Дезертир флота - Валин Юрий Павлович. Страница 23

Квазимодо, криворото ухмыляясь осколками зубов, хлопнул солдата по плечу:

– А что нам станется? Мы, парни Глора, везде пройдем. Главное – вместе держаться.

Зато грести Квазимодо не пришлось. Он сидел на носу лодки у собранного и установленного эвфитона. Глири лично приходил проверить орудие. Наорал и огрел плетью за несмазанные «плечи» и вал. Квазимодо знал, что у второго эвфитона имеется куда больше проблем – там и тетиву подмочили, и штифт расшатался. Но какой смысл оправдываться? Не нравимся начальству – переживем. На поясе Глири рядом с кинжалом самым наглым образом висел кукри. Такой бесстыжести вор не собирался прощать, пусть даже сотник теперь каждый вечер пивом начнет угощать.

Пока о пиве не могло быть и речи. Палило солнце, особенно беспощадное посреди речной глади. Сопели гребцы – двигаться приходилось против течения, и лодки-скрадухи, не предназначенные для длинных походов, двигались медленно. Квазимодо смотрел вперед и на ближний берег. Там тянулись однообразные заросли тростника, сам берег за ними почти не был виден, только торчали в отдалении те горы-холмы, которые за плоские верхушки солдаты прозвали «столами». Иногда в тростниковой стене появлялся просвет и был виден песок, истоптанный звериными лапами и копытами. Самих животных отряд почти не встречал – очевидно, движение десяти лодок распугивало осторожных тварей. За два дня продвижения вверх по реке Квазимодо видел только стадо каких-то крупных, похожих на коров, вооруженных слишком длинными рогами животных. На воде жизни было куда больше: то и дело всплескивали, выпрыгивали, блестя яркой чешуей, быстрые рыбины. Мелкие рыбешки гонялись за насекомыми, за ними самими гонялись рыбы чуть покрупнее. Иногда из воды поднимались и громко лопались воздушные пузыри – Квазимодо опасался, что там неосторожных пловцов подстерегает кто-то крупный. Фуа еще перед отплытием предупреждал товарища, что в реке обязательно водится кто-то любящий свежее мясо в больших количествах. Но пока крупные хищники ничем себя не выдавали. У границы тростника спокойно бродили цапли и еще какие-то забавные горбоносые птицы. Торопливо извивались по водной поверхности мелкие змеи, да стаи назойливых коричневых птичек устраивали в зарослях у воды оглушительный гвалт.

– Как гребешь, морда бестолковая?! – снова не выдержал Бубен. – Руки тебе пообрывать и в задницу вставить.

Квазимодо услышал звук удара, но не обернулся. Опять Бубен принялся «желтка» воспитывать. А что от носильщика требовать, если дохляк едва весло в руках удерживает? Устал сам Бубен – орет, потому как получается, что он на левом борту в одиночку гребет. Лодку все время в ту сторону увидит.

– Не ори на него, – неожиданно сказал фуа. – Или нож в него сунь, или за борт выкинь. А орать и бить зачем?

– Ты еще мне посоветуй, жаба недоделанная, – возмутился Бубен. – Каждый хер медузий командовать начинает. Сейчас самого возьму за ноги и в воду суну.

– Не сунешь, – огрызнулся ныряльщик. – «Желток» не сегодня-завтра околеет, а ты его еще колотишь. Жопосид ты тупой, трахнутый, нас бы пожалел – втроем грести придется.

– Это я-то трахнутый?! – взъярился Бубен. – Вот жабенок гнойный, едва со своих островов загаженных нос высунуть успел, а уже указует. Да я тебя сейчас на весло по самые уши натяну…

– Слышь, Бубен, ты потише, – посоветовал Квазимодо. – Ныряльщика мне велено охранять. Сломаешь ему чего – нас с тобой Глири точно повесит.

Бубен засопел еще громче:

– Дойдем, я тебя, жаба, поимею.

– А отсосать не хочешь? – поинтересовался фуа.

Лодка заколебалась – Бубен ухватил маленького ныряльщика за рубашку.

– Сейчас кто-то по тупой башке карро [22] получит, – пригрозил Квазимодо.

– Чего разорались? – поддержал одноглазого парня Уэн. – Лучше гребите. Опять налево заваливаемся…

Вечером, расстилая плащ, Квазимодо сказал:

– Ты поосторожнее. Вояки тяжелее тебя раза в три. И злые. Бубен двинет разок, и будет у тебя рожа как мое личико.

– Не будет он меня бить, – упрямо сказал ныряльщик. – Пока я нужен – и пальцем не тронут.

– А потом? – с интересом спросил вор. – Когда достанешь то, что им нужно?

– Потом уйду. Я здесь, на реке, и так проживу. На Флот возвращаться мне незачем.

– Ну-ну. Ты лучше про такие планы помалкивай. И не ругайся. Парни могут и забыть на мгновение, что ты нужен.

– Все ругаются.

– Все – не ты. Они всегда ругались, а ты раньше молчал. За словами обидными часто сталь в ход идет. Я урод, и ростом с тебя, но Бубен меня задевать постесняется. Знает, что может и нож под лопатку заполучить. А ты готов кровь не только из рыб пускать?

– Я не трус, – прошептал фуа.

– Да я знаю. Но знают ли остальные? Вдруг доказывать придется?

– Я справлюсь.

– Ну как знаешь. Давай спать.

Утром вышла задержка. Одна из лодок потекла. Пока чинили, Квазимодо с ныряльщиком забрались в заросли тростника и неплохо позавтракали тремя тут же выловленными рыбами.

– Здорово ты ловить умеешь, – сказал вор, осторожно разжевывая мелко порезанную рыбу. – Они что, к тебе сами идут?

– Нет. Это я знаю, куда они плыть собрались.

– Здорово. Я вроде рядом с морем вырос, но таких ловких рыбаков не видел.

– Люди рыбу не ловят, – с презрением сказал фуа. – Они ждут, когда самая тупая рыба в сети зайдет или на крючок сядет. Время теряют. Бессмыслица.

– Ну не скажи. Многим просто нравится с удочкой сидеть. Вроде как пиво пить. Отдых такой. Вот я знал одну леди, она очень даже любила про рыбалку поболтать.

– Да слышал я уже про твою леди Катрин. – Ныряльщик обсосал рыбий хвост и принялся солить следующую тушку. – Любишь ты про эту бабу говорить. Наверное, хорошо с ней спал?

– Не баба она! Настоящая леди. И не спал я с ней, хотя и не отказался бы.

– Чем в постели леди от не леди отличается? – поинтересовался фуа, обкладывая рыбье филе длинными листочками.

– Хрен его знает. Я же с настоящей не пробовал. – Квазимодо разозлился. – Вот увидишь настоящую леди, сам поймешь. Одичали вы там на своих островах, ни во что не верите. Дикари офигительные.

– Не ругайся. Раз ты в леди веришь, я тоже поверю. Я леди Катрин не знаю и ее оскорбить не хотел. Извини. – Ныряльщик сунул в руку товарищу пучок листьев.

– Ладно. – Квазимодо почесал нос. – Пока леди не увидишь, как в нее верить? Но когда-нибудь помянешь мои слова.

– Вряд ли. На дне если леди и встречаются, то их от других утопленниц не слишком отличишь. И вообще, может быть, твоя леди единственная была?

– Нет, я еще одну знал. – Вор замолчал и вложил в рот маленький кусочек рыбы, завернутый в листочек. – У-у, какое кисленькое. Ты и в травах разбираешься?

– Только в тех, что у воды растут.

– Угу. – Квазимодо глубокомысленно пожевал. – А к примеру, чтобы желудок прочистить, здесь ничего не растет?

Фуа посмотрел с удивлением:

– Это у тебя от рыбы трудности? Или просто соскучился по развлечению в кишках?

– Так, на всякий случай. Вдруг чего.

– Если захочешь вспомнить болото загаженное, копай вот тот тростник. У него корни жирные, белые. Сок пососешь – мало не покажется.

– Много – не мало, – заметил Квазимодо, оглядывая бесконечные заросли тростника. – Дай я отрежу еще кусочек рыбки…

Началось с того, что мелкие, вьющиеся над лодкой мушки совершенно озверели и полезли в нос и уши. Солдаты дружно отплевывались и ругались. Квазимодо пришлось особенно нелегко – искалеченный рот почти не закрывался, и сволочные мошки этим пользовались.

– Дождь будет, – тихо сказал фуа.

Бубен посмотрел на слепящее солнце и засмеялся:

– Ага, лягушки заквакали. И дождь будет, и шторм со шквалом.

В полдень на солнце легла серая дымка, сгустилась, и хлынул ливень. Квазимодо суетливо накинул на эвфитон плащ. Сквозь густую завесу струй глухо орал Глири, приказывая поворачивать к берегу. Стало невозможно ничего рассмотреть дальше протянутой руки. Лодки врезались в стену тростника, гребцы с проклятиями прыгали в воду, вытаскивали отяжелевшие суденышки на берег. Когда «скрадуха», в которой плыл вор, оказалась на песке, она была чуть ли не наполовину полна воды. Квазимодо прыгал вокруг, снимая орудие, остальные вытаскивали груз. Когда лодку начали переворачивать вверх дном, ее деревянные ребра жалобно захрустели, а кожаное брюхо опасно раздулось от непомерной тяжести воды. Ругались все, включая молчаливого фуа. Отряд сгрудился на узкой полосе берега под боком пологого, заросшего кустарником холма.