Аэропорт - Лойко Сергей Леонидович. Страница 41

Старший мент торжественно вручил старшему бандиту ключи от города, то есть от всех сейфов в отделе, от оружейной комнаты, от служебных машин, и ушел в бессрочный неоплачиваемый даже рублями отпуск. А могли бы, конечно, и заплатить, «за понимание и сотрудничество».

В тот же день, когда был вероломно захвачен горотдел милиции, или «ментовка поганая», как его с любовью называли местные жители, СБУшники [141], словно сговорившись, тоже не оказались на работе в своем юротделе, когда туда наведалось совершающее «чес» по провинции все то же шапито «маски-шоу».

Конечно, рыцари плаща и кинжала, а то и паяльника и пассатижей не всегда могут быть видимы постороннему глазу. Но не до такой же степени, когда в их контору приходи, кто ни захочу, и забирай оружие и секретные документы с именами и кличками всех стукачей в городе. Литература полезная. Стукачи при любом режиме — вещь незаменимая.

Вот так к концу второго дня пребывания в Солегорске со своим и без того немалым арсеналом «маски» без всяких проблем заполучили стрелкового оружия на пару рот и БК для них же на неделю плотного боя. И теперь на пороге солегорской администрации их уже поджидала, заламывая руки, дебелая дама подпреклонного возраста с гидроперитным париком вместо волос — мэр города Авдотья Щепкина.

— Все в порядке! — обращалась она через спортивный мегафон «времен очаковских и покоренья Крыма» к жиденькой толпе, состоящей преимущественно из женщин ее же возраста и стати, а также военных и соляных пенсионеров, размахивающих российскими триколорами. — Это не какие?то пришельцы с запада. Это наши ребята с Донбасса. Я... я... я всегда выступала против новой власти, и вот она закончилась, правда?

Вопрос относился к тому, кто стоял рядом с ней на ступенях администрации, — высокому худому человеку в фуражке времен «Белой армии», в высоких, до блеска начищенных сапогах, в синем новеньком галифе и в таком же новом с иголочки френче выгоревшего цвета и фасона. Он был перепоясан кожаными ремнями, как белогвардейский контрразведчик из фильма «Неуловимые мстители». В правой руке в белой кожаной перчатке он держал стек, которым методично постукивал по блестящему сапогу, словно напевая «Поручика Голицина». Из?за черной маски на лице трудно было понять, есть ли на нем пенсне. Равно как и невозможно было увидеть, насколько реинкарнированный герой еще той, настоящей Гражданской войны похож на поручика с бешеными белесыми глазами из белогвардейского гестапо, которому его шеф полковник Щукин из самого популярного советского сериала как?то заметил: «Я сомневаюсь, поручик, была ли у вас мать!».

Этот удивительный человек был не кто иной, как бывший спецслужбист и до недавнего времени режиссер-любитель и такой же продюссер массовых исторических военизированных реконструкций, «российский публицист и писатель» (если верить Википедии) Апполон Бальзаминович Дыркин, действующий ныне под емким и звучным позывным «Расстрел».

Дыркина в свое время выперли из Учреждения за сдвиг по фазе «на почве национализма и великодержавного шовинизма». Но, как известно, бывших кагэбэшников не бывает, и талантливый псих дождался?таки своего второго шанса, который и открыл ему путь к его звездному часу. Страна, откуда он приехал, родина-мать талантливых психов, востребовала его талант снова, и Дыркин ее не подвел.

Пока власть в Киеве соображала, как отреагировать на новое вторжение северо-западного соседа, теперь уже в материковую Украину, Дыркин развил в Солегорске бурную деятельность. Он раздал стрелковое оружие под запись в блокнот «лучшим людям города» — безработным, бомжам, наркоманам, бывшим зекам, персонажам, у которых жизненное кредо и профессиональное резюме отображались в их татуировках. Таким образом он и увеличил численность своей маленькой народно-освободительной армии до двух полных рот.

К этому времени в город на усиление «повстанцев» прибыли два БМП и четыре БТРа, «отжатые безоружным народом у украинских силовиков».

Местных похмельных гвардейцев он расставил по всему городу и приказал на каждом перекрестке возводить баррикады. Свой штаб он разместил в здании СБУ. Он был очень рад наличию глухого подвала с множеством меленьких комнат-камер, запирающихся снаружи на ключ. Но больше всего ему приглянулась крохотная комнатка-шкаф, без окон, без дверей, встроенная каким?то образом в стену лестничного пролета между первым этажом и подвалом. В ней не было ни единого окна. Стоял один-единственный стул, и еще было крошечное пространство, чтобы рядом мог стоять человек и, к примеру, размахивать руками. Дыркин не мог знать, для чего эту комнату использовали прежние хозяева, да это и не имело значения. Главное, он знал, для чего ее будет использовать он.

— Ого, знакомая картинка, — почти одновременно произнесли журналисты Тимур Орловский и Алексей Молчанов, когда их такси въехало в город Солегорск, звеня обвисшими бамперами, как свадебными жестянками, и остановилось у первого блокпоста, прямо посередине моста.

Баррикада полностью состояла из автомобильных покрышек. Ее охраняли три человека неопределенного возраста в гражданских обносках всепроникающей фирмы «Адидас». Двое из них были вооружены железными прутами, третий — бейсбольной битой. Рядом, у покрышечной стенки, стояли три автомата АКМ. Видно было, что люди в масках чувствовали себя с подручными средствами уверенней, чем с автоматами, особенно игрок в бейсбол. «Наверное, одна из самых популярных игр в здешних местах», — отметил про себя Алексей, слегка недоумевая, почему покрышки до сих пор не воспламенились от перегара дежурных по блокпосту.

Проверив багажник, салон и документы, «адидасы» в масках пропустили машину.

— Украина — страна старых покрышек, впрочем, как и Россия, — заметил Алексей вслух, пока их «Антилопа-Гну -2» сотрясалась на первой скорости меж бездонных воронок, оставленных в городском асфальте не войной, которая еще не началась, а беззаботно-многострадальной мирной жизнью, которая, похоже, уже заканчивалась.

— У них даже есть национальный герой по имени Кожедуб Покрышкин, — вставил Тимур.

— Ага, Карл Маркс и Фридрих Энгельс не муж и жена...

— ...а четыре разных коммуниста, — подхватил Тимур.

Они давно знали друг друга и могли между собой старые шутки просто называть по номерам.

Продолжая петлять между ухабами и выбоинами, друзья наслаждались городским ландшафтом. Город состоял преимущественно из унылых, обшарпанных, давно не знавших ремонта пятиэтажек, окопавшихся между помоек, похожих на свалки. И если в известной повести Андрея Платонова фигурировала республика, которая была «одной из самых несчастных республик» Советского Союза, то Солегорску вполне подошло бы определение одного из самых несчастных городов на бывшей одной шестой части мировой суши. Народу на улицах не было совсем, к тому же день был серым и прохладным.

Наконец, после пяти или шести блокпостов они добрались до центральной площади Солегорска. Любую центральную площадь практически в каждом российском или украинском городе раньше можно было опознать по гигантскому памятнику вечно живому гранитному или железному вождю, профессиональному сифилитику-графоману.

— Остановимся здесь минут на десять, — сказал Алексей водителю, и друзья вышли на площадь, где, в отличие от остальной части городка, жизнь била ключом.

С момента совместного выступления бывшего мэра и нового военного губернатора города Дыркина народу заметно прибавилось. Появилось много молодых и среднего возраста людей, которые держали российские флаги и портреты Путина с голым торсом, бицепсами Шварценеггера и в неизменных черных очках. Одно из таких фото даже повесили на широкую ленинскую грудь.

Люди с флагами и портретами непрерывно подогревали толпу, скандируя «Донбасс — Россия!» и «Фашизм не пройдет!».

«И не проедет», — заметил про себя Алексей.

На обочине были припаркованы с десяток туристических автобусов.