Рацухизация - Бирюк В.. Страница 68
Конструкцию с двумя бачками — один для воды, другой — для карбида, с дозирующим устройством между ними, форсункой и отражателем — убираем на полку.
И достаем оттуда взад — «Астральную лампу». Потому что верим Эдгару По:
«Блеск — вот главное заблуждение американской теории внутреннего убранства, заблуждение, которое легко объяснить уже описанным извращением вкуса… Мы разумеем, конечно, астральную лампу в собственном смысле — лампу Арганда с первоначальным простым матовым абажуром и смягченным, ровным, точно лунным светом. Абажур граненого стекла — это жалкое изобретение дьявола».
Вкуса у меня никакого нет. Поэтому и его извращение мне не грозит. На Руси про огранку стекла забыли ещё в начале 11 века. Только шлифовка. Поэтому никаких «жалких изобретений дьявола» прогрессировать не будем.
В тот момент у меня уже была поставлена стекловаренная печка. Я надеялся получить к концу лета приемлемое стекло для своих скипидарных светильников. А пока решил проверить их так.
Технология «выколотки» здесь известна, точильный станок под шлифовальный переделать — особого ума не надо. Через неделю «воздуходуй» порадовал меня четырьмя экземплярами «астральной лампы» с параболическими отражателями.
Надо ж проверить! В условия, максимально приближённых… На поварне. Заправили, притащили, расставили по углам, запалили… Позвали Домну.
Сначала она перепугалась:
— Ой, горим, никак?! Пожар?
— Не пожар, а улучшенное освещение. Теперь люди будут видеть — чего они в рот кладут.
Тут она посуровела. Осмотрелась внимательно. Выразилась. Негромко и нецензурно. И заорала:
— Вы… мать… растудыть… кракозяблы… безрукие… многожрущие — малотрудящиеся…!
Воспроизвести дословно не берусь. Тут Гомер нужен. С его «шлемоблещущими» греками.
Я сперва удивился: чего это она так на меня? Потом понял: не на меня. Домна устроила тотальный аврал всей своей кухонной команде. Я про старые очки рассказывал? — Ну, вот где-то так. Многое стало видно.
Странно: я же сделал как лучше! А она обиделась и разозлилась.
— Домнушка, да что ж ты так рычать начала! Я ж просто свету добавил…
— Иди ты… к себе в опочивальню. И свети там сколь хочешь. Пущай Гапка твоя краснеет. Вот же стыдобища кака настала… недоглядела-недопроверила… Стыдно-то перед людьми — выходит, я всех вот в таком сраче кормила-угощала…
Я понимаю, что она злится на себя, но достанется всем. Начал, было, развлекать: показывать, как эта лампа работает.
— Тут вот пипочка, сюда сдвинул — заслонка пошла, воздух перекрыла, огонь угас. Ну-ка попробуй.
Мда… Хороший у меня кафтан был. Сгорел.
Домна с непривычки дёрнула задвижку чересчур сильно, её заклинило, она рванула… «Сыр выпал — с ним была плутовка такова».
Скипидар — не сыр. А лампа — не свеча. Фарадей об этом много говорит: упавшая свеча обычно гаснет. От неё что-то может загореться — занавески, скатерть… Но сама свеча в горизонтальном состоянии — гаснет. Потому что свеча — заводик по производству горючего. Оно — только в чашечке свечи. А в лампе горючее — в её бачке.
Домна своротила конструкцию и выронила лампу. Скипидар вылился на пол и вспыхнул. Девка, стоявшая рядом с ведром грязной воды, немедленно завизжала и плесканула. Заливать горящее масло водой… Тут уже все завизжали!
Но я же — попадун! Я же всё знаю-умею! Я же… Короче: я так уже горел в первой жизни. Что нас и спасло. Конечно, правильнее было бы поставить аргоновую систему пожаротушения вытесняющего действия. Но — нету. А вот кафтанчик… — был. Ну и фиг с ним.
Потом отпаивали Домну, она держалась за сердце и томным голосом выговаривала мне. Обвиняя в попытке сжечь поварню, усадьбу, всю вотчину… И её, бедную, в пламени диавольском.
— Ты, Ваня, прости дуру старую, но эту твою машину пламенную… я в руки не возьму. И другие… не знаю — может из молодых кто… Не, Ваня, мы уж по старине, со свечкой.
Хреново. Но — не ново. В начале тридцатых в ходе индустриализации была постоянная проблема: пришедшие на завод крестьяне либо прилагали, к рычагам и рукояткам станков, слишком мало усилий — и ничего не происходило. Либо слишком много — и рукоятки ломались. Сходную картинку я наблюдал и в 21 веке при сборке-разборке промышленных серверов: вроде бы дожал банк памяти. Но не запирается. А нажмёшь сильнее… материнка хрупнула.
Понятно, что всё это решаемо. Но — рискуемо.
Опыт с печной задвижкой показал: все всё поняли. Но не всем это помогло. Если Домна, чисто по ошибке, от непривычности, отвлекаясь на что-нибудь… упустит светильник…
«Пищи для сердца» будет вдоволь. Аж не проглотить. Даже без «отеческих гробов».
Мало сделать вундервафлю. Надо научить туземцев ею пользоваться. Хорошо бы — безопасно для себя и окружающих.
«Скипидарки» мои получили со временем и доброе стекло, и качественные отражатели. Часть из них были оснащены системами принудительной подачи масла, усиления тяги. Использовали «друммондов свет, соперничающий со светом вольтовой дуги и почти равный солнечному свету». Делали особенные — сдвоенные установки для сигнальщиков для передачи в ночное время. Более простые и маленькие светильники наполнили моё жилище, распространились по заведениям казённым, по домам ближников моих, просто людей богатых. Всеволжск — первый город в мире, где было заведено постоянное уличное освещение. Многие гости такому нововведению весьма удивлялись и за расточительство меня ругали. Я же невнятно намекал на несметность казны моей. А всего-то делов — скипидару у меня много.
Домна несколько успокоилась, мы сидели у неё в закутке и болтали о всяких кухонных разностях. Я пытался как-то загладить свою вину: сунулся к серьёзной женщине с какой-то фигнёй огнеопасной.
Кстати, если кто подзабыл — это я поташ делаю. О чём Домне и рассказываю. Так просто, к слову пришлось. Я так понимаю, что понятие «разрыхлитель теста» всем известно? Ну, тогда про дунганскую лапшу и вообще, вытяжное тесто — рассказывать не буду.
В этой связи, чисто для разговору, упоминаем уксус. И тут Домна, среди прочих своих трудностей и повседневных проблем на ниве общественного питания, вспоминает о том, что у неё:
— Уксуса этого собралось… Ну девать некуда!
— Что, вот так прям — и некуда девать?
— Да что я тебе, врать что ль буду?! Бочка полная, под крышку плещется!
— Э-э… А давай я тебе помогу! Завтра пришлю человечка — он всё вычерпает. При условии, что быстренько ещё бочку сделаешь. Такого… едучего.
— Да на что тебе столько?! Мариновать всякое — время давно прошло…
— Есть у меня идейка. У тебя сало от баранов осталось?
Слышал я про одного гея… Не! Не то, что вы подумали! Он же был гей только на половину! На первую. Звали его Гей-Люсак. Какой он был «гей» — не знаю. Но «люсак» у него работал. От чего и имеем метод его имени.
Сначала берём баранье сало — в нём того, что нам нужно — больше всего, процентов 30 %. Доливаем седьмую часть по весу воды. Разогреваем до кипения. Вонища…! Затыкаем нос и греем. Добавляем процеженного известкового молока. По чуть-чуть. Чтобы всё время кипело. «Всё время» — 6–8 часов. Жарища… Потеем.
Капелек жира в чане уже не видно. А посветить? — И правда. Тогда ждём отстоя пива. Виноват — мыла. Эта гадость, которая по поверхности плавает, так и называется — известковое мыло. Накипь эту снимаем, остаток — глицерин… оставляем.
Известковое мыло измельчаем и промываем.
Дальше должна быть серная кислота. Которой у меня… полкило. В виде каких-то сульфидов чего-то. Местные называют её сернистая… чего-то там. И применяют для выделки кож. Мы с Ноготком как-то её для выделки душ применяли. Душа была… самой Великой Княгини! Тот эксперимент — удался. Душа — выделалась, сама княгиня — выделываться перестала.