Прекрасное далеко - Брэй Либба. Страница 47

Мне ужасно не повезло, я иду рядом с дочерью какого-то богатого купца, которая, должно быть, смертельно боится тишины, потому что болтает без умолку. Я про себя называю ее мисс Коробка С Болтовней.

— А потом она танцевала с ним четыре раза подряд! Вы можете себе такое вообразить?

— Просто скандал, — отвечаю я без малейшего энтузиазма.

— Именно так! Всем известно, что больше трех раз подряд танцевать нельзя! — кивает она, не заметив моего сарказма.

— Осторожнее, — предупреждаю я. — Взвод вдовушек на горизонте.

Мы останавливаемся с самым скромным и невинным видом. Команда престарелых леди, напудренных и приукрашенных, как торт с меренгами, проходит мимо, едва удостоив нас кивками. Толпа слегка редеет, и у меня чуть не останавливается сердце. Саймон Миддлтон, неотразимый в белом костюме и шляпе-канотье, идет в нашу сторону. Я и забыла, как он красив, — высокий, хорошо сложен, с каштановыми волосами и глазами синими, как спокойное море. Но в этих глазах постоянно мелькает что-то порочное, что заставляет девушек чувствовать себя так, будто он их раздевает, не интересуясь возражениями. Рядом с Саймоном шагает прелестная брюнетка. Она маленькая и хрупкая, как фигурка на музыкальной шкатулке. Ее сопровождающая идет сзади, не отставая ни на шаг и всем своим видом воплощая респектабельность.

— А что это за девушка с Саймоном Миддлтоном? — шепотом спрашиваю я.

Мисс Коробка С Болтовней приходит в восторг от того, что я готова посплетничать с ней.

— Ее зовут Люси Фэрчайлд, и она какая-то его дальняя родственница, — сообщает она с придыханием. — Американка, и весьма состоятельная. Новое состояние, само собой, но денег у нее просто куча, и ее отец прислал красотку сюда в надежде, что она подцепит какого-нибудь бедного второго сына и вернется домой с титулом, чтобы добавить блеска их денежкам.

Так, значит, это и есть Люси Фэрчайлд… Мой брат с удовольствием бы поохотился на нее, желая завоевать и ее внимание, и ее состояние. Да любой мужчина не отказался бы.

— Она очень красива.

— Да, просто само совершенство, — с завистью соглашается мисс Коробка С Болтовней.

Я, наверное, надеялась услышать, что ошибаюсь — «Да ну, я даже хорошенькой ее не считаю. У нее смешная шея, а нос очень странной формы». Но красота дальней родственницы подтверждена, и почему же эта красота словно бросает на меня такую длинную тень, что весь мой свет до последней искры угасает?

Мисс Коробка С Болтовней продолжает:

— Уже ходят слухи о ее помолвке.

— С кем?

— Ох, ну вы и… Да с Саймоном Миддлтоном, конечно! Разве они не чудесная пара?

Помолвка. На Рождество Саймон сделал мне точно такое же предложение. Но я его отвергла. А теперь гадаю, не слишком ли я поспешила, отказавшись от Саймона.

— Но это пока только слухи, — говорю я.

Мисс Коробка С Болтовней осторожно оглядывается вокруг и поворачивает зонтик так, чтобы прикрыть нас обеих от нежелательных взглядов.

— Знаете, мне бы не следовало этого повторять, но я случайно узнала, что состояние Миддлтонов не самое лучшее. Они нуждаются в деньгах. А Люси Фэрчайлд невероятно богата. Я бы не удивилась, если бы они в любой момент объявили о помолвке. О, это же мисс Хэмпхилл! — восторженно восклицает Коробка С Болтовней.

Заметив кого-то, более весомого, чем я, она тут же исчезает, не добавив ни слова, за что, наверное, мои уши должны ее поблагодарить.

Пока бабушка болтает с какой-то престарелой дамой о садах и ревматизме и прочем в этом же роде, я стою на Роттен-роу, наблюдая за лошадьми и отчаянно жалея себя.

— С Пасхой вас, мисс Дойл! Вы прекрасно выглядите.

Рядом со мной стоит Саймон Миддлтон. Он силен, уверен в себе, он улыбается, а на щеках у него ямочки… и он один.

— Спасибо, — говорю я. — Рада вас видеть.

— И я рад видеть вас.

Я слегка откашливаюсь. «Ну, скажи что-нибудь остроумное, Джемма! Что-нибудь неординарное, ради всего святого…»

— Чудесный сегодня день, не так ли?

Саймон усмехается.

— Верно. Дайте-ка сообразить… вы чудесно выглядите. Чудесно увидеть друг друга. И, конечно, день сегодня чудесный. Я уверен, мы согласимся в том, что все вокруг чудесно до полной чудесности.

Он заставляет меня рассмеяться. Это он умеет, у него особый дар.

— Я совершенно не умею поддерживать разговор.

— Ничего подобного. На самом деле, осмелюсь предположить, вы… чудесный собеседник!

Мимо проносятся несколько всадников, и Саймон весело приветствует их.

— Я слышала, вы скоро будете принимать поздравления, — говорю я.

Это очень большая дерзость с моей стороны.

Саймон выгибает брови. Его губы складываются в насмешливую улыбку, и он становится еще более привлекательным.

— С чем, скажите на милость?

— Говорят, ваши отношения с мисс Фэрчайлд весьма серьезны, — отвечаю я, глядя, как Люси Фэрчайлд садится в седло.

— Что-то мне кажется, что любимый вид спорта в Лондоне вовсе не крикет, — говорит Саймон. — На самом деле это сплетни.

— Мне не следовало этого повторять. Извините.

— Не за что извиняться. Во всяком случае, передо мной. Я предпочитаю прямоту, даже грубость.

Его улыбка становится порочной. Она действует, как магия, у меня начинает кружиться голова.

— Вообще-то я уже отдал сердце одной девушке.

У меня все сжимается внутри.

— О?..

— Да. Ее зовут Бонни. Она вон там.

Саймон показывает на гнедую кобылу, которую ведут на стартовую линию.

— Кое-кто поговаривает, что у нее слишком крупные зубы, но я с этим не согласен.

— И представьте, как вы заодно сможете сэкономить на садовнике, потому что траву сможет подстригать Бонни, — говорю я.

— Да. У нас будет счастливый союз. Непоколебимый, — говорит он, и я смеюсь.

— Знаете, мне бы хотелось кое о чем с вами поговорить, если можно, — неуверенно говорю я. — Это касается вашей матушки.

— Разумеется.

Но вид у него сразу становится разочарованным.

— Что еще она натворила?

— Дело в мисс Уортингтон.

— А, Фелисити! И что же она натворила?

— Леди Маркхэм должна представлять ее ко двору, — говорю я, игнорируя его насмешку. — Но ваша мать, похоже, против этого.

— Моя мать не является поклонницей миссис Уортингтон, и их отношения совсем не улучшились после вашей выходки на Рождество, я говорю о мисс Брэдшоу. Моя мать считает, что от этого пострадала ее собственная репутация.

— Мне очень жаль. Но Фелисити должна выйти в свет. Я могу что-нибудь сделать, чтобы помочь этому?

Саймон обращает ко мне злонравный взгляд, и я чувствую, как у меня краснеет шея.

— Да оставьте вы все это.

— Я не могу, — умоляюще произношу я.

Саймон кивает, задумываясь.

— Тогда вы должны как-то завоевать расположение леди Маркхэм. Скажите Фелисити, что она должна очаровать эту старую летучую мышь, а заодно и ее сынка, Горация. Это поможет ей добиться представления ко двору… а заодно и наследства. Да, — говорит Саймон, видя, как изменилось мое лицо, — я знаю, что она должна появиться при дворе, чтобы получить деньги. Да об этом все знают. И в Лондоне есть очень много таких людей, которые предпочли бы видеть нахальную Фелисити Уортингтон в полной зависимости от отца.

Вдали всадницы выстраиваются в линию, ожидая сигнала. Они выпрямились в седлах, являя собой картину сдержанности и элегантности, а их лошади с шорами на глазах фыркают и храпят. Они готовы бежать, показать, на что способны.

— Приятно было повидать вас, Джемма.

Саймон легко, очень легко касается моей руки.

— Я все думал, как вы поживаете, сохранили ли ту шкатулку с двойным дном, что я вам подарил, и продолжаете ли запирать в нее свои маленькие тайны.

— Я сохранила ее, — отвечаю я.

— Загадочная Джемма Дойл.

— А у мисс Фэрчайлд есть секреты? — спрашиваю я.

Саймон смотрит туда, где сидит в седле Люси Фэрчайлд.

— Она… абсолютно безмятежна.

Безмятежна. Беззаботна. В ее душе нет темных пятен.