — его голос на мгновение дрогнул. — Но, как вы справедливо заметили, я действительно уже… успокоился.