Удар Святогора - Новожилов Денис. Страница 23

– Волшебством – да, волшба богатырей не берет, но есть и другие возможности.

«Ничего себе новости – появился способ отводить глаза богатырям! Это всем вестям весть, ее необходимо сообщить Полкану… только как? Думает, что я сейчас начну расспрашивать подробности и выдам себя как лазутчика; не на того напали. Хотя знают они про меня немало».

– Ну что же, погулял бы я с удовольствием, ноги размять – дело доброе. А про что ты говоришь, боярыня, я уж не ведаю, не обессудь.

Молчаливый стражник открыл его клеть, и впервые ему позволили выйти на свежий воздух. Бежать сейчас смысла не было никакого, вокруг незнакомое окружение. Так только глупые люди бегут, и их же быстро ловят. А в том, что ловить здешние обитатели умеют, Яшка не сомневался – вон даже кикимору поймали.

Конечно, после долгого заточения выход наружу всегда производит впечатление, но тут случай был особый. Китеж производил впечатление сам по себе. Для начала: все дома, которые видел перед собой узник, были каменными. Да что там дома, мостовые тоже были мощены камнем. Такого даже в Киеве нету, да пожалуй, и нигде не было. В Еуропах, поговаривали, пошла такая мода, да в империи орла, в самом Риме такое было, до его падения. Но Рим – он такой один, а тут какой-то Китеж, на задворках Руси… Но и это не все: окна в домах были большими, и в них стояло прозрачное стекло. Да такое, что поначалу и не заметишь. Стекло использовали и в Киеве, но пока оно было мутноватым, чаще использовали цветные стекла как витражи. У князей окна были почище, в домах попроще бычий пузырь натягивали, но такого ровного и чистого стекла Яшка еще не видывал. Но еще более чудные устройства стояли вдоль улиц: внешне напоминавшие палку, но на конце ее – огонек, освещавший все вокруг. И свет ровный, совсем не похожий на отсветы факелов или лучин. Если стекло и мощеные улицы еще можно было как-то уложить в понятные рамки, то эти устройства были лазутчику совсем незнакомы. А Яков, по роду своей деятельности, много где бывал, в разных странах и городах.

– Никак солнце поймали, – вяло пошутил он, стараясь не выказать своего интереса к непонятным устройствам.

– Нет, здесь не солнце, скорее – молния, – поймала его взгляд таинственная боярыня.

– Молнию поймать нельзя, молнию Перун пускает, когда ему того хочется.

– Так, может, сам Перун нам ее и подарил.

– Быть того не может, чтобы Перун – да врагам Руси-матушки что-либо хорошее сделал. Не говорите, как солнце поймали, ну и не надо, а про Перуна врать не нужно, молнию поймать никак нельзя, потому как она есть проявление божественной воли.

– А солнце, стало быть, можно?

– Солнце – его как сотворили боги нам на радость, так и светит, никто и не запрещал его ловить да использовать. Оно для того и существует, чтобы светить. А молния – она поражает неверных да врагов Перуна.

– То ли еще увидишь, – усмехнулась его спутница, – пойдем, покажу тебе город наш, а ты уж там сам решишь, враги мы Руси-матушке или нет. Про меня-то слыхал что-нибудь?

– Как не слыхать, слыхал. Постоянно мне матушка говорила – ох, попадешься ты беде-кручине, если мамку слушать не будешь!

Боярыня звонко рассмеялась; смех у нее был приятный, как и голос. Женщина вообще сразу к себе располагала, но Яков был калач тертый, на такое не велся. Шутим, травим байки, а вокруг посматриваем внимательно, да на ус мотаем, что говорят и как это говорят.

– Нравишься ты мне, Яша, мы с тобой еще подружимся, я бойких да находчивых людей страсть как люблю.

– Так я со всей нашей радостью, – широко улыбнулся Яков, – но разве друзей в клетках держат?

– Так мы пока не друзья, мы только можем ими стать, но ведь можем и не стать. Так все же, Яков, что тебе про меня известно?

– Да я тебя, уважаемая, первый раз в жизни сегодня увидел, что мне может быть про тебя известно?

Женщина долго и изучающе смотрела на него, а Яков сделал самое невинное выражение лица, на которое был способен, тем более тут и играть не пришлось, что он мог ее знать-то.

– А ведь и вправду ничего не знаешь, – задумчиво произнесла его спутница, – это, конечно, для тайного двора очень странно. Мне казалось, боярин Полкан службу организовал справную, что-то должно было просочиться…

– Вспомнил! – радостно гаркнул Яков; боярыня выжидающе взглянула на него. – Вспомнил, говорю. Полканом собаку соседскую звали!

Теперь Яков старательно изображал веселого, но глуповатого человека, проверяя, как поведет себя собеседница.

– Собаку, значит, – улыбнулась собеседница, – ну что же, ладно. А зовут меня, милый мой друг, Марья. Должен был слышать, в народе Искусницей прозвали.

– Ага, – недоверчиво протянул Яшка, – а я – Святогор. Просто болею немного, вот и усох. А так-то я большой и очень сильный.

Боярыня снова звонко засмеялась, как будто маленькие колокольчики звонили.

– Святогора я уж тысячу лет знаю, ты на него совсем не похож. Святогор к тому же шутить не очень любит. – Самозваная Марья Искусница задумалась на некоторое время. – Даже больше тысячи лет его уже знаю, мы же первые богатыри с ним были, да еще Черномор.

– Впервые вижу женщину, которая себе возраст не убавляет, а прибавляет, – искренне восхитился Яшка, – надо этот момент как-то запечатлеть. И вообще, женщин-богатырей не бывает.

– Это кто тебе такое сказал?

– Ну… никто. Просто богатыри – они…

– Могучие мужики, закованные в доспехи, с острыми железками наголо, бегают и ищут чудовищ, чтобы тех поубивать, – подсказала Марья.

– Точно. Кроме Микулы, он крестьянствовать любит. Но все равно мужик могучий.

– Если я возьму булаву и дам промеж глаз твоей кикиморе, ты поверишь?

– Дело это нужное, – одобрил Яков, – я бы и сам ей ремня всыпал, только богатырем меня это не сделает.

– А что сделает?

– Как что, сила богатырская! У богатыря раны заживают быстро, его яды не берут, он тяжести может поднять.

– У меня сила богатырская другого рода, я диковинки всякие могу создавать, да такие, что никому не под силу. Пойдем, покажу одну из них.

Горница была чистая и светлая, однако же самая обычная, решительно ничем не примечательная. Стол, несколько стульев, скатерка на пустом столе, стены. Яков, ожидающий увидеть что-то этакое, даже немного разочаровался. После пойманных в стекло солнц можно было ожидать чего-то особенного.

– Скажи, Яков, чего бы ты больше всего хотел сейчас съесть?

– Щуку, как мама моя готовит – с яблоками и капустой, – нахально ответил Яков, не задумываясь.

Боярыня постучала по скатерти – и на ней из ниоткуда появилась вдруг щука на тарелке. Запах от нее шел именно такой, как надо, тот самый – из детства. Яшка недоверчиво посмотрел на блюдо.

– Да ты попробуй, не бойся, чего нам тебя травить, если можем запросто казнить.

Пленник недоверчиво отломил кусочек и положил в рот. Это было невероятно: готовить щуку подобным образом умела только его покойная матушка, в этом Яшка мог поклясться. И все же это была именно та щука, тот самый рецепт, давно потерянный.

– Вот уж не думал, что кто-то сможет повторить это блюдо… тут удивили, врать не буду.

– Я назвала это «скатерть-самобранка», – охотно пояснила спутница, – вот и такие чудеса могу иногда делать, когда проголодаюсь и настрой нужный.

– Так ведь это же чудо, – восхитился Яков совершенно искренне, – такую скатерку в каждый дом надо, и вот оно, счастье, только руку протяни!

– Слышал ли ты про мечи-кладенцы?

– Так кто же на Руси не слышал!

– И сколько их всего?

– Ну как сколько, – задумался лазутчик, – один у Святогора, еще один у Финиста был, остальные пропали во время набега Тугарина, всего их десять было, если память меня не подводит, только при чем тут мечи?

– Это одновременно и правда, и нет: настоящий кладенец только один, тот, что у Святогора. Его сам Сварог сковал, остальные же девять – это Перун пытался повторить творение брата, да так и не вышло.